Холод и темнота, переполнявшие его последнюю неделю, концентрировались. Угнетенность, сплин, раздражение не покидали Куницына. Глеб своим предательством вонзил в его сердце нож. Но погибнув, заставил клинок войти еще глубже. Вячеслав Матвеевич тосковал. И, как ни странно, пленительная Виола теперь только усугубляла его тоску. Куницын с ужасом ловил себя на мысли, что Виола десятилетней давности и сегодняшняя светская красавица разительно отличаются друг от друга. Эпизодически общаясь с Виолой на правах друга семьи, Куницын вносил новые черточки в портрет любимой. Десять лет, как Рафаэль Санти, он создавал прекрасное творение, рисовал образ изумительной и неповторимой женщины, богини его сердца. Теперь, получив в зубы драгоценный оригинал, Вячеслав Матвеевич с разочарованием убеждался, что плод его воображения гораздо привлекательней живой Виолы. Это означало десять лет бесполезных страданий, десять лет жизни, истраченных на тоску по несуществующему идеалу…
– Вы грустите? – раздался тихий голос откуда-то справа, и Вячеслав Матвеевич вздрогнул от неожиданности. Он стоял около своего автомобиля и смотрел в темноту. И из этой темноты материализовалось сияющее видение в вечернем платье и легкой норковой шубе.
– Я замерзла, – поделилось видение, зябко кутаясь в мех. – Вы не пустите меня в свой автомобиль погреться?
До Куницына донесся запах духов, моментально пробудивший в нем какие-то неясные, но очень приятные воспоминания. Он открыл дверцу машины. Женщина скользнула внутрь, в разрезе платья мелькнуло длинное, безукоризненное бедро. Вячеслав Матвеевич обогнул автомобиль, сел за руль и включил обогрев.
Незнакомка молчала, наполняя салон автомобиля чудесным ароматом, и Вячеслав Матвеевич сосредоточенно пытался вспомнить этот запах и понять, отчего он так ему приятен. Куницын даже закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Черная тьма под веками озарилась мягким, приглушенным светом лампы. Вячеслав Матвеевич увидел неубранную постель в фешенебельном номере пятизвездочного токийского отеля, смятые шелковые простыни, хрустальный фужер с недопитым вином и Алену, клубочком свернувшуюся среди подушек и одеял. Да, конечно Алена. Он сам подарил ей эти изысканные духи, заглянув в дорогой гостиничный бутик перед первой ночью вдвоем. Ночью, которая неожиданно оказалась восхитительной.
Вячеслав Матвеевич улыбнулся и открыл глаза. Молодая женщина рядом с ним была, несомненно, в сто раз красивее Алены, но пахла точно так же. Куницын ощутил прилив энергии и желания. Тогда, полтора года назад, в токийском отеле неопытная девчонка подарила ему две недели молодости и счастья. Вот о ком надо было думать, а не истязать себя мыслями о недосягаемой Виоле. Но теперь Алена, несчастная, глупая, бесконечно милая, навсегда, так же как и Глеб, вычеркнута из его жизни. Сейчас незнакомка покинет его авто, и впереди – пустая квартира, одинокая ночь. Но ведь он сам хотел уединения. А если… А если пригласить в одинокую ночь эту прекрасную даму, которая кутается в меха и, как кошка, блестит в темноте глазами? Вот так сразу, не раздумывая взять и пригласить. Она прелестная. И немного космическая – возникла перед Куницыным прямо из темноты звездного неба. Но вдруг юная прелестница окажется заурядной проституткой, высматривающей очередного клиента? Какое горькое разочарование! Но тогда задача намного упростится – она охотно поедет к нему и всю ночь будет в его власти. Нет, этот пушистый котенок не похож на платную девицу. А если его предложение ее оскорбит и она выскочит из автомобиля, хлопнув дверцей? Тогда он поедет в свою унылую холостяцкую келью и всю ночь будет терзаться бесполезными думами. Пригласить?
– Так не хочется домой, – нерешительно взглянула на Куницына космическая дева. – Там пусто, грустно, одиноко. Давайте проведем ночь вместе.
Вячеслав Матвеевич оценивающе смотрел на девушку. И голос у нее такой же мягкий, как у Алены. Бедная Алена!
Таинственная незнакомка магнитом притягивала к себе Куницына, окутывала его тончайшей пеленой приятных ассоциаций и воспоминаний. И он молчал, в страхе, что сейчас женщина заговорит о деньгах и очарование исчезнет, улетучится.
– Давайте, – наконец вымолвил Вячеслав Матвеевич и затаился в ожидании.
– Так что мы придумаем? – уже с нетерпением спросила девушка. – О, я не представилась. Дирли-Ду. Звучит немного странно, но именно Дирли-Ду.
– А я пресно прозаичен. Всего лишь Вячеслав Матвеевич.
– Как красиво! – воскликнула Дирли-Ду. – Вячеслав Матвеевич. Вячеслав Матвеевич. Вячеслав Матвеевич, если в какой-то момент нашей увеселительной аферы вас настигнет скука и утомление, скажите прямо. Человек имеет право на одиночество. Я сразу исчезну.
– Я не хочу, чтобы вы исчезали, – неожиданно вырвалось у Куницына. – Я и сам с тоской думал о предстоящей ночи. Мне надо развеяться, Дирли-Ду.
«Она не имеет ничего общего с наемными жрицами любви. Это однозначно», – с тихой радостью подумал Вячеслав Матвеевич.
– А что, если в ресторан, Вячеслав Матвеевич? Я знаю восхитительный ночной ресторанчик, правда, там немного дорого, но я, к счастью, богата.
Вячеслав Матвеевич усмехнулся. Она приглашает его в ресторан и боится его разорить! Она богата! Что значит быть богатой в ее представлении? Носить в сумочке пару тысяч долларов на мелкие расходы? Куницын улыбнулся. Хотелось отбросить старомодную щепетильность и кровожадно наброситься на малышку. Она уже согрелась, перестала заворачиваться в шубу и вытянула из разреза бесконечно прекрасную ногу. А вверху отчаянно декольтированного платья предлагались взору ослепительные плечи и грудь. «Похотливый старикашка», – обозвал себя Куницын и с ужасом подумал, что десять лет эпизодических любовных контактов превратили его в озабоченного сексуального монстра.
– Или пропустим прелюдию, Вячеслав Матвеевич, и сразу перейдем к «presto agitato»[2]?
Мне что-то подсказывает, что наши желания абсолютно идентичны, но присущая и мне, и вам интеллигентность не позволяет говорить открыто, – с волнением и смущенной улыбкой произнесла Дирли-Ду.
– Да, – коротко согласился Вячеслав Матвеевич. – Где?
Дирли-Ду закрыла глаза, собралась и испуганно выпалила:
– На вашем рабочем столе!
Вячеслав Матвеевич опешил. Дирли-Ду замахала руками:
– Шутка, шутка! Но правда, хочется именно там. Я почему-то думаю, что у вас огромный, роскошный кабинет, с комнатой отдыха и душем. И письменный стол, похожий на аэродром. Он у вас устойчивый?
– Весьма. Но очень твердый, – предупредил Куницын.
– Это мелочи! – воскликнула Дирли-Ду. – Хотите, я поведу машину? Правда, у меня нет прав и я все время давлю мимо педали!
– Тогда я лучше самостоятельно. Правда, я немного выпил.
– Ну и парочка мы с вами, Вячеслав Матвеевич!
Куницыну было удивительно приятно, что Дирли-Ду не переделала его фамильярно в «Славика» или «котика» и продолжает обращаться на «вы».
– О, здесь и вправду шикарно! Дубовые панели, бронзовая люстра, серебристые жалюзи! А эта дверь куда? О, ванная комната! Я же говорила! А какой невыносимый стол!
– Действительно невыносимый. Резной дуб. Чтобы его оторвать от пола, понадобится усилие сборной команды России по бодибилдингу. В городе всего три таких стола. Здесь, потом в московском представительстве «Кристелз энтерпрайзис»…
– А третий?
– В банке «Гарант», – с грустью добавил гордый обладатель резного дуба.
Дирли-Ду закружилась по кабинету, норковая шуба улетела на диван. Куницын с улыбкой наблюдал за полуголой красавицей, чьи божественные формы были обтянуты тонкой эластичной тканью вечернего платья.
– Ой, телефон! Мне надо позвонить! – вспомнила Дирли-Ду. – Сказать соседке, чтобы утром выпустила моего кота погулять. Мы ведь до утра?
– Надеюсь.
– Можно позвонить?
– Ради бога!
– Только… – Дирли-Ду замялась. – Только...
– Проблемы?
– Можно я позвоню из приемной? Мне надо соседке сказать не только про кота. Ну, там… Еще одно указание. Очень интимного плана. Можно?
– Дирли-Ду! Конечно!
Вячеслав Матвеевич улыбнулся милой женской нелогичности. Вроде бы они собирались этой ночью вдвоем добраться до крайних пределов интимности. Что же такого она могла сказать своей соседке? Вячеславу Матвеевичу почему-то было очень хорошо. Не переставая улыбаться, он отправился в душ.
В приемной, воровато оглянувшись на дверь, Дирли-Ду пробежала глазами список телефонов и набрала необходимый номер. Охранник, который вел неусыпное наблюдение на первом этаже высотного здания, сразу ответил.
– Это из офиса «Ойлэкспорт интернешнл». Мы только что прошли с Вячеславом Матвеевичем, – официальным тоном сказала Дирли-Ду.
– Так?
– Где-то через двадцать минут должен подойти референт Вячеслава Матвеевича, он принесет необходимые документы. Пропустите его.
– Фамилия?
– Фамилия? Ой, как же его фамилия? Мне Вячеслав Матвеевич говорил… Минутку, я спрошу, – Дирли-Ду зажала трубку ладонью и немного помолчала. – Алло, знаете, Вячеслав Матвеевич куда-то вышел. Но парень такой молодой, симпатичный, светловолосый, в бежевом плаще. Он сообщит, что идет к нам.
– Ладно, – согласился охранник. – Пропустим. – В кабинете ждал Куницын с полотенцем в руке.
Он расстался с пиджаком, а на лбу закрутилось мокрое колечко волос. Дирли-Ду прицелилась, разбежалась, прыгнула ему на шею и влепила президенту сокрушительный поцелуй. Не разъединяя объятий, они свалились на диван.
– Я сначала стесняюсь, – объяснила Дирли-Ду, не переставая целовать поверженного Куницына, – но если раздеться, то смущение как рукой снимает. Вы… ты умывался ледяной водой. Такой прохладный, гладкий, вкусный.
– Видишь, я побрился, – с гордостью сказал Вячеслав Матвеевич. – Пока ты терроризировала сонную подругу ценными указаниями. Позаботился о твоих нежных щечках.
– Ты быстрый и заботливый, – с восторгом прошептала Дирли-Ду.
«И немножко того. Ненормальный, – добавил про себя Куницын. – Где я? Что я? Валяюсь среди ночи в рабочем кабинете в объятиях незнакомой женщины… Тихий ужас!»