И вот я возвращаюсь домой в стальной летающей машине. Вокруг привычно роятся недолговечные людские жизни, которое я втягиваю в себя, как водоворот, не прилагая усилий. Кто-то сопротивляется, кто-то сопротивляется отчаянно. Они вопят от ужаса, не зная, что их ждет нечто худшее, чем смерть.
Только тогда я точно понял, что именно. Они поселятся вместе со мной среди огней, быть может, навсегда, ведь болото, что зажигает их, очень старое. В человеческом языке нет слов, чтобы описать, насколько. Наверное, есть цифры, ведь вереницу нулей после единицы, как я узнал, можно возвести в любую степень. Но слово для такого числа не существует.
Болото, поглотившее меня, старше времени, старше пространства, старше самой вселенной. Хотя оно расколото, оторвано от каких-то важных составляющих частей, хотя могущество его уменьшилось почти бесконечно от изначальных значений, умирать, растворяться в реке времени оно не собирается. Следовательно, запалив огонек, как я, мерцать над болотом придется так долго, что вечность покажется слишком коротким словом.
Так я усвоил первую истину: я есть. Если есть другие, чьи жизни довелось забрать мне, значит, я тоже есть. И кто-то забрал меня самого, или как я оказался в этом вечном болоте?
Не могу вспомнить, но люди не слишком отличаются друг от друга – наполнены страхом, пустыми мечтами и тягой к неважному, так что – да, верещал. Когда до меня дошла первая истина, удар был так силен, что сознание покинуло меня. Не так, как в вечных огнях, произошло нечто странное, будто я наладился в обморок, как это было принято среди нежных барышень в годы моей юности. Или среди куда менее нежных личностей после доброго удара в череп.
Поймите, тело осталось в строю, а разум будто бы вырвало из головы.
И тогда они стали вырываться наружу и вопить. Звать на помощь. Они, которых забрал я, которых забрали до меня.
Я словно стал кем-то по имени Иван, другим, кого звали Петрович, Марией Альбертовной, Вольфгангом, Идой, еще одной Марией, Хесусом, Готье, Иешуа, Танцующим Оленем, Унг-Аном, существом, которое определяло себя цифрой тридцать два, существом, которое не определяло себя никак, и еще сотнями, тысячами, мириадами личностей, охваченных ужасом и болью.
Отсюда следует вторая истина: я был. Точно таким же слабым и недолговечным человечком. Интересно, я верещал так же отвратительно, когда кто-то бросил мою персону в бездну мерцающих светлячков?
Коллективное страдание оказалось слишком мощным даже для привычного меня. Где-то здесь должен был появиться проклятый швейцарский мизерикорд и просто выключить меня, как выключают эти новомодные самосветящиеся свечи в стеклянных колпаках, а потом снова включить – когда понадоблюсь. Однако теперь я слишком долго был нужен, нужен как человек, который умеет делать то, что умеет лучше других, поэтому меня нельзя было выключать, поэтому справляться пришлось самому, и я справился.
Тогда я окончательно понял, что я есть я – некто вне Хозяина, вне болота, вне бездны мерцающих огней, даже вне моего собственного огонька, того самого, что так долго заключал мое сознание в темнице страшнее любых тюрем.
Такова была третья истина: я не Тень, я – невольник, раб, служебная функция, которой пользуются, если есть нужда.
Впрочем, эта мысль была слишком тревожна, чтобы додумывать до логического завершения.
Смешно.
Всего семь дней назад я не думал о логике. Какая логика для кого-то, кто не вполне уверен в своем бытии? Теперь получается не только пытаться вспомнить хоть что-то, да еще непонятно зачем, скорее просто так – по привычке. Теперь выходит рассуждать, и не просто так – с перебором, мол, эта думка не по мне, а эта – несвоевременна. Рождаюсь заново, на глазах.
И опять – смешно.
Ведь я умер. Логически следует именно это – я сдох, отчалил в иной мир и чертовски давно, как все мои соседи. Уж я-то знаю – я сам определил на вечное не-жительство многих, наверное, сотни. Переставляю ноги и двигаю руками, обычными, из костей, мышц и прочего мяса, да. Потому что нужен Хозяину. И могу выстраивать бесполезные цепочки силлогизмов до тех пор, пока горит мой огонек над болотом среди несчетного множества таких же.
Множества, великого числа существ и сущностей.
Так неужели не сыскалось никого, кто может рыскать, вынюхивать и забирать жизни? Это же мои стопы отмеряют шаги, а пальцы хватают, голова ворочается в нужную сторону, изо рта вылетают слова, ведь так? Довольно самонадеянная штука – полагать себя лучшим в своем деле среди стольких… людей. Не уверен, что все они люди в привычном смысле, потому как, например, парень по имени Тридцать Два представлял свой обычный облик столь странно, что я и описать не могу. Но для простоты пусть будут люди, и они не понадобились Хозяину для поиска.
Хотя я умер слишком давно и выбирался из кокона, в который заключила Город наша бездна, в совсем иные времена. Действовать в нынешнем окружении мне непросто. Думается, что это не я лучший, это Хозяин знает меня лучше других, точно зная, что я найду и убью – только моргни глазом (огоньком) в нужную сторону.
Отсюда еще одна тревожная мысль.
Хозяин – никакой не Хозяин. Он такой же невольник бездны, которую я называю болотом. Бездна не то чтобы тупая, хотя может возникнуть такое заблуждение. Она (оно) не тупая, у нее просто нет своего сознания. Есть лишь цель. А к цели ведет тысяча дорог, ступая на которые бездна включает подходящее сознание или сознания. В данный момент, кратенький миг в несколько веков или несколько тысячелетий, когда бездна проснулась и стала действовать, ей необходимы жизни, чтобы собрать себя воедино. Ведь неведомая сила умудрилась расколоть и повредить бездну. Не берусь представить, какая мощь могла повредить нечто, почти не знающее пределов могущества, но это факт. Оно получило такой удар, что почти погибло, вынужденное спать, пока мимо проносилась череда веков.
Думаю, что приложенная сила могла бы легко потушить пару тысяч звезд. Или зажечь. Впрочем, кто я такой, чтобы оценивать – сравнений у меня все равно нет.
Могу лишь подозревать, что жадные люди в беспредельном своем любопытстве нашли оно в его материальном земном выражении и присвоили себе, не ведая, что бездна присвоит себе их самих. Тогда зажглись очередные огни и оно проснулось. Кстати, человек такая дрянная божья тварь, что все неизвестное, но обладающее большой силой, норовит обратить в оружие. Не удивлюсь, что в этот раз люди выступили аналогично. Ведь так могло случиться, не так ли?
Но что-то произошло. Когда бездна почти залечила раны, найдя достаточное количество жизней, запертых в одном месте, некто вырвался за ее пределы, унеся с собой частицу той мерцающей неопределенности, из которой вся бездна и состоит. Странно, но часть неопределенности оказалась облечена в форму безобидной книги – несколько десятков страниц, заполненных неровным почерком. Отчего так – не ведаю. Знаю только, что после на Город пал кокон, остановивший время. Болото же колыхнулось в поисках пути и сознанием Хозяина выбрало дорогу поиска, на которой пригодился я, потому что умею искать и забирать жизни.
Такая в общих чертах история, и что-то мне подсказывает, что если я и ошибся, то лишь в малозначимых деталях.
Почему я постоянно вставляю такие разные слова: бездна, мерцающие огни, неопределенность и даже болото? Ведь оно не похоже ни на одну виденную топь, трясину, вязь, мшаник, багнюку, как ты его ни назови. Просто затягивает не хуже, да и огни над поверхностью… Словом, есть что-то общее. Посему болото.
Как описать то, что описать невозможно?
У него нет формы и понимаемого размера.
Как оно выглядит? Я парил над ним и в нем столетия, но не знаю, что сказать.
Странно, правда?
Если долго вглядываться, можно сойти с ума. Если долго размышлять об этом – тоже. Я, мы все рехнулись бы бесповоротно, но проклятый мизерикорд в черепе, в том, что когда-то было черепом, выключает нас каждый миг. Мы не успеваем лишиться ума.
Все видели свет.
Когда горит костер, когда солнце поднимается над восточным горизонтом, когда щелкает выключатель самосветящейся свечи в стеклянном колпаке. У света всегда есть источник, он разгоняет тьму. Когда есть свет, темнота прячется в облике теней. Темнота – это очевидное отсутствие света.
Теперь представьте бесконечный источник тьмы. Он светит тьмой, излучает ее, и страшно подумать, как выглядит тень, когда на пути излучения тьмы оказывается препятствие.
И вновь – смешно.
Ведь тень – это я.
Наверное, одна из возможных теней тьмы.
Но, позвольте, есть возражение. Тьма – это ничто. И это возражение по сути. Бездна и есть ничто. Идеальное несуществование. Без формы, без размера, без мысли. Оно умеет только идти к цели, сметая все на своем пути, потому как что сумеет остановить тьму, которая знает только цель? Наверное, лишь сила, способная одним махом потушить столько звезд, что хватит на добрую треть небосвода. Или зажечь.
Но кто обладает схожей мощью? Вопрос без ответа.
Кстати, конечная цель бездны мне неизвестна. Наверное, воссоединение? Если мы видим один осколок тьмы, есть и другие?
Что случится, когда оно найдет все части?
И это слишком тревожная мысль. Ведь достижение такой цели навсегда запрет меня в темнице страшнее любых тюрем навечно. А настоящая вечность, бессмертие в мерцающей неопределенности с кинжалом в мозгу – это слишком даже для такого бывалого сукина сына, как я. Те, кто боится смерти, просто не знают, что есть судьба, по сравнению с которой смерть – не жуткая старуха с косой, а ласковая мать, утешающая любое страдание.
Такой бывалый сукин сын, как я…
Кто я?
В этот момент привычно ожидаю кинжал в голове, который погасит сознание и вновь зажжет. И вот он, старый знакомый. Боль. Кажется, такую боль называют адской. Но сознание, так долго остававшееся в строю, строй более не покидает.
Надолго ли? Я почти дома, у ног Хозяина. И туда стремятся самонадеянные люди, несущие частицу мерцающей неопределенности. Чтобы что? Это мы скоро выясним, недолго осталось. А ждать меня выучили очень хорошо, ждать я умею.