– Ты мне хоть покажи его.
– Сид! – приоткрыв двери, позвал он мальчишку.
– Сколько тебе?
– Двенадцать скоро, – буркнул тот, нисколько не смущаясь тем, что перед ним капитан. И еще человек, от которого, в каком-то смысле, зависит его дальнейшая судьба.
Он и выглядел лет на одиннадцать-двенадцать, если я что-нибудь в этом понимаю. Выгоревшие почти до белизны вихры на голове, голубые глаза, особенно ярко смотревшиеся на загорелом дочерна лице, по-щенячьи долговязый и нескладный. Одет в короткие, едва достигающие колен штаны, свисающие снизу бахромой, латаную-перелатаную, давно потерявшую цвет рубашку и башмаки, на удивление прилично выглядевшие, с надраенными серебряными пряжками.
На них-то Сид и поглядывал то и дело: мол, и у меня все, как у приличных людей. А то, что в каждый башмак влезут обе его ноги – сущие мелочи, я даже усмехнулся.
Вообще-то я ожидал увидеть в его глазах такой же восторг, как у Эдвара: как же, он на борту летучего корабля, который вскоре поднимет его в небеса. Как бы не так: взгляд его равнодушно скользил по моей пустынной каюте, в которой почти не было вещей, разве что на пару мгновений задержался на сабле на стене.
Когда молчание затянулось, Амбруаз легонько подтолкнул его в плечо. Не знаю, о чем они договаривались и что Сид должен был сказать, но я услышал:
– А кормят у вас тут хорошо?
– На камбузе голодным не останешься, – заверил его я.
– Тогда я согласен, – затем, мгновенье подумав, добавил: – Если жалование меня устроит.
Хмыкнул присутствующий при разговоре Брендос, не смог удержаться от улыбки я, а Амбруаз наградил его легким подзатыльником.
– А сколько тебе нужно?
Тот, нисколько не задумываясь, выпалил:
– Два серебряных геллера.
После чего крепко зажмурился, вероятно, от собственной наглости. За моей спиной послышалось хрюканье Брендоса от сдерживаемого смеха.
– Многовато, конечно, но попробуем наскрести. Может, на один согласишься?
– Нет, капитан, на меньшее я не согласен, – затряс головой тот. – Это мое последнее слово.
За спиной раздался стук навигаторского лба о столешницу.
– Ну так что, берете? – видно было, как Сид затаил дыхание.
– Как вы считаете, господин навигатор, стоит его взять?
Тот, не отрывая лба от стола, захлопал по нему ладонью, не в силах что-либо ответить.
– Господин навигатор не против, – резюмировал я. – Берем. Только вот что, Сид, на любом корабле главное – дисциплина.
– Диспци… чего? – запнулся на незнакомом слове новый матрос «Небесного странника». – Воровать, что ли, нельзя? Вы за кого меня принимаете – у своих воровать грех!
Клянусь, Сид взглянул на меня с возмущением, даже гневно. Когда мальчишка оказался за дверью, Пустынный лев попытался было сказать что-то в его оправдание.
– Возьмите, Амбруаз, – перебил я его. После чего, не считая, сыпанул ему в ладонь горстку монет. Серебряных геллеров, о которых и был разговор. – Купите своему помощнику какую-нибудь приличную одежду, все-таки на «Небесном страннике» служить. И обязательно поменяйте ему обувь, иначе недалеко и до беды: запнется и свалится, не дай бог, за борт. Целых два геллера, – вспомнив, хохотнул я. – Да еще и воровать нельзя!
Вообще-то юнге положено восемь геллеров. То-то он обрадуется, когда их получит. Хотя вряд ли: матросы быстро его просветят. И тогда у нас с ним состоится еще один разговор: почему я его обманул при найме на работу?
Обязательно на него Брендоса приглашу: смеющийся или даже просто улыбающийся Рианель Брендос зрелище редкостное. Смеющимся я так вообще его впервые увидел. Несомненно, это Ниала так на него повлияла. Чему, впрочем, я только рад.
Так вот, из старой команды «Небесного странника» только Энди не продвинулся по карьерной лестнице, оставшись тем, кем и был – простым матросом. Ну, и еще Мирра, но они, можно сказать, единое целое. Поначалу, когда девушка только попала на «Небесный странник», благодаря, кстати, ему самому, они даже жалованье одно на двоих получали. Таково было мое условие.
Характер у Энди не тот, и потому не я вижу его не только навигатором – даже боцманом.
«Небесный странник» завис в воздухе на высоте макушек пальм, растущих на краю посадочного поля, едва уловимо раскачиваясь из стороны в сторону.
Мы переглянулись с навигатором Брендосом.
– Как будто бы все идет нормально, – откликнулся он на мой молчаливый вопрос.
– Согласен. Энди, ну-ка еще два оборота!
– Поздравляю вас, Аднер, – обратился я к ученому-практику. – Корабль держится ровно, даже регулировки не потребуется.
– Рано еще, господин капитан, – и Берни сделал вид, что похвала его совсем не тронула. – Мы еще не испытали самого главного.
– Дойдет дело и до него, – пообещал я. – А пока… Господин Брендос, сигнальте.
И Рианель звякнул в корабельный колокол двойным ударом. Затем, чуть помедлив, повторил сигнал.
На палубу высыпала парусная команда во главе с Родригом Брисом, который начал звучно отдавать команды, аккомпанируя себе свистками боцманской дудки.
Вскоре обе мачты корабля покрылись парусами, сам корабль дал ход, и место за штурвалом занял новоиспеченный навигатор Гвенаэль Джори. И в этом ничего зазорного нет: Гвен как был, так и оставался нашим лучшим рулевым, а кому еще в такой ситуации встать за штурвал, если не ему?
– Хорошо идем, – некоторое время спустя заявил Брендос, не без довольства в голосе.
– Да уж, прежнему «Страннику» такое было не под силу, – согласился с ним я.
И действительно, такое ему даже и не снилось: новый «Небесный странник» развил скорость, старому никак недоступную. В чем тут было дело: в том, что мачт целых две, в том, что они слегка наклонены к корме, в непривычных, как будто зализанных обводах корпуса, но факт оставался фактом – скорость у него не шла ни в какое сравнение. Отрадно было осознавать это в качестве компенсации за то, что высоту он набирал ощутимо медленнее.
– Гвенаэль, заложи-ка полборта влево.
Заодно уж попробуем новый корабль и на маневренность. Корабль послушно пошел влево.
– Теперь вправо, и сразу клади руль на борт.
С полными парусами маневр опасный, недалеко и до беды, но так хотелось узнать все возможности моего нового корабля. Интерес не праздный: случиться может всякое, и тогда именно их знание даст возможность всем нам спастись.
«Небесный странник» начал разворачиваться, сильно накренясь, и с камбуза послышался звон упавшей посуды.
«Извини, Амбруаз. Но ты не на земле – в небе, пора бы тебе уже привыкнуть. И еще очень хочется надеяться, что без ужина мы не останемся».
До самой темноты мы кружились в небе, то набирая высоту, то снижаясь к самой земле. То, подняв все паруса, старались выжать из корабля максимальную скорость. То, наоборот, шли под тем минимумом, что давало возможность им управлять. Если сравнить корабль с человеком, мы подвергали его пыткам, стараясь узнать: нет ли за его внешней благородностью чего-то такого не очень хорошего, что он тщательно скрывает.
– Отличнейший корабль! – раз за разом изумлялся навигатор Рианель Брендос. – Получить его вот так, вслепую, все равно, что наугад вынуть из колоды козырного туза.
Интересное дело: мне ни разу не довелось застать Рианеля за игрой в карты или кости, он принципиальный противник азартных игр, но почему-то ему захотелось выбрать именно такое сравнение.
Брендос совершенно прав: корабль мне действительно достался великолепный. Что же до того, что он набирает высоту медленно, будто лениво… Как только появится возможность, установлю на нем дополнительные л’хассы, и тогда проблема полностью будет решена.
Вообще корабль такого класса должен иметь их семь, а то и все восемь. Они и были здесь, восемь камней, под них даже гнезда остались: два на корме и один в носу. Так что ничего даже переделывать не придется. Но продавец почему-то избавил корабль сразу от трех. Возможно, это сделал уже Кристофер Жануавье, л’хассы ему нужны. И уж совсем не хочется думать, что их присвоили те, кто перегонял корабль сюда, в Банглу. Но в любом случае, я был Жануавье безмерно благодарен.
Еще этот день запомнился вот чем.
В том, что мальчишку, Сида, укачивало, ничего страшного не было – дело привычки. Но есть люди, которым не суждено привыкнуть к высоте, и на летучих кораблях таким делать нечего: небо нужно любить.
«Ну что ж, – думал я. – Побудет Сид день с нами. Если ему не по душе небо, получит свои два серебряных геллера, столько даже Амбруаз в день не зарабатывает. Ну и новая одежонка останется при нем, так что окажется он в выигрыше. Кроме того, на всю оставшуюся жизнь уяснит себе: небо не для него».
Когда он в очередной раз показался на палубе, я вспомнил, как познакомил меня с небом мой первый капитан, рыжебородый Кторн Миккейн.
– Сид, – позвал я мальчишку на мостик.
– Слушаю вас, капитан.
Глазами он меня не ел, но представление о дисциплине Амбруаз втолковать ему смог: пусть и не вытянулся в струнку, но с ноги на ногу не переваливался, и не ковырялся в носу.
– Сид, дело у меня к тебе.
– Слушаю вас, капитан, – повторил он.
– Нужно залезть на мачту, вон туда, – указал я на «воронье гнездо». – Трубу мы одну найти не можем, и вот мне какая мысль пришла: может быть, впередсмотрящий ее там оставил? Будить его не хочется – человек после вахты, а все остальные заняты делом.
Сид взглянул на мачту, измерил взглядом ее высоту… И я уж было подумал, что он найдет себе какую-нибудь отговорку, мол, и у него тоже дел на камбузе полно, когда он кивнул:
– Хорошо, капитан.
Мы с навигатором Брендосом с интересом наблюдали за ним. Заметно было, что Сид идет к вантам, ведущим к верхушке мачты, на деревянных ногах. Возле самого борта он замешкался, посмотрел вверх, затем осторожно выглянул за борт. Мы ждали.
– Мальчонка с характером, – сказал Брендос, когда тот, увидев, что мы за ним наблюдаем, все же полез наверх.
Лез он с закрытыми глазами, лишь изредка их открывая. Наконец, он оказался в самом «вороньем гнезде». Заглянул в него, затем перевалился внутрь. И надолго там остался. Спустился Сид только после того, как Энди его окликнул: