– Эй, ты чего? – только и смог выговорить тот, против воли пятясь мимо раковины в коридор.
Лицо, бело-синее, разбитое при падении с табурета, было не в порядке. Главный непорядок заключался в глазах. Белки, густо располосованные красными прожилками и неподвижные, невероятно суженные зрачки. Мысль в них читалась ровно одна и такая, что связываться с носителем ее категорически не хотелось.
В глазах пылала ярость.
Наркоман тихо засипел, а потом зарычал. Затем медленно подвел руки под грудь и прыгнул. Прямо с пола, из положения лежа.
– Куда его понесло с утра пораньше – вот что интересно, – сказал Бецкий, выруливая «Лексус» из автомобильной запруды Литейного моста.
– Хорошее у тебя утро, Слава, – отозвался с пассажирского места Быхов. – Одиннадцатый час! Добрые люди уже на работах работают. С девяти утра. А некоторые даже с восьми.
– Этот Ровный-антиквар к добрым людям не относится, – отрезал Бецкий и ловко разминулся с кормой маршрутного такси, которое проводило японский болид гневным гудением. – Добрые люди – на заводах, а он – спекулянт и язва.
– Слава! Ты аккуратнее, убьешь ведь! – прокомментировал Быхов очередной маневр товарища. – Ну уж и язва! Нормальный мужик, выживает, как может, чего ты хочешь? Время такое.
– Хочу, чтобы мне мозги не вкручивали! Ведь сорок минут вчера развлекался, юморист чертов… Запали мне сигарету… во-о-от так… – Бецкий принял зубами первый утренний «Кент», – тогда как мы ему со всей душой намекали: давай, мил человек, по делу – колись, что знаешь! Ясно же, что замазан по глаза. А он что?
– Твое «замазан» к делу, как говорится, не подошьешь. Нам ему предъявить нечего, с какой такой радости ему с нами откровенничать? – ответил Быхов.
– С такой, что мы людей спасаем, и его, между прочим, тоже – мог бы пойти навстречу, а не упражняться в остроумии! – Бецкий крутнул руль, бросив машину на набережную, которая, по счастью, не стояла мертвой пробкой. Вяло, но плелась.
– Лучше, как при Ежове: вломился в квартиру и поговорил по душам? – подначил напарника Быхов и тоже поднес сигарету к прикуривателю.
– При Ежове в квартиру ломиться не потребовалось бы! Какой уж там Ежов… При Андропове увидел бы корочки – раскололся в момент до самой жопы! Потому что уважение к органам – залог безопасности государства.
– Вот именно. При Ежове и Андропове было за что уважать, а теперь? А теперь нас обывателю уважать особенно не за что.
– Я и говорю: спекулянт, язва и козел, – заключил Бецкий, вовсе не обратив внимания на крайнюю свою нелогичность.
– А вот куда его понесло и зачем – это вопрос. Хотел поговорить – так подъехал бы на Литейный или сидел дома…
– Коз-з-злина… – прошипел Бецкий и согласно кивнул. – Сделает он нам проблему, вот увидишь!
– Не знаю насчет проблемы, но, насколько я понял по голосу, парень явно неадекватен текущему моменту, надо его перехватить, пока он глупостей не наделал.
– Он уже наделал. Чугунная – это же он к обторчанному гражданину Богуславу намылился! За каким бесом? А Богуслава надо было еще вчера передать в наркоманское управление: у него же не квартира – склад этой дряни!
– Не наш профиль. Нам что, за каждым упоротым балбесом гоняться?
– Да я так, из солидарности с коллегами… Нет, ты погляди, что творят!
За поворотом на улицу Арсенальную их караулил патруль ДПС. Ошалевший от счастья (еще бы! «Лексус» попался!), бдительный постовой выпрыгнул на дорогу, вращая жезлом и совершенно упустив из виду конторские номера. Бецкий вынужденно затормозил, испятнав асфальт дымящейся резиной. В водительское окно троекратно стукнулся жезл, а когда оно уехало вниз, образовавшийся проем заполнило пухлое радостное лицо под сенью аэродромной фуражки.
– Старший сержант Плетнев, – представилось лицо. – Нарушаете?
Бецкий выставил наружу участок тела, к которому крепилась левая рука и голова.
– Старший сержант Плетнев, ты чего под колеса кидаешься?
– Я вас спрашиваю, почему нарушаете? Так, предъявите документы и выйдите из транспортного средства, – патрульный посуровел, отступил назад, положив руку на кобуру, прятавшуюся в тени могучего пуза, на котором трещал застежками бронежилет.
– Ты, видать, недавно служишь? На номера посмотрел, прежде чем под бампер сигать? Тогда посмотри на это и служи дальше, – Бецкий продемонстрировал удостоверение.
Страж дорог извинился, козырнул и очистил горизонт, а чекист принялся ругаться, что вот из-за таких неопытных можно все дело провалить. В самом деле, какой идиот станет тормозить машину с номерами ФСБ? Ведь если она, машина, нарушает скоростной режим, значит, у экипажа имеется неотложная необходимость. А если таковой нет, все одно – не проверить и мздой не разжиться.
Полупустая Арсенальная в пять минут донесла «Лексус» до места. Проколесив по улице имени самого углеродистого состояния железа, товарищи высадились подле хорошо знакомого зеленого «Паджеро». Джип был пуст, пустовал и тротуар, лишь недалекая заправка обслуживала приблудившийся «Пассат», да в «Ароматный мир» на другой стороне дороги забежал страждущий. В воздухе плыли заводские звуки и плотный запах падавшей на город жары.
Быхов оглядел пейзаж и звучно чихнул.
– Аллергия… тополиный пух сведет меня в могилу… – пожаловался он.
– Тебя не пух, тебя вот это вот скорее, – Бецкий продемонстрировал напарнику окурок.
– …и жарища, – закончил Быхов. – Чего мы по такой жарище в костюмах ходим, как мазохисты?!
– Ствол прятать удобно, – Бецкий одернул пиджак и закрыл машину.
– Ствол можно и под рубашкой того…
– И будешь ты похож на придурка из фильма про калифорнийских бандитов.
– Ладно, бросай трепаться, двинули!
– Куда? К наркоману Диме?
– К нему, к нему. Или я не заметил господина антиквара?
Чекисты достигли обшарпанного парадного, подле которого пустовала не менее обшарпанная скамейка, где не караулил сегодня художник Понтекорово. Оба замялись перед дверью. Иди внутрь почему-то не хотелось.
– Ты серьезно веришь в этот бред? – спросил Бецкий непонятно, по всей видимости, в продолжение какого-то давнего разговора.
– Ты за двенадцать годков в нашем управлении еще не отвык удивляться? – парировал Быхов.
– Уж очень бред матерый.
– Матерый, – согласился низкорослый чекист. – Ну, чего встал – вперед!
– Надо было взять дробовики, – Бецкий процитировал тот самый фильм про калифорнийских бандитов, очень похоже сымитировав даже сокрушенный тон голоса, и шагнул в сырую, прохладную темноту за дверью.
Художник Понтекорово вовсе не просто отсутствовал на посту при парадном.
У него была уважительная причина – его не было дома.
В то самое время, когда высокий и маленький чекисты мялись перед парадным на улице Чугунной, словно пораженные внезапным параличом, старый художник не мялся, но действовал на проходной судебно-медицинского морга, что на Екатерининском проспекте, 10.
Снаружи раскинулось штилевое море лип, обворожительно пахнущих, несмотря на жару, а внутри, опять-таки несмотря на жару, было прохладно и пахло вовсе не липами, как и положено воротам на тот свет.
Аккуратный старичок в парусиновой паре, белом картузике, с антикварного вида тростью в руках и не менее антикварными сандалиями на ногах препирался с местным цербером, вооруженным инструкцией и сержантскими погонами.
– Молодой человек, я в десятый раз говорю, мне необходимо видеть тела убиенных граждан: Петухова А. А. и его супруги Римской Т. И., я знаю, их доставили в ваше учреждение. В особенности первого, – так и сказал: «убиенных».
– Уважаемый, – устало отвечал сержант, – я вам в десятый раз сообщаю: я не имею права вас впускать. Это судебное учреждение, а вы не родственник, вашей фамилии нет в книге посещений, вы, простите, никто! Поэтому я вас никуда не пущу.
– Тогда я позвоню вашему начальнику Георгию Петровичу Лаврентюку.
– Имеете право.
– То есть не пустите?
– Нет, – ответил цербер и вздохнул, подумав: «вот же прицепился старый клещ!»
– Ну хоть скажите: тела уже вскрывали? У вас есть какие-то записи, как это называется… база данных! – старик кивнул на монитор компьютера, видневшийся над загородкой.
– Послушайте, уважаемый… – сержант встал, покинул свое фанерное обиталище и вышел к «старому клещу». – Я просто стою на посту, вот и все. Пускаю туда, выпускаю оттуда, согласно инструкции. Передо мной никто не отчитывается: кому, что и когда вскрывали. Понимаете? Я не доктор, я даже не лаборант, я – полицейский и попал сюда по разнарядке – сторожить. Вот я и сторожу! Что вам от меня нужно?! Неужели непонятно? С первого раза! Вот были бы вы родственник – тогда другое дело!
Старик тяжко оперся на клюку и, судя по всему, не менее тяжко задумался. Раздумье перешагнуло границы приличий – в самом деле, проходная морга не место, чтобы стоять вот так столбом, прикрыв глаза целую полновесную минуту! Страж открыл рот, дабы намекнуть, но не успел, потому что упрямый дед растворил очи, которые неприятно напомнили сержанту глаза иконописных святых в церкви. Вроде бы смотрят в никуда, а вроде бы и все время на тебя.
– Нехорошо, товарищ милиционер!
– Я полицейский… что «нехорошо»?
– Обзывать старого человека клещом.
– Что… – сержант разинул рот и тут же с костяным щелчком захлопнул его.
«Черт, как же неловко-то, а?! Неужели я забылся и вслух ляпнул?! Вот же довел старикан!»
– Ничего вы вслух не ляпнули, не беспокойтесь, – сообщил дед.
– Как… вы… я не понимаю… – сержант заелозил всем телом, будто хотел выскользнуть из ботинок.
– У вас лицо говорящее, молодой человек. Когда человек редко думает – посетившая мысль видна, сразу и в подробностях. Тяжкое это дело – размышлять. С непривычки.
– Что… – повторил полицейский, потому что реагировать было нужно, но как именно – он не знал.
Старик усмехнулся в бороду.
– Да ништо! – передразнил он и вонзил взгляд в зрачки сержанта, заговорив медленно и веско: – Я - родной дед покойного гражданина Петухова А. А. Родной дед покойного. Артема привезли к вам, мне необходимо проститься с внуком. Гражданин Петухов – мой внук. Мой родной внук. Я – его дед. Я должен его увидеть. Можете отвечать, привратник.