Встав, уперев руки в боки, она рассматривает открывающийся отсюда вид: впереди выгоревшая на солнце зелень парка на берегу Темзы, а за парком — темная лента самой реки. Обернувшись, она видит сеть узких улиц между ее домом и Кингс-роуд; биргартен, заполненный любителями пива, лоскутное одеяло палисадников и припаркованные машины.
— Что ты видишь? — слышит она голос Дайдо.
— Я вижу все, — отвечает она, — абсолютно все.
25
Марко, прищурившись, смотрит на мать.
— Почему мы не можем поехать с тобой? — говорит он. — Я не понимаю.
Люси вздыхает, глядя в ручное зеркальце, обводит темным карандашом глаза и говорит:
— Просто потому, понятно? Он оказал мне огромную услугу, и пригласил меня одну, и поэтому я и поеду туда одна.
— Но что, если он сделает тебе больно?
Люси внутренне вздрагивает.
— Он не сделает мне больно, ясно? У нас был очень сложный брак, но мы больше не муж и жена. Жизнь не стоит на месте. Люди меняются.
Она не осмеливается посмотреть сыну в глаза, зная, что лжет ему. Он увидит страх в ее глазах. Он поймет, что она собирается сделать. И он понятия не имеет, почему она собирается это сделать, потому что ничего не знал о ее детстве, о том, от чего она убежала двадцать четыре года назад.
— Тебе нужен пароль, — авторитетно заявляет Марко. — Я позвоню тебе, и, если ты будешь напугана, просто скажи: как там Фитц? Договорились?
Люси кивает и улыбается.
— Договорились, — отвечает она. Затем притягивает сына к себе и чмокает его за ухом. На этот раз он даже не вырывается.
Несколько минут спустя Стелла и Марко стоят на кухне и смотрят, как она уходит.
— Ты сегодня такая красивая, мама, — говорит Стелла.
У Люси все холодеет внутри.
— Спасибо, детка, — говорит она. — Я вернусь около четырех. У меня будут паспорта, и мы сможем спланировать нашу поездку в Лондон. — Она широко улыбается. Стелла обнимает ее ногу. Через пару мгновений Люси высвобождается и, не оборачиваясь, выходит из дома.
Дерьмо Фитца валяется на прежнем месте. Правда, сейчас его облепило вдвое больше мух. Это странным образом успокаивает Люси. Майкл открывает дверь. Он в мешковатых шортах и ярко-белой футболке. На макушке солнечные очки. Он берет у нее сумку с продуктами, помидорами, хлебом и анчоусами, которые она купила по дороге, и суетливо целует ее в обе щеки. От него пахнет пивом.
— Ух ты, ты сегодня просто красавица! — говорит он. — Заходи, заходи.
Она идет следом за ним в кухню. На столе два стейка в бумажной обертке, в серебряном ведерке со льдом охлаждается бутылка вина. Майкл слушает песню в исполнении Эда Ширана, чей голос звучит из колонок стереосистемы, и, похоже, пребывает в отличном настроении.
— Не хочешь что-нибудь выпить? — предлагает он. — Чего бы ты хотела? Джин с тоником? «Кровавую Мэри»? Вино? Пиво?
— Пожалуй, пиво, — отвечает она. — Спасибо.
Он передает ей бутылку пива «Перони», и она делает глоток. Ей следовало плотно позавтракать, понимает она, чувствуя, как слегка пьянеет от первого же глотка.
— Твое здоровье! — говорит он, чокаясь с ней бутылками.
— Твое здоровье! — повторяет она. На столе стоит тарелка с его любимыми рифлеными чипсами, и она берет большую горсть. Ей нужно быть достаточно трезвой, чтобы контролировать ситуацию, но достаточно пьяной, чтобы вытерпеть то, ради чего она сюда пришла.
— Итак, — говорит Люси, найдя в ящиках стола разделочную доску, нож и вынимая из хозяйственной сумки помидоры. — Как продвигается твоя книга?
— Боже, лучше не спрашивай, — отвечает Майкл, закатывая глаза. — Скажем так: это была не слишком продуктивная неделя.
— Думаю, так бывает. Надо подготовиться психологически.
— Хм, — говорит он, передавая ей блюдо. — С одной стороны, да. С другой стороны, все лучшие писатели просто привыкают к этому. Это все равно что не пойти на пробежку, потому что идет дождь. Просто отговорка. И я должен прикладывать больше усилий. — Он улыбается ей и на мгновение кажется почти скромным, почти настоящим, и в это мгновение Люси думает, что, возможно, сегодня все будет не так, как она предполагает, что они просто пообедают и поговорят, а потом он даст ей паспорта и отпустит, ограничившись лишь объятием у порога.
— Что ж, справедливо, — говорит она, чувствуя, как острый нож в руках Майкла вонзается в мягкие помидоры, словно в теплое масло. — Полагаю, это просто работа, как и любая другая. Нужно просто взяться за нее и сделать.
— Именно, — подтверждает Майкл, — именно.
Он допивает оставшееся пиво и бросает пустую бутылку в мусорное ведро. Затее достает из холодильника еще одну и протягивает ее Люси. Она качает головой и показывает ему свою бутылку, все еще почти полную.
— Допивай, — говорит он. — У меня для тебя в холодильнике есть бутылка твоего любимого превосходного «Сансера».
— Извини, — говорит она, поднося бутылку к губам. — Я довольно долго не брала в рот спиртного.
— Неужели?
— Не специально, — отвечает она. — Просто не было денег.
— Хорошо, давайте назовем это операцией «Люси начинает снова», хорошо? Давай пей.
А вот и они, эти самые нотки, пока еще вроде бы дружеские, но в которых уже слышна легкая агрессия. Не беззаботное предложение, а команда. Она улыбается и выпивает половину бутылки.
Он пристально смотрит на нее.
— Хорошая девочка, — говорит он, — славная девочка. Давай, до конца.
Она хмуро улыбается и допивает остальное, почти давясь от того, что пиво попадает в желудок слишком быстро.
— Хорошая девочка. Молодчина, — говорит он, улыбаясь ей акульей улыбкой.
Затем берет у нее пустую бутылку и поворачивается, чтобы достать из шкафа два бокала.
— Идем? — говорит он, указывая на дверь в сад.
— Сначала нужно закончить с ними. — Она указывает на помидоры, которые еще не все нарезаны.
— Закончишь потом, — возражает он. — Давай сначала выпьем.
Она идет за ним во внутренний дворик, держа в руках тарелку с чипсами и сумочку.
Он наливает два больших бокала вина и подталкивает один из них через весь стол к ней. Они чокаются, после чего он взглядом как будто приковывает ее к месту.
— Итак, Люси Лу, расскажи мне, расскажи мне все. Чем ты занималась последние десять лет?
— Ха! — пронзительно усмехается она. — С чего ты хочешь, чтобы я начала?
— Например, с того человека, который подарил тебе дочь.
В животе у Люси становится нехорошо. С первого момента, когда Майкл увидел Стеллу, ей стало ясно: его задело, что она занималась сексом с другим мужчиной.
— Вообще-то, — начинает она, — рассказывать особо нечего. Это была катастрофа. Зато теперь у меня есть Стелла. Ну ты сам знаешь.
Он наклоняется к ней и как будто прожигает насквозь своими карими глазами. Он улыбается, но улыбка эта холодная, ненатуральная.
— Нет, — говорит он. — Я ничего не знаю. Кто он? Где ты познакомилась с ним?
Она думает о паспортах, лежащих где-то в этом доме. Она не может позволить себе разозлить его. Не может сказать ему, что отец Стеллы был любовью всей ее жизни, самым красивым мужчиной, какого она когда-либо встречала, что он был превосходным пианистом, чья музыка доводила ее до слез, что он разбил ей сердце, но она до сих пор носит его осколки в карманах, даже сейчас, спустя три года после того, как видела его в последний раз.
— Он был настоящим козлом, — лжет она. Затем на мгновение умолкает и делает большой глоток вина. — Просто симпатичный чувак, безмозглый преступник. Мне было его жалко. Он был не достоин меня и, конечно, не достоин Стеллы. — Она произносит эти слова с уверенностью, потому что, хотя она и смотрит Майклу прямо в глаза, он не знает, что она имеет в виду его самого.
Эта характеристика, похоже, удовлетворила Майкла. Его улыбка смягчается, и он снова становится прежним.
— Где же он сейчас, этот идиот?
— Он сделал ноги. Вернулся в Алжир. Разбил сердце своей матери. Его мать обвиняет во всем меня. — Люси пожимает плечами. — Но на самом деле было бы странно, поступи он иначе. Он только и делал, что разочаровывал всех. Он просто был из таких парней.
Майкл снова наклоняется к ней.
— Ты любила его?
Люси насмешливо фыркает.
— Боже, — говорит она, все еще думая о Майкле. — Нет.
Он кивает, как будто выражая ей одобрение.
— У тебя после него был кто-нибудь еще? За все эти годы?
Она качает головой. Это еще одна ложь, но ее легче произнести.
— Нет, — говорит она. — Никого. Никого. Я едва свожу концы с концами с двумя маленькими детьми. Знаешь, даже если бы я встретила кого-то, из этого ничего бы не вышло. Логистически.
Она пожимает плечами.
— Да. Я понимаю. Знаешь, Люси, — он серьезно смотрит на нее, — если бы ты попросила меня о помощи, я бы тебе помог. Все, что тебе нужно было сделать, это попросить.
Она печально качает головой.
— Да. Я знаю.
— Ты слишком гордая, — говорит он.
Это так далеко от правды, что почти смешно, но она кивает в знак согласия.
— Ты так хорошо меня знаешь, — говорит она, и он улыбается.
— Во многих отношениях мы были худшей, худшей на свете парой. Я хочу сказать, господи, помнишь те моменты, которые у нас были? Боже, мы вели себя как сумасшедшие! Но в других отношениях мы были офигенно крутыми, верно?
Люси заставляет себя улыбнуться и кивнуть в знак согласия, но не может заставить себя сказать «да».
— Наверно, мы плохо старались, — говорит он, уже наполнив свой бокал и подливая вина в бокал Люси, хотя она едва успела сделать из него пару глотков.
— Иногда в жизни все происходит само собой, — говорит она, просто чтобы что-то сказать.
— Это правда, Люси, — соглашается Майкл, как будто она только что изрекла нечто глубокомысленное, и, сделав большой глоток вина, спрашивает: — Расскажи мне все о моем мальчике. Он умный? Спортивный?
Он добрый? — мысленно задает она вопрос.