– Приехали! – Бецкий выглядывал из-за угла дома, обозревая ратушную площадь.
– По ходу, да, – Быхов выглядывал из-за плеча майора, обозревая ратушную площадь.
Вердикт рисовался сам собой. Луна, взобравшись по небосводу достаточно высоко, не оставляла сомнений – на это ее неверного света вполне хватало. На вымостке тут и там были навалены тела. Как бы сказали в удалую пору Ивана Грозного, «мечным и лучным делом отделанные».
Ратуша, которую даже непосвященный человек враз опознал бы по высокой башне с зубчатым парапетом, зияла провалом выставленных дверей. На лесенке, ведущей к ним, чернели трупы. Множество людей полегло перед домом, что примыкал к ратуше слева, как и перед стеной с воротами, которая ограждала придомовой дворик. Ворота замерли, распахнутые изнутри.
И не требовались компетентные пояснения Понтекорво, чтобы понять: со двора кто-то вырвался в конном строю, раскидав на стороны всех, кто пытался преградить дорогу.
Путь к широкой улице, что недавно покинули товарищи, был отмечен порубленными и потоптанными фигурами, среди коих угадывались недвижные люди в доспехах.
Что именно здесь происходило, Ровный приблизительно догадывался – ведь ему выпало прочесть бумаги, исписанные неровным почерком прямо здесь, в пределах проклятого города. Однако практический вывод из этих догадок он сделать не мог, зато художник не растерялся.
Старик вообще мыслил и говорил на диво ясно. Будь он офицер, в служебной характеристике, наверное, красовалась бы формула: инициативен, склонен к комплексной оценке ситуации, быстро принимает решения сообразно обстановке. Довелось ли ему состоять в сословии сапог, казарм и винтовок, Ровному было невдомек, но хватка определенно ощущалась.
– Господа, на площадь я бы не выходил. Но это беда невеликая. Мы сейчас обойдем собор, видите, по правую руку от нас? И зайдем к ратуше с заднего двора, – Понтекорво закашлялся. – А там поглядим.
– На что поглядим? – спросил антиквар, которому вся затея нравилась все меньше.
– На обстановку, – пояснил художник.
– А если там такое же месиво? – подал голос Быхов, не растерявший скептического отношения к выкладкам потомка испанских коммунистов, или кем он там был на самом деле. – И нам точно нужно именно в эту, как ее, ратушу? Почему не в церковь, или вообще – туда?
Большой палец капитана ткнул налево, где в торце площади темнел громадный гостиный двор.
– Хороший вопрос, ротмистр. Я не уверен, где именно Хозяин держит резиденцию.
– Просто прекрасно… – собрался съязвить капитан, но художник его перебил.
– Но в чем я точно уверен, заблудиться нам просто не позволят. Кроме того, меня не покидает ощущение, что мы почти у цели. Чувствуете, как сгустился воздух? Что-то должно произойти в самый ближайший срок.
– Воздух сгустился из-за чертовой грозы, часов пять назад, – прошептал Бецкий, – и, простите, вашего ощущения маловато. Надо ж понимать, куда мы идем, и к чему готовиться, и отчего нас не порвали до сих пор? Хотя бы не попытались, в Питере, помнится, твари были очень активные. А тут – одни трупы. И вот вы говорите, поглядим на обстановку. Какую обстановку?
– Да вот хотя бы… – Понтекорво внезапно присел, пошарив ладонью по брусчатке, – Извольте, давно приглядываюсь, не померещилось ли. Не померещилось. Благоволите.
И художник что-то положил в протянутую ладонь майора. Бецкий поднес к глазам крохотный черный кружочек, повертел так и этак, тихо матюгнулся, сунув потом находку на обозрение Ровному и капитану.
Это была пластмассовая выпуклая пуговица с короткой ножкой для пришивки. Цвет только оказался не черный – так показалось в темноте, а защитный зеленый. По аверсу шествовал вставший на дыбы гривастый лев, а над его головой лапидарная надпись гласила: Politie.
– Совершено случайно наш маневр на улицу святого Христофора показал – мы на верном пути! – постановил художник. – Неаккуратный страж порядка забыл подшить пуговку, вот она и оторвалась. В его теперешнем состоянии потеря незначительная, так что он ничего не заметил, да и не мог. Тень и два его новых сопровождающих шли здесь, не извольте сомневаться.
– А пуговки-то нету у левого кармана, – невпопад прошептал Ровный, от переживаний вдруг вспомнивший слова старой песенки про пограничников, – скажите, а как мы будем выбираться? Ведь если все эти, на площади и на улице, встанут и пойдут, нам же конец.
Судя по согласному молчанию инквизиторов, он высказал общий назревавший вопрос.
– Выбираться? Спокойно, пешком, так же, как пришли, только куда быстрее. Когда мы покончим с Хозяином, а я обезврежу осколок Тьмы, морок над этим местом развеется. Только его сила через волю Хозяина заставляет это все работать.
– Так просто? – спросил антиквар.
– Совсем непросто. Назад вернутся не все, – спокойно ответил Понтекорво, будто о чем-то разумеющемся говорил.
– Восстанут твари? – Быхов шумной сглотнул слюну.
– Как уже было говорено, беспокоиться надо не о тварях. Полагаю военный совет законченным, надо идти, пока все так ладно складывается. За мной.
И старик, не слушая больше вопросов, бодро зашагал в обход большого купеческого дома, на задах которого скрывался проход в сторону собора.
Обиталище почтенных купцов, выходившее фасадом на городскую площадь, оказалось знатных размеров. Шагать вдоль его торца вроде бы и недалеко, но каждый шаг давался антиквару с трудом. Что бы ни утверждал Бецкий насчет предгрозовой духоты, сгущение воздуха ощущалось теперь совсем иначе, нежели перед бурей, когда стрелки барометров падают в отметку «шторм». Что-то и в самом деле назревало. Накатывало что-то в мировой плероме, все ближе и ближе. И антикварова душа, ставшая весьма чуткой к подобным изменениям после визита Тени к его порогу, после превращения наркомана Богуслава, после того как тишайший коллега накинулся на него со старинной саблей, безошибочно регистрировала приближение неприятностей. Неприятностей такого калибра, что полметра заточенной стали в собственных кишках больше не казались по-настоящему фатальными.
То, что ждало их, лично его, чуялось куда опаснее, неотвратимее, необратимее.
Когда Понтекорво встал как вкопанный у домового угла, едва высунув за него нос, Ровный едва не раскричался самым постыдным образом. Но властное «тс-с-с» оборвало готовый выплеснуться в ночной воздух вопль ужаса.
– Там кто-то стоит, – неслышно сказал старик и с шелестом потянул шпагу прочь из трости.
«Кто стоит, этого не хватало».
Инквизиторы отодвинули Кирилла, встав за спиной Понтекорво с ружьями наизготовку, а Ровный не знал, за что хвататься: за дробовик на груди, пистолет – тот вроде работает потише, или за совсем уж бесшумный меч на боку. О звуковом сопровождении, которое готовы были дать чекисты из двенадцатого калибра, он и вовсе не вспомнил.
– Точно, стоит, – Быхов, скоро глянувший за угол, прянул назад, – как статуя, не шелохнется.
– Мертвые не слишком подвижны, – шепнул старик.
Бецкий же, освидетельствовав улицу в свою очередь, поступил совсем неожиданно. Он сплюнул и, обойдя пару друзей, зашагал вдоль стены. Не слишком даже таясь. Лишь ствол ружья, направленный по ходу движения, намекал, что инквизитор бдительности не теряет, видимо, зная, что делать. Антиквару хотелось поглядеть за странным маневром товарища, он пал едва не на четвереньки, высунувшись на улицу из-под капитанова локтя.
Черная фигура и правда высилась посередине дома, аккурат возле дверей заднего подъезда. Она была недвижима, и неподвижность эта не предвещала ничего хорошего. Хотя бы потому, что друзья в этом городе не водились, а те, кто водился, являли собой смерть. И смерть буквально дышала из черного, как будто вырезанного из полотна реальности абриса. Хотя бы потому, что высоченный контур опирался силуэтом рук на что-то, чрезвычайно похожее на меч, упертый в мостовую между стоп.
И вот к этому темному нечто двигался Бецкий, которого просто не успели перехватить товарищи. А теперь было поздно.
Чекист семенящим шагом приблизился к фигуре. Близко. Еще ближе. Разыгравшееся воображение нарисовало перед антикваром мгновенный проблеск стали, широкой дугой падающий на инквизитора. Палец Кирилла сам скользнул с ружейного ложа и лег на спусковой крючок. Еще пара секунд, и он бы не выдержал, выстрелил бы, метя… да черт его знает куда. Могла случиться беда, особенно если учесть дюжину восьмимиллиметровых картечин, скрытых в могучем патроне «магнум».
Вовсе не факт, что все они достались бы темнеющему в почти полной темноте силуэту.
Но выстрела не случилось.
Бецкий, подступив к фигуре вплотную, вдруг без затей огрел ее стволом дробовика по голове. Раздался гулкий деревянный треск.
Инквизитор махнул рукой. Чисто.
Маленький отряд пошел вслед, и через пару секунд до всех дошла нелепость ситуации.
– Как статуя, напугал, ни за хрен! – с облегчением выдохнул майор. – Это и есть статуя!
В самом деле, при дверях стоял искусно выделанный из дерева рыцарь, до жути настоящий. Слепые глаза смотрели с укоризной из-под дубового шлема, а по растрескавшемуся вислому усу, который выбивался поверх резной бармицы, ползала нерасторопная ночная муха. Насекомое не собиралось тяготить гостей своим присутствием, подобрало лапки и было таково, огласив темноту коротким жужжанием. Художник же сказал:
– Чертовы купцы. Надо же было взгромоздить истукана перед черным ходом! Денег девать некуда, а я уж подумал! Идем дальше, осталось недолго.
– Тихо! – Быхов не постеснялся хлопнуть Понтекорво по плечу. – Тихо! Слышите, или мне кажется?
– Т-с-с, и правда… – Бецкий насторожился, развернув дробовик в направлении странных и даже неуместных звуков, которые если и казались, то всем друзьям сразу.
Откуда-то издалека, почти полностью украденное кривизной улицы и затхлым, густым воздухом, но все-таки довольно явственно слышалось…
– Что это вообще? – выразил общий вопрос Ровный.