– Подобные психи обладают совершенно невероятной физической силой. Вы же в курсе, что вашего друга выпотрошили без помощи холодного оружия? Голыми руками. При том, что Артем Анатольевич был чрезвычайно крепким мужчиной, обладающим спецнавыками и вполне способным постоять за себя, – сказал Бецкий, посмотрев в глаза Кириллу.
– А ведь ликантропия может быть и благоприобретенной. То есть злоумышленник, условно говоря, маньяк, мог сам, целенаправленно довести себя до такого состояния. Или его могли довести. Внушением, токсинами, последовательным зомбированием. Словом, имеются варианты, один омерзительнее другого. В таком случае наш клиент не просто опасен – это мина, бомба на двух ногах, – добавил Быхов.
– Ну вот, совсем другой разговор! Это я понимаю. К чему тогда был весь этот бред про дьявола?
– Для понимания серьезности ситуации, – ответил Бецкий и вновь достал пачку «Кента», из которой выщелкнул очередную сигарету.
– Вы находите, что я… Я! Который был на квартире, так сказать, по горячим следам, не осознаю всей серьезности?! – взвился Ровный.
– Успокойтесь, и прошу прощения. Мой коллега неудачно выразился, – извинился Быхов и тоже закурил, в третий раз за весь разговор. – Но мы в самом деле здорово рассчитываем на вашу помощь.
– Дорогие мои! – взмолился Ровный, прижимая руки к сердцу. – Я ничего не могу добавить, правда! В протоколе милиции есть все! Больше я родить не в состоянии, понимаете? Вы же читали мои впечатления, не могли не читать! Отпустите меня домой, я очень устал, а мне еще работать!
– Что вы, что вы! Конечно, езжайте! И прошу прощения, что мы вас так невежливо взяли в оборот! Но, прошу вас, в свою очередь, если хоть что-то вспомните… любую мелочь, любую странность или несуразность, если даже тень сомнения возникнет – позвоните, не сочтите за труд! – Бецкий протянул визитную карточку.
– Не сочту, – пообещал Ровный и полез в джип. – Когда удобно звонить? Вы когда спите?
– Мы не спим никогда, – Быхов также поделился визиткой. – А вы, дорогой гражданин, будьте осторожны. Я вас очень прошу.
Кирилл, начавший закрывать дверь, не удержался от прощальной колкости:
– Это вы будьте осторожны! Вы так много курите!
– Есть грех, – кивнул Бецкий, так и не выпустивший сигарету из зубов, которые были настолько белыми и ровными, что не возникало сомнений в их фарфоровой природе.
Антиквар запустил машину, дал покрутиться дизелю вхолостую и покинул улицу Чугунную.
Дома он озадачил стиральный агрегат своей одеждою, которая провоняла чекистским никотином, кажется, навсегда. Переоделся, заварил кофе, извлек дипломат с бумагами из сейфа, где хранил самые ценные предметы, и расположился за столом.
У подножия монитора легли две картонки, украшенные конторской геральдикой и фамилиями «инквизиторов», как прозвал Бецкого и Быхова антиквар.
Его ждал текст.
Текст, который завладел мыслями Ровного.
Текст, который никто не читал после смерти героического генерала.
Текст, который уносил антиквара в дали, где можно было встретить самых настоящих инквизиторов.
Он привычно продрался сквозь почерк, отличавшийся феноменальной кривизной, и стал читать.
«Герцогский дворец прятался в самом сердце Брюгге…»
Глава 9Рыцарь
Герцогский дворец прятался в самом сердце Брюгге. Причем именно прятался.
Не попирал державною пятой городскую площадь, и над лазурноструйными (и очень вонючими) каналами места ему не сыскалось. Хотя вроде бы сам Бог велел – дворец владыки Запада!
Чтобы попасть и припасть к кормилу власти, друзья проехали через весь город до Рыночной площади, над которой вздымала шпили Ратуша, благосклонно взиравшая на раскинувшееся торжище – дух и смысл столицы торгашей! От крытого Рынка поворотили налево и только там, в конце улицы Святой Агнессы, шаг коней пресек возглас часового:
– Остановитесь и назовите себя, именем герцога!
Ворота, стена, стрельчатые башни и стрельчатые окна в каменном кружеве, витражи, позолота и добрая штукатурка с гербами бессчетных бургундских земель – дворец внушал уважение! И расположили его умно: в самом центре, но не у каждого на виду, до каналов рукой подать, но не на самом берегу, чтобы сырость не утомляла вкупе с вечным роением набережных.
Предвкушая герцогскую аудиенцию, а после и вояж в Ши-ме, Филипп отбыл из войска вместе со всем своим отрядом и теперь выглядел истинным паладином, вернувшимся с войны. Вокруг верные воины, сам красив, но не чрезмерно, с интересной бледностью и авантажной повязкой из-под берета. Не один девичий взгляд сорвал он по дороге от южных ворот! Лучше сказать, не один десяток!
– Ну, мессир, вам дорога прямо, а мне – назад, – молвил Уго. – Остановлюсь «У Петрония» на набережной Крови Господней.
– Зачем ты так! Тебе место во дворце всегда сыщется! – укорил его Филипп.
– Глупость какая, право слово! Ты ради каких причин интересничаешь, а, Уго? – это друг Жерар, тоже с войны сдернувший, потому что надоело.
Де Ламье только рукой махнул, мол, до свиданьица. А через секунду его ладная фигура на вороном мерине скрылась за поворотом, лишь перестук копыт напоминал о нем.
– Вы, господа, прямо здесь на постой собрались? – сказал капитан стражи, выходя из-за спин алебардистов. – Так посреди улицы неловко – вы уж или туда, или сюда.
Капитан был незнакомый, и капитану было любопытно. Вместе с дюжиной глаз в бойницах караульной башенки – как же, люди вернулись с войны! То-то будет новостей! Филипп вальяжно добыл из-под раструба перчатки подорожную грамоту, губы кривились в усмешке, а пропыленное платье усмехалось заодно одним лишь видом своим, срамя тыловых крыс.
– Пропустить! – приказал капитан, и кавалькада втянулась во двор.
Алебардисты сомкнулись позади вьючных коней, что были отягчены тороками с воинской справой. Все глаза во дворце принадлежали сегодня только им (всадникам, не лошадям, как некоторые подумали)! Увязанные копья, шлемы с честными вмятинами звякают при седлах, у одного жандарма рука на перевязи, даже слуга с посеченной скулой, как интересно!
А уж рыцарь! Голова повязана, только крови на рукаве не видать для полного соответствия!
Давно, порядком давно не посещали такие процессии герцогский чертог!
Когда над городом поплыл полуденный перезвон, Филипп был умыт, переодет в парчу, а лоб охватывал бинт тонкого белого шелка. Рыцарь выгнал пажа из комнаты, запер дверь и некоторое время тренировал поклон перед венецианским зеркалом.
Шляпа с шелестом перьев наотлет – вжих-х!
Главное – не потревожить повязку, а то размотается – выйдет неловкость. Много радости ловить склизкую полосу перед всем двором и самим герцогом… Немного подумав, де Лален сменил легкий поясной меч с эмалированным навершием и ножнами в бархате на длинное стальное чудовище родом из Пассау, с которым он был под Парижем и Монлери. Гарда порублена вужами (кстати, очень заметно!) потертая рукоять, ножны в простой черной коже.
Он немного пожалел, что никак нельзя нарядиться в просторный упелянд, что не стеснял бы ребра, ведь им и так досталось! Зато в дублете с подбитыми плечами он выглядел подобающе: сразу видно – воин вернулся из похода.
За приготовлениями подошло время аудиенции. Филипп покинул комнату и встретился в коридоре с Жераром, который вовсю сверкал позолотой, вплоть до чулок, по которым змеились вышитые виноградные лозы, тоже, надо заметить, золотые.
– У-у-у! Как тонко! Ты, друг, вылитый… этот, как его… Гектор, который только что сразил Патрокла и собирается пред очи царя Приама! – Де Сульмон оценил контраст боевого оружия и придворного платья.
– Патрокл твой – педераст, которого промеж походов метелил могучий Ахиллес, – заметил Филипп и улыбнулся.
– Ахиллес метелил его промеж булок, а никак не походов, – отшутился Жерар и прыснул.
Друзья расхохотались, напугав дворцовый полумрак, да так весело, что де Лален сразу заохал, схватившись за грудь.
– Что же ты делаешь… уй-уй-уй… мне смеяться больно!
– Пойдем, Гектор, пред очи – время! – Жерар собрался было хлопнуть друга по спине, даже руку занес, но тот вовремя показал кулак.
Герцог принял посланников в большом Зале Совета.
Именно большом!
Огромное помещение, где потолочные балки из цельного дуба казались хворостинами, а человек и вовсе пропадал, пока не собиралась тех человеков изрядная толпа.
Толпы не было – так, дюжина царедворцев да полдюжины слуг, да лучники Охраны Тела при дверях.
Для кого только наряжался?! Вот что обидно! Оценить-то считай что и некому, а кто есть – не заметят на фоне великолепной залы, где все стены во фресках и гобеленах, а на шахматный паркет падают световые колонны невозможного витражного многоцветья.
Позади одной такой колонны стояло кресло, вместившее согбенную фигуру властителя Запада.
Последние годы он взял правило одеваться из какого-то своего забытого гардероба, что помнил еще Орлеанскую девственницу. Лишь тусклое золото с Руном поверх груди напоминало времена, когда его мановением поднимались армии и не в кресле правил он, но в седле.
Увы, те дни в прошлом.
Теперь великий герцог все больше молился, да оно и верно в таком возрасте.
– По велению его милости Карла, графа Шароле! Посланник, шамбеллан двора Филипп де Лален! – раскатился под сводами голос камергера, и родилось эхо.
– Вижу, что Лален. Подойди-ка, крестничек! Кто это с тобой?
Друзья приблизились, оказавшись аккурат в фокусе витража, где солнце играло пылинками.
– Рыцарь Жерар де Сульмон из Брабанта, – поклон, шляпа метет пол.
– Какие молодцы состоят при моем сыне, загляденье, – прошептал герцог.
– Ваша светлость, граф Шароле велел передать это письмо и сказать, что его безмерное к вам почтение… – Филипп протянул свиток с красной печатью, но державный тезка его перебил.
– Хорошо, хоть безмерное почтение осталось! – рука оторвалась от подлокотника, нарисовав в воздухе знак, по которому секретарь немедля забрал письмо. – А я все знаю, можете ничего не рассказывать.