– Спасибо на добром слове, но…
– Мы вам не мешаем? – вклинился Филипп. – Я рад, что вы все рады, но давайте ближе к делу: что за эпидемия, какой такой Орден, что вы искали?
– Давно, очень давно наша организация старается найти один предмет, а скорее явление… Впрочем, какова ирония! Поколения изысканий, пытливые умы и настоящие подвиги! И! Брат Гектор, догадайся, кто нас опередил? Два жадных дурака! Бургомистр и настоятель, наслушавшись моих резонов, сговорились сплавить вашего покорного слугу, а сплавив – проверить и завладеть предметом! Не стоит недооценивать предсказуемость тупизны! Они вскрыли алтарь! И начали копать под валун! И нашли!!!
– Да что они нашли?! Говорите толком!
– Его! Осколок Тьмы!
Хименес в сердцах хватил о подлокотник. Лицо его больше не было ни вальяжным, ни радостным. Он осунулся, сгорбился, опустил голову, будто человек смертельно усталый или даже больной, надолго замолчав. Де Ламье это надоело. Он подошел, хватая доктора за волосы и поднял его рывком на ноги.
– Что ты плетешь?! Какой осколок?! Какой еще тьмы?! Тень на плетень это все! А ну колись, дегенерат!
Неизвестно, что собирался сделать Уго. Хотя, скорее всего, снова, но уже основательно испанца избить. Да так, чтобы мясо полетело. Невзирая на то, что место к применению старого доброго насилия не располагало. И вряд ли кто из присутствующих смог бы его остановить. Кроме Петрония, который просто заговорил.
– Он не плетет, дружище, не наводит тень на плетень. Оно… он реален. Этот самый осколок, или как его звать. Я последние годы много думал и много проверял. В частности, смутные слухи об одной организации, которую зовут просто – Орденом. Они кое-что искали, искали долго, но ты же знаешь, поиски – моя профессия. И я нашел, как мне казалось. Но как воспользоваться находкой, дружище? Искать я умею, а вот в науках не силен. Представляешь, такая удача, узнаю, что неподалеку бродит уполномоченный этого самого черт знает какого Ордена. Я послал ему весточку, он откликнулся, и вот – мы все здесь.
Де Ламье бросил доктора обратно в кресло и всем телом, скрежетнув латными сочленениями, повернулся к трактирщику.
– Ты-ы-ы! – германец опять сорвался на рык. – Ты самый гнусный и самый хитрый тип, что мне доводилось встречать!
Но ты какого хрена здесь искал?! Или ты тоже играешь в эти игры!? Между королем и герцогом! А?!
– Нет, дружище, – грустно пропищал Петроний, – я не играю, я умираю. Мне год остался, а может, два, и все. А не хочется, брат. Кинжал меня на нашел, от яда спасался, кони меня топтали, ты, дружище, едва не отправил на тот свет. Швейцарские пики нам грозили, мечи и петля палача, ты помнишь прежние времена? И теперь веревочка свилась почти до конца. Да только я всю жизнь умел искать и находить верные шансы. И вот он – шанс.
– Чего?! Какой шанс?! Чудесное исцеление?! Ты-то в эту брехню как поверил?!
– Не поверил – проверил. И с доном Гектором пообщался в пути – я умею. Но ты прав, речь не о чуде. Не об исцелении. О бессмертии. О власти, безграничной настолько, что император покажется бледной тенью.
От таких новостей Уго выкатил глаза. Услышанное казалось бредом. Бредом даже на фоне тех странных и страшных событий, что преследовали отряд по дороге и в самом городе. Жерар разинул рот в удивлении. Гектор Аурелио, проклятый магистр искусств и медицины, улыбался и молчал с пониманием. А Филиппу будто горсть льда за шиворот высыпали – он испугался. Ведь не могли сразу трое: Синклер, Хименес и Петроний – врать или ошибаться так складно и одновременно!
Если же не было лжи, не было ошибки, то даже часть правды оказывалась чрезвычайно пугающей. Бургундец, как и его товарищи, пока не постиг, насколько. И постигать, говоря почестному, не желал. О чем-то определенно догадывался Уго, прятавший страх за богохульствами и буйством. Вот только поможет ли, а если поможет, то как надолго? Внутренний голос подсказывал Филиппу, что нет.
Хименес, занятый восстановлением остатков прически, вновь растревоженных грубой германской пятерней, пропустил ругань де Ламье и вновь повел рассказ.
– Оно, он! Он питается человеческими жизнями, душами, если хотите. Пока Осколок спал, сие место просто изливало его силу. Сила эта, даже усыпленная, – огромна. Думается, именно она исцеляла людей. Но когда тех самых людей стало много (ведь Сен-Клер куда как многолюден – тысячи их!), а бургомистр с настоятелем потревожили древний камень, – осколок пробудился.
Хименес оглядел спутников исподлобья.
– Он здесь. Он живет. Он действует. Именно из-за него начались лихорадка и настоящее безумие. Горожан стала охватывать чудовищная ярость – вы сами видели и юношу, и ту даму – в переулке. Иногда они убивали голыми руками, зубами, палками. Все это последствия жизни Осколка Тьмы, – испанец горько и коротко хохотнул. – Х-х-ха! Гектор! Кто придумал столь дурацкое название, ты не помнишь? Впрочем, за неимением лучшего… Пусть будет так.
– Если. Ты. Сейчас. Не. Пояснишь. Я. Тебя. Убью, – отчеканил германец, положив руку на меч.
– Как я и говорил, теперь это крайне маловероятно. Но в сторону. Вы хотели ясности? Я обещал ее показать? Ну что же… все пояснения даны. Как сказано в Писании: имеющий уши слышать – услышит. Пора, чтобы имеющие глаза видеть – увидели. И как речено в старину: Sapienti sat. Впрочем, это уже все равно.
Хименес ткнул рукой в сторону престола.
– Алтарная плита, сдвиньте ее. Столь мощным мужам это не составит затруднений.
Никто и пошевелиться не успел, когда де Ламье, в два шага подскочив к алтарю, уперся в край плиты, крякнул от натуги, и двухдюймовый мрамор со скрежетом подался на пядь. Потом еще. И еще. И еще. И…
Могучий, бесстрашный воин, повидавший на своем веку такое, что хватило бы на три жизни, не боявшийся ни Бога, ни черта, ни человека, который на грешной земле бывает страшнее и того и другого, внезапно тонко вскрикнул. Да не вскрикнул, почти завизжал, отступил на шаг, запнулся и покатился по полу в грохоте лат.
Спустя миг спутники поняли отчего.
Если это был осколок, то каково же целое?
Над алтарем стояло сияние, не излучавшее света. Тьма, не знавшая ничего, кроме тьмы, древнее самой тьмы, темное настолько, что могло быть светом, но не было им. Нечто крохотное, как точка, и одновременно казавшееся огромным, больше вмещавшего его алтаря и даже собора. Оно не имело формы и обладало всеми формами этого мира и чего-то, что было далеко за его пределами. Взор легко пронзал его и не мог пробиться, как через каменную стену, ибо осколок был прозрачен и глух одновременно. Но вглядываться в его нутро было невозможно – казалось, что ты канешь в этот водоворот навсегда.
Жерар лязгал зубами от ужаса.
– Они… они на этом готовили причастие? – только и смог вымолвить он.
Петроний, отступая назад, силился закрыть лицо руками.
Уго скреб латными башмаками по камню, норовил встать и отползти от почерневшего в не-свете алтаря подальше.
Гектор в остолбенении выкатил глаза, вглядываясь в Осколок.
А Филипп простонал:
– Почему оно нас не убило? Почему оно нас не свело с ума? Почему мы до сих пор живы? Это же… это же…
– Вы живы, потому что я не дал вас убить. Вы были нужны, – Хименес поднялся из кресла, двинувшись медленно вперед.
– Зачем?
– Хозяину нужны руки, хозяину нужен воин, хозяину нужна тень. Воину нужен проводник, чтобы найти хозяина. Теперь все в сборе, вы здесь, – доктор еще на шаг приблизился к алтарю.
– Какой хозяин, какая тень? – слабо даже не проговорил, проскрипел рыцарь, чувствовавший, как его голову, саму его суть буквально разрывает близость исполинской мощи и сияющей тьмы.
– Вы хотели завладеть вот этим, а, Гектор? Орден – сборище ослов, не лучше дурака короля, жадного идиота бургомистра. Предмет! Оно похоже на предмет? Оружие? Попробуйте взять его в руки. Власть? Управьтесь с нею. Бессмертие? Есть вещи гораздо хуже смерти. Смотри, брат, – вот что ты искал и наконец нашел. Но обрести ты его не сможешь, – доктор наконец обернулся к Филиппу. – Как я и сказал, рыцарь, вы были нужны. Но больше нет – лишь один из вас. Хозяин – это я. Я обрел частицу тьмы пришельца с черных небес.
– Но как? – выговорил дон Гектор. – Это считалось невозможным, во всех книгах, везде!
– Орден – сборище ослов, брат. Есть только один способ и одна цена – жизнь. Я его и оно – мое, потому что я заплатил цену, – Хименес дошел до алтаря, повернулся к нему спиной и развел руки, словно пародия на распятого Иисуса, немо смотревшего с витражных стекол.
Сияние тьмы обволакивало испанца. Обнимало его. Было им.
– Ты опоздал, брат. Все опоздали. Я объявляю себя Хозяином! – пророкотал внезапно мощный голос.
И Тьма исчезла.
– В какие игры ты здесь играешь, чертов колдун? – засипел Уго, поднимаясь с пола. – Я убью тебя, я сожгу тебя и весь этот чертов город!
– Сожгу? Какая бедная фантазия, – Хименес, или то, что было испанским доктором, улыбнулся, или улыбнулось, растянув бескровные губы.
– Цена – это жизнь, говоришь? Уплачено многократно, готов еще! Я не ученый засранец, но эту игру выучил на отлично! Попробуй доброй стали! – вновь сверкнул меч, затрепетавший у латного плеча, а голос, слова де Ламье вновь обрели силу и, казалось, зажили своей жизнью, мечась под сводами храма. – Ни один говнюк не устоит против двух футов острого железа в брюхе, вот что я верно выучил!
– Игра? Вы постоянно говорите об игре, сир, видно, вам это нравится. Ну что ж, наслаждайтесь.
Из глубины нефа кто-то вскрикнул, а потом раздались чудовищные богохульства, изрыгаемые лучниками Службы Тела и бандитами.
Филиппу, да и всем, кто имел глаза, чтобы видеть, хватило мига для понимания причины.
Мертвый шотландец, скрежеща латами, вставал с погребального стола.
Глава 12Рыцарь, Антиквар, Тень и прочие примкнувшие
На город Сен-Клер мчалась гроза. Тучи накрыли его споро, как тапок накрывает таракана. Только что закатное летнее солнце ласкало местность лучами, как вдруг жару и духоту разогнали порывы ветра, все набиравшего силу, аж двери и незапертые ставни захлопали, а вывески, скрипя шарнирами, разволновались на перекладинах, будто корабельные вымпелы при свежем бризе. За ним пришла тишина и мертвый штиль, еще более нео