– Не знаю, честно, – антиквар прижал руку к сердцу, чтобы показать, насколько он честен. – Петухов, конечно, куда более крупный дилер антиквариата, чем я, но… суммы, если вдуматься, смешные. Сейчас ведь, слава Богу, не девяностые, когда могли убить за двести долларов…
– Поверьте мне, сейчас убивают за немногим большие деньги, – сообщил майор мрачно. – Быть может, что-то, связанное с вашими текущими проектами, как вы думаете? Вам никто не угрожал? Не следил? Какие-либо странные звонки по телефону?
О странных звонках, да не по телефону, а прямо в дверь, Ровный мог кое-что рассказать. Но не стал. И о текущем проекте тоже решил отмолчаться.
– Поймите, я оказывал Артему консультационные услуги. На этом наше сотрудничество исчерпывалось в девяти случаях из десяти. Я – эксперт, оценщик и консультант довольно широкого профиля. Практически все, что связано с антиквариатом. В данный момент Артему потребовались некоторые сведения по исторической географии средневековой Европы.
Он задал вопрос, я ответил, он заплатил гонорар – все. В наших кругах не принято задавать лишних вопросов. Не знаю, чем он занимался в последнее время. Но уверен, что речь идет о перепродаже предметов на максимальную сумму тысяч в пятьдесят долларов при рентабельности процентов в двадцать-тридцать, не более. Разве это деньги, чтобы пойти на такой кошмар? Ведь его пытали?
Майор хмыкнул или даже скорее хрюкнул.
– Х-рм, – или иной звук подобного свойства. – Не уполномочен раскрывать детали.
– А все же? – уточнил антиквар.
Но майор идти на контакт отказался.
– Повторяю: не уполномочен, – полицейская рука прижалась к нагрудному карману. – Поймите, я не судмедэксперт, а они работу только начали. Что я вам расскажу, а главное, вам-то это зачем?
– Да вот как-то неуютно себя ощущаю после такого зрелища. Я по профессии подобное редко вижу, практически никогда – очень впечатляет, знаете ли!
По профессии майор был немного параноиком, поэтому сарказм насчет «редко вижу» сперва не оценил, подозрительно воззрившись на Ровного.
– Редко? Ага… шутить изволите, – он недовольно скривился. – Хотелось бы уточнить: вот это ваше замечание «в наших кругах не принято задавать вопросов» – это почему так? Вы же легально работаете, или?..
– Вы тоже легально работаете, но я что-то не слышал, чтобы оперативник сдавал контакты секретного осведомителя. Даже коллегам, – отрезал антиквар.
Майор был уверен, что аналогий тут быть не может, о чем и сообщил.
– Господи, товарищ! Это же бизнес! По сути, мы все мешочники. Например, я нашел мужика, который хочет продать редкую картину, скажем, Шишкина. И я обращаюсь к эксперту в данной области. Я ему покажу фото или саму картину, но никаких контактов никогда не выдам, даже если эксперту абсолютно доверяю. Вдруг он сболтнет кому-то левому? А тот не станет терзаться и картину тупо перекупит? Ну кому это нужно?!
– И все же, господин Ровный, чем занимался ваш товарищ? Мне бы хоть за что-то уцепиться!
– Всем подряд. Петухов был дилером средней руки, то есть торговал любым старьем. Любил он антикварное оружие, но никакой выраженной специализации не придерживался… насколько я знаю. Майор, на ваш профессиональный взгляд, его пытали?
Хлопнула дверь, заставив присутствующих замолчать.
В кабинет вошел грузный мужчина с погонами полковника на форменной рубашке. Налицо и на лице читались приметы глубокого страдания – ему было жарко, он обильно потел и жаждал чего-то холодного.
Опустившись на стул рядом с Ровным, он бросил майору файл с бумагами, тяжко засопел, утер пот со лба и представился:
– Полковник Павленко. Все, Князев, хватит мурыжить человека, выписывай пропуск, – и Кириллу: – Нет, уважаемый. Вашего друга и его жену не пытали. Их разорвали на куски в буквальном смысле. Я только что из анатомички… это просто звиздец что такое! Никогда подобного не видел, а уж я насмотрелся за двадцать лет беспорочной службы… Любанчик! Принеси воды, я ж сейчас сдохну…
– Сию минуту, Даниил Григорьевич, – прощебетала секретарша и, набулькав воды из графина в стакан, поднесла его страдальцу.
Страдалец шумно поглотил воду и мгновенно вспотел.
– Ф-ф-ух, мля… спасибо!
– Не за что, Даниил Григорьевич! – ответила она и упорхнула за компьютер.
А майор и антиквар хором поинтересовались насчет смысла термина «разорвали».
– В каком смысле? – переспросил полковник, обмахиваясь фуражкой следователя, которой бесцеремонно завладел. – Епт… прошу прощения… Вы же оба там были! Князев! Ты сам все видел! В прямом! В прямом смысле!
– Вы… поясните, пожалуйста. Что говорит экспертиза?
– Доктор Залупин ничего не говорит, он в аху… короче, он охренел. Я, между прочим, тоже, – полковник наклонился, поманив обоих к себе, и продолжил тихо. – Гражданина Петухова и его жену убили без применения какого бы то ни было оружия. Их разорвало какое-то животное. Доктор говорит, что не меньше гориллы, потому что человек на такое не способен. Даже если это наглухо упоротый химией ветеран спецназа весом за центнер. Девушке просто оторвали голову – повернули вокруг своей оси и сняли с шеи вместе с куском хребта. Именно поэтому мы отпускаем гражданина Ровного – у него железное алиби, он на такое физически не способен.
Через час Кирилл оказался на Финляндском вокзале у автоматической камеры хранения, где извлек из двадцать седьмой ячейки черный дипломат.
Еще через час он сидел дома и, к своему удивлению, беззвучно плакал.
Первые слезы за двадцать с хорошим лишком лет падали на записку, что лежала перед ним на столе. Лист бумаги был исписан корявым, таким знакомым почерком, который не испачкает более никакого листа.
«Кирилл, если ты это читаешь один – дела хреновые. Я тебе ничего не сказал по телефону, потому что ну его на фиг. А вдруг прослушка? Бумажки эти сраные – очень непростые. Короче, Кира, ты не при делах, поэтому оставляю их тебе, так безопаснее. А я, если все пойдет криво, сваливаю из страны. Ну а если все пучком, тогда ты этой ахинеи не прочитаешь. Но если все-таки записка у тебя, будь осторожен, где попало не светись и никому про них не рассказывай. Замри на пару месяцев. И купи оружие, чисто на всякий случай, ты же всегда прилично стрелял. Оставляю адрес нашего наркомана: Чугунная ул., д. 4А, 12. Зовут торчка Дима Богуслав. Скажешь, что от меня. Но вообще, говорить с ним не о чем, тем более что мои бабки обеспечат ему месяц в снежном раю. Все, братан, работай. Как вернусь – пообщаемся».
– Не пообщаемся. Не пообщаемся, – пробормотал Ровный, чувствуя себя последним дерьмом из-за того, что так плохо думал о Татьяне накануне ее страшной гибели.
Ведь она, в сущности, неплохая была девчонка, хоть и вредная. И уж точно не заслужила такого конца. Впрочем, такого вообще никто не заслужил.
Утерев слезы, он взялся за архив. Тринадцать писем и приличной толщины гроссбух, сброшюрованный в скоросшивателе. Глаза сами отсчитали четыре пустых файла и взялись за пятый.
«Возле замка Монлери и одноименной деревни получилось жаркое дело. Да и день выдался жаркий…»
Глава 6Рыцарь
Возле замка Монлери и одноименной деревни получилось жаркое дело. Да и день выдался жаркий, точнее, обещал быть таковым, ибо солнце только начало свой бег. Было около семи утра 16 дня июля 1465 года.
Бургундская армия разместилась на постой возле деревни Лонжюмо в полулиге к северу от Монлери, авангард же графа Сен-Поля выдвинулся вперед, не доходя шагов семисот до деревни, где и разбили лагерь. По левую руку ползла на юг дорога, по которой и ожидалось прибытие королевской армии.
Возле дороги раскинулась деревня, а позади нее высился замок, чей донжон был виден от самого Лонжюмо и даже дальше. За замком темнел лес Торфу, под сводами которого скрывалась дорога.
Антуан Бургундский поделился вечером с графом Адольфом Клевским, германским сеньором из Равенштайна:
– Ади, – по-дружески он звал его именно так, – нам здорово повезло, что замок такой мелкий: туда при всем желании не набьется и четверть королевских парней, даже если они будут укладываться штабелями!
– Хотел бы я посмотреть, как королевские парни укладываются куда-то штабелями, – проворчал Равенштайн, рассматривая из-под ладони вечереющий горизонт.
Сзади появился Филипп де Коммин, сеньор Ренескюр, который со всей горячностью юности встрял в разговор испытанных воинов:
– Если мне только будет дозволено… при всем уважении к вашему положению и доблести… Но мне кажется, что прямо завтра мы с вами плечом к плечу будем укладывать их наземь! И именно штабелями!
Испытанные воины засмеялись, а пожалуй, что и заржали. Германец облапил юнца за плечо, так что тот едва устоял на ногах, сказав:
– Да-да, молодой человек, непременно будем! Именно штабелями!
Антуан же посоветовал всем отправляться спать, что и было исполнено.
Бургундский лагерь засыпал, и лишь часовые пугали ночную тишину.
Впереди же, за вагенбургом авангарда, нес раннюю стражу Филипп де Лален со своими лучниками. Пала непроглядная французская ночь, превратив сцепленные повозки в черный монолит, окружавший войсковые палатки и шатры рыцарей. Чистое небо без единого облака пробили тысячи сияющих звезд, а на земле их слабым отражением колебались огоньки в артиллерийских фонарях у кулеврин да решетчатые жаровни часовых.
Филипп только что завершил обход и вернулся туда, откуда начал, – к южным воротам лагеря, где стоял, завернувшись в плащ, Уго де Ламье с парой лучников. Тут же нашелся и любезный приятель Жерар де Сульмон, который, оказывается, допрашивал старого фрица с пристрастием.
– Нет, ну вот скажи, Уго…
– Я – Гуго.
– Да какая разница! Ты скажи, эта война тебе кажется справедливой?
– Мне Филиппов батюшка платит неплохие деньги, Отто на стороне герцога, так что я за герцога. Какая тут, к дьяволу, справедливость?
– Ну… – Жерар замялся от такой приземленности, – тебе не кажется, что король слишком много себе позволяет и ему нужен хороший укорот?