Мир меняется, и Бродмур вместе с ним. Например, в больнице резко сократилось количество коек. Когда-то их было более 1000, а сейчас – всего 200. Мы поговорили с бывшим директором клиники доктором Амланом Басу, который очень хочет разрушить конкретный миф о Бродмуре как о месте долгосрочного пребывания для неизлечимых психопатов: «Все еще существует общественное мнение, что, попав в Бродмур, человек остается там на всю жизнь. Однако громкие личности, которые находятся там десятилетиями, скорее исключение».
СО ВРЕМЕНЕМ СТАЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО ПОДАВЛЯЮЩЕЕ БОЛЬШИНСТВО ПРЕСТУПНИКОВ (ДАЖЕ САМЫХ ЖЕСТОКИХ) НЕ ИМЕЮТ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ И НА МОМЕНТ СОВЕРШЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ВПОЛНЕ ВМЕНЯЕМЫ.
Бродмур, безусловно, окружен большим количеством мифов и недоразумений. Представление о нем как о сумасшедшем доме для преступников, который лишает человека возможности на возвращение к нормальной жизни, остается с нами и по сей день. Но, как мы увидим, Бродмур дает надежду своим пациентам – на реабилитацию и на то, что однажды они вернутся во внешний мир изменившимися людьми.
2. Персонал
Сотрудники Бродмура – чрезвычайно талантливые люди. Они борются за места в этой самой престижной и удивительной больнице для душевнобольных преступников. Для людей, работающих в области расстройств личности и параноидной шизофрении, служба в Бродмуре может быть заветной мечтой.
История сестринского дела в Бродмуре пестра и увлекательна. В больнице мало что еще может так радикально измениться с течением времени.
Клайв Боннет сейчас на пенсии, но раньше он руководил отделом профилактики и управления насилием и агрессией. Будучи по образованию медбратом, он приобрел богатейший клинический опыт за более чем 30-летнюю службу. Он сотрудник Бродмура в третьем поколении. Он вырос в соседнем районе, где до сих пор проживает бо́льшая часть персонала. Клайв живет там всю свою жизнь и с раннего детства знал многих работников.
Его дед начал работать в Бродмуре в 1918 году и прослужил там 32 года. Отец Клайва заступил в 1946-м и продержался впечатляющие 46 лет. Там работал и брат Клайва. Сам Клайв начал карьеру в 1974 году, и на момент, когда мы впервые беседовали с ним в 2011-м, он провел в Бродмуре 37 лет. Нет никаких сомнений, что это уникальный исторический феномен. Лично он выглядит действительно крутым: джинсы, бритая голова, маленькая аккуратная бородка, татуировки, ботинки «Челси», функциональные очки.
Во времена детства Клайва район был «похож на шахтерский поселок. Домашние и карьерные отношения – все было завязано на Бродмуре. Это было место, куда тебе суждено попасть». Местность – довольно живописная – напоминала очаровательную сонную английскую деревушку, но ее идиллический вид был обманчив. Клайв вспоминает фразу, которая звучала постоянным рефреном: «Отойди от стены, Боннет-младший!» Так что безопасность – это первое, о чем надо постоянно тут помнить.
Отец Клайва был старшим медбратом и фигурой довольно известной. «Ты сын Тони Боннета», – говорили люди, и приходилось храбриться и стараться не запятнать имя отца. За все время работы в Бродмуре Клайв брал больничный всего на полдня, и то когда вывихнул палец при «инциденте». Он глубоко предан как памяти своего отца, так и самому учреждению: «Я очень горжусь тем, что сделал папу счастливым. Уходя на пенсию, он прослезился. Никто в моем присутствии не стал бы ругать Бродмур».
МЕСТНОСТЬ – ДОВОЛЬНО ЖИВОПИСНАЯ – НАПОМИНАЛА ОЧАРОВАТЕЛЬНУЮ СОННУЮ АНГЛИЙСКУЮ ДЕРЕВУШКУ, НО ЕЕ ИДИЛЛИЧЕСКИЙ ВИД БЫЛ ОБМАНЧИВ. БЕЗОПАСНОСТЬ – ЭТО ПЕРВОЕ, О ЧЕМ НАДО ПОСТОЯННО ТУТ ПОМНИТЬ.
В первый день работы 18-летнего Клайва определили в подростковое отделение. Насколько он помнит, он не испытывал никакого беспокойства, только большой интерес. Никаких нервов, зато много вопросов. Была какая-то неуловимая мистика – «Интересно, что там за стеной» – и вдруг волшебство исчезло. Он чувствовал себя в безопасности, в надежных руках. В конце концов, все сотрудники были членами поистине уникальной команды.
На второй день пребывания Клайва в среднем отделении Норфолк-хауса его попросили присесть и вручили записи о пациентах. Тогда весь персонал делал так регулярно. С первого дня их учили изучать истории пациентов. Почему они там оказались? Каков был диагноз? В те дни в записях о поступлении были фотографии с места преступления, к которым сейчас нет доступа. Руководство одобряло такое желание персонала найти подход к пациентам, но сотрудникам также постоянно напоминали, насколько опасными могут быть их подопечные. «Они здесь не за то, что украли пакетик “Скитлз”!» – звучала обычная фраза.
Атмосфера первых дней Клайва в Бродмуре может порой казаться поразительно свободной по сравнению с сегодняшним днем, но он особенно подчеркивает, что всегда были промежуточные точки. Так Клайв рассказывает: «Вначале нельзя было работать в интенсивной терапии минимум шесть месяцев, потому что это была тягостная работа, и новичок сначала должен был проявить себя». «Первый день был в штатском», однако Клайв положительно относится к тому, что персонал носит форму. Он вспоминает и восхищается тем, что когда-то было штабной мантрой: «Всегда следи за синей рубашкой» – униформой. В наши дни сотрудники уже не носят униформу, и для него это настоящая потеря.
Клайв бо́льшую часть времени проводил в отделении интенсивной терапии. Ситуации с заложниками были довольно распространенными, так что все сотрудники проходили формальную подготовку на случай бунта. В этом отделении в то время были серьезные недостатки, а именно очень длинные коридоры и железные двери, поставленные из-за случаев с заложниками.
Клайв работал также и в других местах. Какое-то время он жил в Глостер-хаусе, блоке для полуусловно-досрочно освобожденных. Там больным даже выделяли небольшие огороды.
На протяжении многих лет Клайв наблюдал, как многие сотрудники приходят и уходят: «Некоторые люди просто не готовы к этому. Один тип осознает это сразу, может продержаться неделю. Человек, который не готов, но не осознает этого, прячется в туалете. Я знаю двух таких людей. А еще есть люди, которые говорят, что это их не касается».
Вот как раз такие, которые как бы ни при чем, по словам Клайва, могут стать чрезвычайно проблемной категорией, поскольку негативные чувства и страхи становятся всеобщими. В некоторых крайних случаях это привело к самоубийству персонала.
Но в то же время персонал в Бродмуре связан крепкими узами. Клайв с трепетом говорит о взаимоотношениях коллег: «Никогда не забывайте о товариществе. Лишь некоторые сотрудники – друзья, но все без исключения – товарищи!»
За десятилетия работы с ним случались глубокие психологические прозрения, но вечная истина, похоже, заключается в том, что единственное, что можно предсказать, – это непредсказуемость.
СИТУАЦИИ С ЗАЛОЖНИКАМИ БЫЛИ ДОВОЛЬНО РАСПРОСТРАНЕННЫМИ, ТАК ЧТО ВСЕ СОТРУДНИКИ ПРОХОДИЛИ ФОРМАЛЬНУЮ ПОДГОТОВКУ НА СЛУЧАЙ БУНТА.
«Никогда не знаешь, что случится. Когда запираешь и отпираешь пациентов – это самые опасные моменты. Запирание двери в конце вечера разрушает связь, установленную с больными днем». Это может быть опасно.
«После серьезного инцидента нужна чашка сладкого чая, тебя трясет от адреналина». После самых страшных происшествий, свидетелем которых был Клайв, вместо сладкого чая сотрудники отправлялись в паб. Как он выразился, даже после того, как он оказался свидетелем самых экстремальных сцен, «беспокоишься о своем авторитете, боишься показаться слабаком». Было трудно не показывать эмоций.
Клайв ни разу не обращался в службу поддержки персонала. После серьезных инцидентов он не получал ни советов, ни поддержки: «Это считалось признаком слабости. А на разборе после инцидента давали чашку чая, и на этом все». Перемены, казалось, пришли сами собой, и после нескольких случаев самоповреждения персонала о нем стали заботиться с пасторским рвением.
Однако служба в Бродмуре – это не только работа с инцидентами. Есть ряд других навыков, которые тоже нужно использовать. Никогда нельзя гарантировать, что можно контролировать кого-то, но есть возможность уменьшить риск.
По мнению Клайва, «необходимо разрушить барьеры и добиться взаимопонимания». Он гордится своей уникальной работой; гордится историческими вехами учреждения, такими как тот факт, что Ассоциация тюремных служащих была создана именно в Бродмуре.
Клайв не общается ни с кем из бывших пациентов. Это строго запрещено. Если бывший пациент оказывается в радиусе 15 километров от больницы, за ним тщательно следят. Пациентов можно разделить на типы. Клайв описал эти «разные типы»: «Некоторые пациенты не имели представления о своем состоянии. Есть несколько стационарных пациентов. И есть больные, которые годами строили планы побега».
Он также вспоминает хорошие моменты более непринужденного взаимодействия с пациентами. Раньше им разрешалось выходить и подметать улицы. Конечно, с ними обязательно был сопровождающий, но все равно такие выходы давали им ощущение свободы и полезности.
По мнению Клайва, «права человека» были большой катастрофой. Теперь, например, пациенты могут смотреть телевизор, когда захотят. А раньше основное внимание уделялось попыткам заново встроить человека в общество. И о существующей в те годы системе оплаты и вознаграждения можно многое сказать.
Клайв рассказал, что Хитроу жертвовал конфискованные сигареты Бродмуру. Значит, в те дни пациенты могли курить. Они выполняли бытовую работу и получали сигарету: «Пациенты убирали все отделения, когда я начинал. Прислуги не было. Это делали пациенты! В девять вечера обычно выключали телевизор и радио. Пациенты могли работать на огороде. Разве это нормально – позволять больным лежать в постели весь день, как сейчас? Вы можете лежать в постели до одиннадцати утра в реальном мире?»
«ПОСЛЕ СЕРЬЕЗНОГО ИНЦИДЕНТА НУЖНА ЧАШКА СЛАДКОГО ЧАЯ, ТЕБЯ ТРЯСЕТ ОТ АДРЕНАЛИНА». НО ПОСЛЕ САМЫХ СТРАШНЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ ВМЕСТО СЛАДКОГО ЧАЯ СОТРУДНИКИ ОТПРАВЛЯЛИСЬ В ПАБ.