— Звучит так, словно мне придется провести весь остаток жизни в твоей постели, отрабатывая долг, — ответила Дорис.
Она готова была взлететь не только от облегчения, обещанного скорым спасением, но и от незнакомого чувства невесомости и легкости, оттого, что впервые в жизни поделилась с кем-то глубоко запрятанными страхами.
Чувство легкости и эйфории так переполнили ее, что Дорис была готова бегом взбежать по склону горы.
— О, Невил, — сердце забилось сильнее, когда она протянула руку и коснулась его лица.
— Не надо, — предупредил он. — Вертолет прибудет сюда в любую минуту, а мне меньше всего хочется вписать свое имя в историю в качестве человека, который перевозбудился, оказавшись в ловушке в горах. Мы все знаем, что в опасности есть элемент эротики, но не до такой же степени!
Дорис попыталась ответить, но вертолет уже кружил над ними, грохот мотора заглушил бы любые слова.
С прибытием вертолета и команды спасателей все завертелось с такой быстротой, что в памяти Дорис не сохранилось никаких деталей. Смешанное чувство страха и облегчения, которое пережила она, пока оказалась в безопасности в вертолете, накладывалось на беспокойство за Невила, ждавшего внизу. Она никогда не забудет этого, как и короткого разговора, не предназначенного, как подозревала девушка, для ее ушей, — разговора между командиром спасателей и Невилом, когда они, наконец, все забрались в вертолет и направились к базе.
— Мы проследили ваше продвижение, — услышала она голос спасателя. — На всякий случай. С побережья движется большая туча, причем довольно быстро, и если бы мы замешкались с вашими поисками, вам, вероятно, пришлось бы там заночевать. Вам здорово повезло, что не забрались выше. Буря убивает гораздо больше альпинистов, чем обвалы. И какого черта вас понесло туда, к девушке? Ведь вы тоже состоите в поисково-спасательной команде, не вам рассказывать, как коварны глинистые склоны. Мог поехать весь склон. Такое раньше случалось. Пару лет назад целый отряд опытных альпинистов, пять человек, пропал в похожей ситуации. Девушка, по крайней мере, находилась в безопасности, хотя я ни за что не захотел бы задерживаться на той площадке, но вы… А если бы глина начала обваливаться?
— Это был рассчитанный риск, — тихо ответил Смайлз, так тихо, что Дорис пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать его слова.
— Ерунда, — перебил его спасатель. — Только две вещи могут заставить человека пуститься на подобный риск. Первая: если он простой и обычный мужчина, любитель острых ощущений, а для нас головная боль. Человек, который любит прикидываться героем. Но второй тип людей… Они никогда не совершали подобных глупостей, они знают, какой это риск, но идут на него из-за любви.
Мужчина замолчал, бросив задумчивый взгляд на Невила, а Дорис почувствовала, как горячие, но целительные слезы катятся у нее из глаз.
Невил любил ее, и она не нуждалась в том, чтобы кто-то ей об этом сообщил. Неважно, что случится с ними в будущем; неважно, что Невил просто по щедрости своей натуры простит ее сомнения, — какая-то часть ее существа никогда не позволит простить ей себя; какая-то часть ее будет сожалеть всегда о том, что ей не хватило храбрости поверить ему.
Дорис неохотно открыла глаза. Сердце испуганно колотилось, пока она не осознала, наконец, что находится не в горах, а в кровати на ферме.
Несмотря на все ее протесты, на заверения, что чувствует себя прекрасно, в больнице настояли на тщательном обследовании. Слава Богу, никаких внутренних повреждений обнаружено не было, и ее отпустили, предоставив заботам Невила и предписав строго полный отдых.
В молочном напитке, которым напоил ее Смайлз, было нечто более эффективное, чем простое какао, хмуро подумала Дорис, ощущая свое непослушное тело.
Невил…
Дверь спальни отворилась, и он вошел, словно она в самом деле произнесла его имя. Настороженность исчезла с его лица, когда он увидел, что Дорис проснулась.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, приближаясь к постели.
— Так, словно сражалась с медведем не на жизнь, а на смерть, — шутливо ответила девушка.
— Попробуй заменить медведя десятью тоннами глины, — мрачно предложил Невил.
Он настоял на своем присутствии в палате, когда с Дорис сняли защитную одежду.
— Это всего лишь царапины, — заверила медсестра, увидев его лицо. — Они выглядят опасными, но на самом деле скоро заживут.
Царапины или нет, но было в этом теле, покрытом синяками и кровоподтеками, нечто, вызывающее неодолимое желание бережно обнять Дорис, забрать себе ее боль точно так же, как взял он на себя всю вину за случившееся.
«Доверься мне… Обещай мне», — просил он ее, но теперь, покидая палату, он знал, что ее безопасность была скорее в руках судьбы и природы, чем в его собственных. Кто знал, насколько прочным окажется тот глинистый выступ? И все же у него не было выбора — он должен был оставить ее там и броситься за помощью.
— Который час? — буднично спросила Дорис.
— Почти половина седьмого.
— Половина седьмого? — Дорис села в постели и поморщилась, как только синяки напомнили о себе. — Значит, я спала почти сутки.
— Вообще-то восемнадцать часов, — уточнил Невил, не добавляя, что все это время не сомкнул глаз, опасаясь, что Дорис вдруг понадобится его помощь.
— Ну, все-таки на девять часов больше обычного, — ответила девушка. — Я встаю. Я хочу есть, — капризно добавила она, увидев, что Невил собирается протестовать. — Ведь я не обедала ни вчера, ни позавчера.
Они молча посмотрели друг на друга. Взгляд, которым они обменялись, говорил больше, чем слова.
— Я не хочу оставаться здесь одна, Невил, — сказала Дорис. — Я хочу быть с тобой. Мы чуть не потеряли друг друга. И не только из-за моего падения.
— Не надо, — попросил Смайлз, накрывая ее руку своей ладонью, слегка дрожавшей, как заметила Дорис. — Я никогда не прощу себе случившегося.
— Ты должен, — сказала девушка. — В этом есть и моя вина. Она гораздо больше. Если бы только я доверилась тебе! Я никогда не буду в тебе сомневаться, Невил. Никогда, обещаю.
Она немного наклонилась к нему, взгляд упал с глаз на губы.
— О Боже! Дорис…
Невил поцеловал ее с такой осторожной нерешительностью, будто она была из хрупкого китайского фарфора.
Лишь только он отпустил ее, девушка жадно посмотрела на его губы. Как убедить мужчину, что, несмотря на синяки и царапины, ты так страстно его желаешь, что с готовностью добавишь к ним новые ради удовольствия оказаться в его объятиях, испытать любовь той силы и страсти, какую он обещал?
Не очень-то легко, подумала Дорис, когда Невил отошел от кровати.
— Я оставлю тебя одеться. Мне надо сделать пару телефонных звонков.
Затворив дверь спальни, Невил тихо отругал себя. Ничего удивительного, что Дорис смотрела на него с болью и замешательством одновременно. Но если бы он помедлил возле нее хотя бы мгновение, никакие синяки, никакие царапины — ничто не удержало бы его. Он оказался бы в ее постели, чтобы безоглядно любить ее. Ведь теперь исчезли все проблемы и барьеры между ними. Не было ли это причиной одной из обычных Жалоб женщин на мужчин: мужчины часто настаивают на выражении эмоций через секс? Но подобная потребность коренится глубоко в мужской натуре и инстинктах.
Он видел синяки на теле Дорис. Если бы он дотронулся до нее, обнял, поцеловал, то уже не смог бы оставаться таким же нежным и осторожным, каким ей хотелось его видеть. Даже тот короткий поцелуй заставил его вести внутреннюю борьбу: ему так хотелось прижаться с силой к ее губам, к ее телу.
Невил никогда не мог себе представить, что окажется жертвой таких низменных желаний и инстинктов. Ему не доводилось переживать ничего подобного. Но ведь он и не любил прежде.
Дорис нахмурилась, войдя в тихую пустую кухню. Ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы принять душ и одеться, чем она предполагала. Когда она вымыла и высушила волосы, руки так сильно заболели, что вместо обычного платья она надела просторную мягкую рубашку, доходившую до колен. Через нее едва заметно просвечивали крошечные трусики. Сквозь ткань можно было различить и темные круги на белой коже груди и едва заметные выпуклости сосков. Они с Невилом уже достигли определенной стадии в своих отношениях, той степени интимности, при которой, даже еще не будучи любовниками, он не принял бы подобный наряд за провокационный жест. Падение в горах повлияло на нее физически гораздо сильнее, чем Дорис хотелось признать.
Но где же Невил? Девушка открыла дверь и вышла в коридор. Дверь в кабинет была не заперта, там горел свет. Прокричав его имя, Дорис толкнула дверь и, войдя внутрь, остановилась на пороге, как вкопанная. Невил сидел в кресле и крепко спал.
Волна любви и нежности прокатилась по ней. Она порывисто приблизилась и, опустившись рядом с креслом, еще раз, теперь очень тихо, произнесла его имя. Невил что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Отблески огня играли на его лице, подчеркивая мужественные черты. Дорис протянула руку и прикоснулась к нему, словно нежно очерчивая кончиком пальца овал его лица. Ее наполнили любовь и желание вместе с глубокой благодарностью Невилу и судьбе.
Менее терпеливый, менее понимающий мужчина не был бы с нею таким осторожным, внимательным, таким заботливым. Невил обладал огромной силой, мало кто мог с ним в этом сравниться. Она могла полностью на него положиться, довериться ему без лишних колебаний. Горячие слезы навернулись на глаза. Девушка медленно наклонилась и нежно поцеловала его в губы.
Несколько пуговиц на его рубашке были расстегнуты, и рука ее скользнула в распахнутый ворот, наслаждаясь теплом его кожи, размеренными движениями грудной клетки. Так хорошо было здесь, рядом с ним. С ним ей было хорошо.
Дорис с любовью провела по его мощной шее кончиками пальцев, потом пробежала по их следу губами. Ласка, ставшая сначала данью Невилу как необыкновенному человеку, превратилась в нечто более насыщенное и чувственное, как только в ее теле зародилось желание, как только в нем возникла реакция на знакомый волнующий запах.