«Моя работа состоит в том, чтобы помочь человеку более четко сформулировать то, что он сделал, понять свою болезнь и то, почему это может быть важно для его будущего. Даже если лечение невозможно, восстановление некоторой целостности личности вполне реально. Моя работа заключается в том, чтобы поговорить с ними и заставить их больше думать о себе самих и о своих поступках. Насилие более вероятно, когда люди не мыслят ясно».
5. Отделения со строгим надзором
Отделения со строгим надзором предназначены для пациентов, которые представляют меньший риск для самих себя и окружающих, по сравнению с теми, кто находится на Крэнфилде, но которые все же недостаточно хорошо себя чувствуют, чтобы их можно было поселить в палатах активной реабилитации. Отделения со строгим надзором за пациентами с психическими заболеваниями – это Аскот на 12 и Уоберн на 15 коек. Отделение со строгим надзором для пациентов с расстройствами личности – Эпсом на 12 коек. Для пациентов с расстройствами личности более низкого уровня риска существует одно отделение средней степени надзора – Чепстоу, также на 12 коек.
В отделениях со строгим надзором царит тревожная атмосфера. Там много криков, стресса, запертых дверей и насилия. Часто пациент агрессивен по отношению к другим больным. А нападения на персонал происходят в этих отделениях практически ежедневно.
С самого начала нам очень хотелось поговорить с персоналом и пациентами о том, каково это – оказаться в одном из таких отделений со строгим надзором. Здесь мы тоже увидели много людей, чье детство прошло в самых страшных условиях, и обращение с ними было ужасным. Многие родители чувствуют себя виноватыми по самых невинным и мелким причинам: забывают положить яблоко в школьный портфель ребенка, переживают из-за того, что их чада слишком много времени проводят с гаджетами и так далее. Мамы и папы беспокоятся, что эти маленькие ошибки, притом что в целом обращение с ребенком в семье почти идеальное, окажут пагубное влияние на будущую жизнь их ребенка. Что же тогда говорить о детях, подвергавшихся в собственных семьях ужасному физическому, психическому и сексуальному насилию?
Анил Парримор, медбрат из Чепстоу, во время съемок телесериала сделал несколько очень запоминающихся наблюдений о пациентах из своего долгого опыта работы медбратом в охраняемой больнице. «Я определенно могу им посочувствовать. Часто это не просто люди из другого слоя общества – у них совершенно иное воспитание. Если переместиться в прошлую жизнь наших пациентов, то можно узнать их в возрасте пяти или шести лет. И точно сказать, что мы увидимся позже».
До костей пробирает, что опыт Анила создал в нем такое убеждение, что судьба многих пациентов Бродмура была предрешена с раннего детства. Критически важно то, что их детство связано не только с лишениями и финансовыми трудностями, но и с жестоким, насильственным обращением.
В ОТДЕЛЕНИЯХ СО СТРОГИМ НАДЗОРОМ ЦАРИТ ТРЕВОЖНАЯ АТМОСФЕРА. ТАМ МНОГО КРИКОВ, СТРЕССА, ЗАПЕРТЫХ ДВЕРЕЙ И НАСИЛИЯ. А НАПАДЕНИЯ НА ПЕРСОНАЛ ПРОИСХОДЯТ ПРАКТИЧЕСКИ ЕЖЕДНЕВНО.
У многих мужчин, с которыми мы познакомились во время работы над книгой и съемками, детство было жуткое. Многие из них стали жертвами сексуального и физического насилия. Детские переживания, часто шокирующие и вызывающие невероятное отторжение, очень рано определяют судьбу многих пациентов. История Диллона, даже в этом мрачном контексте, невероятно потрясала. Когда мы познакомились с ним во время работы над фильмом, Диллону было 49 лет, и это был его второй срок в Бродмуре как пациента в отделении со строгим надзором. Движимый душевным заболеванием и нуждой, он был жестоким преступником и поджигателем: «Я содрогаюсь от многих вещей, которые сделал в жизни, и от плохих ошибок, и возможностей, которые упустил».
Он вспоминает свое детство как кошмар наяву: «Я родился в семье сатанистов – очень, очень жестокой. Иногда казалось, что было бы лучше убить меня, чем позволить жить такой отвратительной жизнью. Мой отец, к счастью, умер бездомным алкоголиком. Он был настоящей дробилкой для костей – ломал мои кости. Мне пришлось очень быстро усвоить, что такое боль. Отец сильно бил и насиловал мать. В своем извращенном разуме он мог воскресить демона из мертвых и в таком образе насиловать ее особенно жестоко. С того момента, как я родился, она взбесилась, сказала, что я злой, что у меня злые глаза. Она все время пыталась убить меня. Она держала меня взаперти на чердаке, мне не разрешалось разговаривать с братьями. Моя мать тоже любила сексуальное насилие, она была непреклонна в том, чтобы все, что связано со мной, все мое детство было разрушено, и сделала все возможное для этого. Я был очень худым, мне приходилось красть еду, и только огонь помог мне уйти. К пяти-шести годам я научился зажигать спичку об стену, как делала мать, когда разжигала газовую духовку. Мне разрешили пойти в детский сад, и я учуял запах еды, коробки с бутербродами, широко усмехнулся, а потом поджег кухню».
Позже Диллон рассказал нам, что в детстве его привязывали голым снаружи к столбу и заставляли есть еду с пола, как собаку, а родители и их друзья подвергали его сексуальному насилию. Он находился под опекой с 7 до 18 лет, а став взрослым, стал бездомным алкоголиком.
«Я стал поджигателем и насильником. К сожалению, я совершил похищение людей, которые никогда не причиняли мне вреда. Я был очень-очень пьян. Я угрожал полицейским, и они пригрозили выстрелить в меня, если я не положу нож. Я хотел, чтобы они убили меня. Я хотел, чтобы они убили этого дикого, неуправляемого алкоголика внутри меня. И я умолял их сделать это. И я был очень, очень близко к этому, а потом положил нож».
Это тип детства и подросткового возраста, а также последующее злоупотребление психоактивными веществами и психотическое поведение, которые могут привести к двум пребываниям в отделении со строгим надзором в Бродмуре.
Блестящий и самоотверженный режиссер телевизионного документального фильма, отмеченный наградами, Оливия Лихтенштейн разговаривала с другим запоминающимся пациентом в отделении со строгим надзором через крошечный люк в его двери.
«Я был ребенком-солдатом в Сомали, – сказал он. – Первый АК-47 я получил в возрасте девяти лет». Нам сказали, что пациент находится на пути к переезду в отделение реабилитации и чувствует себя очень хорошо после этого совершенно шокирующего начала жизни на другом конце света от Беркшира.
Я РОДИЛСЯ В СЕМЬЕ САТАНИСТОВ – ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ЖЕСТОКОЙ. ИНОГДА, НАВЕРНОЕ, БЫЛО БЫ ЛУЧШЕ УБИТЬ МЕНЯ, ЧЕМ ПОЗВОЛИТЬ ЖИТЬ ТАКОЙ ОТВРАТИТЕЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ.
Диллон и ребенок-солдат из Сомали – два крайних случая жестокого обращения с детьми, и оба они оказались в Бродмуре. Существует ли зло в этом мире? Вероятно, родители Диллона и похитители ребенка-солдата были злыми, но, возможно, в детстве они тоже подвергались насилию – мать Диллона обратила свою агрессию на собственного ребенка – и их обидчики подвергались насилию и так далее. Хотя верно, что многие дети, подвергшиеся насилию, сами не превращаются в насильников, представляется очевидным, что целый комплекс факторов, включая жестокое обращение и психические заболевания, приводит к тому, что жертвы насилия становятся преступниками в более позднем возрасте.
Мы наблюдали, как исполнительный директор Лиэнн Макги ходит по отделению и разговаривает с пациентами у дверей их палат. Получив образование медсестры, она любит возвращаться в палаты и быть в центре событий. «Это то место, где действительно хочется быть, – сказала она нам. – Лучше провести день с людьми, за заботу о которых тебе платят, чем бессмысленно сидеть за письменным столом».
В одном важном разговоре об отделениях со строгим надзором Лиэнн стремилась провести важное различие: «Есть разница между тем, чтобы быть психически больным, и тем, чтобы не быть психически больным. И если вы психически больны и сделали что-то, что, возможно, не полностью контролировали в тот момент, общество обязано дать вам перерыв, и каждый заслуживает немного надежды. Без надежды человек просто сдастся».
Учитывая дела некоторых из известных пациентов, которых мы описали, неудивительно, что в отделениях интенсивной терапии и строгого надзора работа невероятно сложна.
В Бродмуре работает 800 сотрудников, и многие из них служат там уже много лет, несмотря на ежедневный риск нападения. Хоть это и больница, но такая, где персонал нуждается в специальной подготовке. Все работающие здесь должны знать, как проводить сдерживание, принудительно вводить пациентам лекарства и справляться с полномасштабными беспорядками.
Сотрудники тщательно обучаются предотвращению насилия и агрессии и управлению ими. Надев шлемы и взяв в руки щиты, они готовы к событиям, с которыми могут столкнуться, включая ситуации с заложниками и беспорядками, а также вооруженными пациентами. Хотя это весьма необычное обучение для сестринского персонала, тут, в стенах Бродмура, оно обязательно и стандартно.
В документальном фильме мы присутствовали на завтраке в Эпсоме, причем риск в этом отделении немного ниже, нежели в других со строгим надзором или, само собой, в Крэнфилде. Мы стали свидетелями того, как подносы с завтраком протолкнули через люки. Пациентам на Эпсоме разрешается общаться друг с другом, но только в присутствии большого количества персонала. Ни здесь, ни где бы то ни было в стенах Бродмура не было места самодовольству.
ОБЩЕСТВО ОБЯЗАНО ДАТЬ ПЕРЕРЫВ, И КАЖДЫЙ ЗАСЛУЖИВАЕТ НЕМНОГО НАДЕЖДЫ. БЕЗ НАДЕЖДЫ ЧЕЛОВЕК ПРОСТО СДАСТСЯ.
В прессе в 2014 году появилась интересная история об Эпсоме – а именно о происшествии, о котором несколько сотрудников рассказали нам по секрету. Этот инцидент был вызван беспорядками в больнице в июле 2013 года, которые чиновники NHS и полиция не стали делать достоянием общественности, но информация о которых все же просочилась.
Пациентам удалось завладеть кабинетом медсестер. Предполагалось, что они получили доступ к конфиденциальным медицинским файлам других больных. Пришлось вызвать полицию и бригаду скорой помощи, чтобы восстановить порядок. Полицейские из Темз-Вэлли заявили, что послали «отряд общественного порядка», также известный как офицеры в спецодежде, и персонал смог вернуть ситуацию под контроль.