Латники при дверях сдерживали натиск толпы. Четверка, зашедшая в храм, рубила ожившую нежить. Инквизиторы и антиквар набивали магазины ружей. По непонятной причине исполин в доспехах стоял как вкопанный, склонив голову, будто разглядывая нечто одному ему ведомое между лавок. И не атаковал. Пока все шло как нельзя лучше…
«Нет!» – пробежала спасительная мысль, и старик кувырнулся вперед, не раздумывая, не рассуждая зачем.
Бросок рыбкой, доворот плеча, группировка и перекат в группировке. Только вот шляпку потерял. А мог бы потерять саму жизнь – позади сверкнул меч. Длинная полоса стали в руках у вновь появившегося человека в стеганой куртке. Жуткого человека.
Полутораручный бастард вжикнул лезвием в том месте, где полагалось быть правому плечу художника, закончив путь примерно на уровне левого бедра. Мимо. Человек с лицом юноши и взглядом, который был наполнен всем и ничем, недовольно цыкнул, вновь занося оружие.
Одновременно произошло многое.
Старик вскочил со шпагой наотлет. Антиквар и капитан лязгнули затворами, возвещая о готовности к стрельбе. Громыхнуло «Бенелли» Бецкого. На фоне свалки у дверей шевельнулся стальной гигант, широким шагом направившись в сторону горнего места.
Тот, кого Понтекорво называл Хозяином, просто шагнул в сторону, пропустив сноп картечи, разнесший вдребезги позолоченный семисвечник на алтаре.
– Принять бой напоследок – благородно и очень глупо, – длиннющий меч лег на плечо. – Впрочем, такие порывы были близки и мне.
Выстрел.
– Опять не попал! – молодой рыцарь спускался по амвонным ступенькам, глядя на Бецкого, чья картечь превратила в дуршлаг серебряную вазу с высохшими цветами.
Майор, скосивший взгляд за спину, скомандовал:
– Отец, Ровный! Опять этот здоровый гад зашевелился! Прикройте спину! Быхов, не стой, огонь!
– Зачем? – спросил рыцарь, пожав плечами, но его слова потонули в грохоте и дыме.
Инквизиторы били на бегу, норовя взять цель в два огня, пока той вновь не пришло в голову исчезнуть. Польза такого маневра рисовалась крайне сомнительной, но что оставалось?
Художник Понтекорво грубо, очень по-русски и от души выматерился, чем мог бы удивить спутников, случись для этого досуг. А потом выматерился еще раз, завидев, как потерявший голову антиквар с надсадным криком несется навстречу Тени, разряжая ружье в кирасу. Досуга не случилось.
Чем и о чем думал Ровный, теперь уже не узнать. Точно не головой. Бросок на огромного противника выглядел безумием. Он мог поднимать мертвецов, он едва не превратил население мегаполиса в орду кровожадных тварей, покорных лишь ему и жажде убийства. Он пережил подрыв четырех гранат. Но мог… да просто сломать антиквара голыми руками пополам.
– Куда, чертов идиот?! – заорал художник, беря разгон с ясным пониманием, что не успеть. Кирилл бежит и добежит до Тени первым. За несколько секунд до того, как ноги донесут старика к схватке, а это слишком долго. И не будет никакой схватки. Ему, художнику, сейчас надо было рубиться с Хозяином. Только у него был хоть какой-то шанс – клинок против клинка. Но он не мог бросить антиквара. Хотя бы не попытавшись его спасти. Не мог.
Дурацкая инициатива Бецкого, куда он полез со своей пукалкой, неужто не ясно, что стрельбой дела не решить, поломал весь расклад, и карты, только что легшие в пользу друзей, в пользу живых, смешались. Бой опять балансировал на дьявольски остром лезвии, и враг, имеющий серьезное преимущество, мог легко столкнуть его в нужную для себя сторону.
«Дерьмо! Шансов и так почти не было, не обманывай себя!» – подумал старик, пожирая метры между собой, антикваром и Тенью.
А Кирилла будто парализовало в той его рассудочной части, которой он всегда по праву гордился. Не узнать теперь было в перекошенном обличье того степенного повелителя пистолей, статуэток, вазонов, живописи в растресканных подрамниках и прочего драгоценного старья. Не узнать еле живого от страха и общей ненормальности происходящего человека, что пытался не сойти с ума в проклятом городе.
Оскаленный в боевом кличе рот, вытаращенные глаза и руки, извергающие огонь и свинец. Тяжелые пули прошивали кирасу Тени, заставляя вздрагивать могучего рыцаря. Но тот не обращал на эти досадные мелочи ни малейшего внимания, шел по проходу, отмахивая покалеченными латными руками в такт шагам.
Выстрел, выстрел, выстрел!
Три дыры в нагруднике, пять шагов до врага.
Бельгийский дробовик пальнул последний раз и заглох, возвестив о пустом магазине. Антиквар один движением скинул с шеи ремень, ухватил ружье за ствол, крепко, с хэканьем всаживая приклад в шлем.
Рыцарь ухватил цевье стальной клешней и, одним движением вырывая оружие из рук Ровного, отшвырнул «Браунинг Авто 5» далеко за скамьи, как нечто лишнее. Кирилл, гортанно вскрикнув, пожалуй даже, взмемекнув, дернул из ножен старинный меч с дурацким, уродливым эфесом, который пересадили благородному оружию в семнадцатом веке.
Полыхнула молния.
Тускло блеснул клинок. Переточенные лезвия, поработавшие на совесть, но не утратившие остроты, широкий дол с вваренным сталью в сталь клеймом. Описав широкую дугу, он обрушился на бронированную шею, но цели не достиг. Да и не мог, наверное.
Огромная кисть в латной рукавице метнулась встречь, перехватывая гарду. Меч замер, трепеща стальным телом. А рыцарь отвесил такую оплеуху, что Кирилла бросило спиной на скамью, начисто выбив дух. Оружие, старше самого храма, где разворачивалось сражение, осталось в руках врага.
Он не обратил никакого внимания на поверженного антиквара, с шагом отбив шпагу, которую подоспевший художник попытался вонзить в глазную прорезь, тем же манером ахнул старика железным запястьем в скулу. Того снесло, как сваркой срезало.
Ноги выше головы, руки в стороны – и Понтекорво улегся подле Ровного.
Драка с самого начала до самого конца заняла хорошо если пять секунд.
Тень, переложив меч в правую руку, устремила шаг к схватке у алтаря, там, где инквизиторы бились с Хозяином.
Точнее, пытались биться.
Выстрел, шаг, еще выстрел, шаг.
Бецкий целил с упреждением, норовя поймать неуловимого человека там, куда он переместится, уходя от пальбы Быхова. Такого класса маятник не умел качать ни один инструктор по практической стрельбе, а майор их повидал немало, включая пару настоящих виртуозов старой школы. Рыцарь с лицом юноши и глазами тысячелетнего мертвеца побил их всех.
Но, как точно знал Бецкий, бесконечно уворачиваться не сможет никто. Статистика не позволит. Да и любые быстрые ноги в конечном итоге от картечи не унесут. Надо попасть, хорошо попасть единственный раз. Дюжина девятимиллиметровых шариков убить эту тварь не смогут – майор иллюзиями себя не тешил. Но делов наделают. Сбить с ритма, остановить маятник хоть на секунду, и тогда капитан и майор нашпигуют цель свинцом, как гуся в сезон охоты.
После можно сходить врукопашную.
Как оно перенесет разбитый прикладом череп, перемолотый хребет и десяток пуль из «Глока» в сердце? Если что, и за ножи можно взяться.
Бецкий был уверен: коли что-то облачено в плоть, значит, плоть ему нужна. Ну а плоть уязвима. Только бы гад снова не исчез, как ему это удается, что он там плел про время?
Так что расчетливо, шаг и выстрел, с упреждением.
Майор не попал. Зато попал Быхов, которому сегодня здорово везло. Изрядная часть осыпи рванула бедро рыцаря – полетели куски кожи с высокого ботфорта. Он споткнулся, замер, нелепо подняв клинок. И тогда Бецкий разрядил, как в тире, два оставшихся выстрела ему в грудь. Еще раз – Быхов.
Инквизитор в три прыжка достиг рыцаря, успев скинуть дробовик с застежки на тактическом ремне. Приклад пошел в челюсть, плавно и надежно, как учили когда-то на рукопашном бое в гвардейские десантные годы. Вот не думал, что пригодится, а поди ж ты. Ростом противник не задался – чуть выше мелкого Быхова. Высокий и крепкий майор был уверен, просто видел, что не промахнется. Страшный удар снесет с ног, раскрошит кости, выбьет глаза из орбит, а там…
Где-то на границе сознания, никак не участвовавшего в рефлекторных, намертво заученных движениях, возник старый анекдот насчет мексиканцев, которые взяли на перестрелку ножи.
«И меч тебе не поможет…» – подумал майор.
Но меч помог.
Рыцарь и не в секунду даже, в долю сердцебиения пригнулся, шагнул навстречу, пропустив приклад над головой, а широченная крестовина меча зацепила Бецкого за шею, мгновенное давление – и он полетел через бедро рыцаря на пол. Перехват меча за рукоять, клинок размашисто хлестнул по дробовику Быхова, который тот заносил для удара по затылку. Шаг вперед с левой, навершие по дуге снизу вверх приходится в подбородок капитана и тот падает, как громом сраженный.
Гремит тот самый гром.
Между лавок поднимается антиквар и силится встать художник. Инквизитор скорчился под ногами рыцаря, под занесенным мечом. Второй – майор, отбив рукой в падении, будто на уроке самбо, махом вскакивает, опять подхватив дробовик для удара.
Бесполезно, ведь по ступенькам поднимается стальная Тень, которую прикладом точно не остановишь. И до Бецкого всего три шага. А в руках – меч. Впрочем, тем рукам оружие не слишком потребно.
Что-то кричит толстяк в доспехах, добивающий очередного мертвеца у входа в храм. Что-то вроде «у-о, уо, о-и, о-и». Воет, что ли?
Майор бьет прикладом, опять, точно и четко – в голову. Но рыцарь, развернувшись в стойке, перехватывая клинок рукой, колет навстречу – под ребра инквизитора. Тот успел опустить локоть, но острие, скользнув по руке, входит в бок на пол-ладони. Рыцарь тянет оружие на себя, отворяя кровавый ручеек, и вновь заносит оружие на укол.
Рядом выросла Тень, и меч, воздетый железной дланью, падает, все разгоняясь, на…
Чертов швейцарский мизерикорд.
Кстати, с чего я взял, что он именно швейцарский? Не ведаю. Просто разгулялся он в моей бедной голове сверх всякой меры. Живу с болью и проклятым кинжалом я очень давно. Больше, чем могу вспомнить. Но теперь – с перебором даже для меня, который, кажется, ко всему привык. Да вот – не ко всему.