– Порох, патроны, дробь… – начал было Олег, но «эйчар» его перебил.
– По-о-орох! – губы сложились в издевательскую трубочку. – Четыре банки сраного дымаря за двести семьдесят рублей? Ты, Олежа, осознаешь, что ты – мудак?
Олежа осилил лишь обреченный кивок. Он мог бы возразить, что расходников он продал уже тысяч на десять, но не смог. Коммуникация вообще была его слабым местом, а уж если собеседник предъявлял претензии и ругался, тридцатипятилетний мужик с гордым отчеством Рюрикович и вовсе впадал в ступор.
– А раз ты осознаешь, я тебя, мудака, перевожу на испытательный срок! – завкадрами хлопнул по столу так, что электронный прибор из далекого Тайваня подскочил, а Олегу пришлось втянуть голову в плечи. – Сроку тебе месяц! Получать будешь минималку плюс обычную комиссию. Сколько продашь – все твое. Но больше никакой халявы! Ишь, уселись на шею, дар-р-рмоеды! Пшел вон отсюда! И позови Минца – сейчас я ему тоже хвоста накручу, чтоб не зазнавался.
Веднеев «пшел», аккуратно затворив дверь. Руки у него тряслись. Минималка – это… это двенадцать тысяч пятьсот рублей – услужливо подсказал ему арифмометр в голове. Тот же арифмометр не затруднился подсчитать, что если минималка начнется уже с этого месяца, то ипотечный платеж за роскошную восемнадцатиметровую студию в человейнике на Парнасе ему не выплатить, а значит, придется брать микрокредит под конский процент.
Но, скажите на милость, как его возвращать? Да еще под конский процент?
Олег отдавал себе отчет в том, что «вцепляться» и «тащить клиента с улицы» он не умеет, и если не научился за предыдущие десять лет, то в ближайший месяц ему точно этого навыка не освоить.
Заняв место на табурете за прилавком, он отослал напарника в кабинет и с грустью обозрел интерьер. Магазин был пуст – ни одного клиента. Хоть в самом деле тащи с улицы!
«Иначе мне жопа».
Ружья и винтовки матово блестели по стенам, под стеклом надежно покоились ножи, образцы патронов, приспособы для снаряжения, разнообразные ершики и прочие милые мелочи, которые Олегу в скором времени придется покинуть.
«Навсегда. А что потом?»
Веднеев уронил лицо в ладони и неслышно застонал. Что он умеет? Ничего. Кому он нужен? Никому. Чего он добился к тридцати пяти? Ничего, если не считать квартиры-студии, откуда его очень может быть, что и выкинут. Куда? Да буквально на улицу.
«Вздернуться, что ли?»
При мысли о петле его передернуло, Олег поднял голову, и взгляд его уперся в шикарный дробовик UTS-15 в коробе из толстенного стекла у витрины. Карабин навел на мысль о холодном стволе под челюстью, мгновенной вспышке и темноте, которая подведет итог всей его бесполезной жизни, наконец избавив от проблем и зудящего кадровика.
«Вот ведь заноза! Откуда он вылез вообще! Без году неделя в конторе – и уже замдиректора! И тыкает! Жил же нормально, и тут этот!»
В магазине по-прежнему было пусто, если не считать роскошной задницы Жанночки в отделе одежды. Жанночку по достоверным слухам потрахивал генеральный, так что ее уж точно не сократят. Минц – лучший продавец прошлого месяца по всему Северо-Западу. Сергеенко – не лучший, но гораздо лучше, чем он. Так что…
Отчаяние накатывало волнами, и Веднеев опять уставился на UTS-15. Если заглянуть чуть дальше, то за преградой витрины можно было видеть немаленький кусок проспекта. Там светило солнце, ходили люди, в том числе фрагментарно одетые женщины. Иногда очень симпатичные. Бросить это все и дезертировать со стволом под челюстью и мозгами на обоях?
«Да запросто! Очень я нужен симпатичным женщинам? Сколько у меня не было этого самого? Полгода? Год?»
Внезапно время замедлилось. Люди вроде бы пересекали солнечный прямоугольник, но как будто в рапиде. Даже неразборчивое бу-бу-бу из кабинета замолкло, слишком быстрое, чтобы складываться в слитный слышимый звук. Солнечный свет превратился в яркое белое желе, в котором увязли пешеходы и машины. Сердце неудачливого продавца пропустило удар, а в пейзаж вторглось нечто новое. Какая-то тень.
В левом углу витрины появился очень высокий человек в черном костюме, который не шагал даже, а вроде как маршировал по тротуару. Медленно, как и все. Поля его шляпы колыхались в такт шагам, а руки с крупными кистями отмахивали, почти как на параде.
Взгляд Веднеева приклеился к фигуре, что вторглась в его персональное окно в мир. И человек это почувствовал. Он очень неспешно повернул голову, найдя Олеговы глаза. Пришелец не сбился с шага, не остановился, он просто повернул голову, растянув губы в улыбке. Он шел вдоль витрины, смотрел и улыбался. И как бы ни тормозило время, ведшее себя куда как несолидно, широкие шаги незнакомца вынесли его из поля зрения. Он пропал. И время возобновило нормальный бег.
Из кабинета забубнил кадровик, Жанночка продолжила шуршать в своем отделе, а Олег вдруг успокоился. Он еще раз оглядел торговое помещение, а потом встал со стула, прихватив ключи из ящичка под прилавком.
Мысли из головы словно вымыло. Что лучше всего, вымыло отчаяние. Олег чувствовал себя отлично, уверенно. Он знал, что делать.
Продавец неслышно скользнул к двери, повернув шпингалет замка в положение «закрыто». Потом так же неслышно утянул с плечиков разгрузочный жилет, а после подкрался к демонстрационному коробу с роскошным дробовиком UTS-15. Через пять минут на прилавке лежала нарезная «Сайга МК» с тактическим ремнем. Четыре кастомных магазина «Пафган» на сорок зарядов (имелись в подсобке и такие) – старых добрых 7.62\39 конструкции Елизарова-Семина уже покоились в подсумках разгрузочного жилета, а пятый торчал в приемнике карабина.
Жилет удобно охватывал торс продавца, а талию захлестывал патронташ, набитый боеприпасом 12 калибра «Магнум», сиречь длиной 76 мм.
Пальцы совершенно без участия мозга ловко снаряжали спаренный надствольный магазин UTS. Когда двенадцатый патрон исчез в окошке, Олег передернул маслянисто лязгнувшую помпу под стволом и вставил в камору последний, тринадцатый «Магнум».
Олег вышел из-за прилавка. «Сайга» висела за спиной, в руках – дробовик, на бедре – здоровенный охотничий нож. Олег шел и улыбался, как черный человек всего семь минут назад. Шел он к кабинету.
Заместитель директора по HR успел недовольно скривиться, когда в дверь постучали.
– Да! Опять ты, Олежа?! Ты знаешь, как ты меня задолбал своим блеяньем за сегодня?! – зарычал он, а потом сбился и замолчал, увидев, что держит задолбавший Олежа в руках. – Ты-ы-ы чего-о-о?
Веднеев оскалился и запел неожиданно громким высоким голосом, отчаянно фальшивя:
– А-а-а раскинулось море широко!
И волны бушуют в дали-и-и!
Грохнуло, как будто атомная бомба рванула в маленьком кабинете. Картечная осыпь лишила завкадрами половины головы. В звенящей тишине клацнул затвор, а по полу покатился дымящийся пластиковый цилиндр.
– Това-арищ, мы едем дале-око!
Подальше от ентой зямли-и!
Доворот ствола и новый грохот.
Веднеев покинул начальственный Олимп. На Олимпе осталось два тела с нелепо торчащими нижними челюстями. В торговом зале он сообщил Жанночке, что больше не в силах он вахту стоять и что в топках его не горят огни. Больше его коллега ничего не слышала, ибо лишилась ушей вместе с известной частью черепа.
Потом Олег вышел из дверей, освежая магазин дробовика новыми тремя патронами. Прохожие услышали, что:
– Ты вахту не кончил, не можешь бросать,
Мяханик тобой не-е-е доволен!
Ты к дохтуру должен пойтить и сказа-а-ать!
Лякарство он даст, если болен!
Для многих это была последняя песня.
Последней она оказалась и для Олега Рюриковича Веднеева, так как долго ли, коротко ли, а на проспект Энгельса приехал ОМОН.
Строгое серое здание с колоннами, что на Суворовском, 50, является олицетворенной мощью и надежностью. Сама его архитектура заявляет со спокойным чувством собственного достоинства: не смотри, что мы без барочных завитушек и позолоты, как виднеющийся в перспективе Смольный собор, зато мы – власть. Дом имеет полное право на подобные заявления, ибо вместил в себя Главное управление Министерства внутренних дел по Санкт-Петербургу.
В тот самый день, ближе к вечеру, понимающий зритель мог вообразить, что воплощенную мощь и надежность трясет от фундамента до колонн. И правильно бы вообразил. Тряска исходила из святая святых, из центрального мозгового вместилища – кабинета начальника Управления генерал-лейтенанта полиции Глупова – ударение на «о». Там разыгрывалась драма, без пяти минут трагедия – по случаю экстренного совещания, посвященного ЧП в Выборгском районе.
Хозяин – ударение на «о», не кричал, не ругался, не призывал молний с неба. Но весь кабинет буквально пронизывала энергия чрезвычайной ситуации. Державные знамена с золотыми кистями у торцевой стены, лакированный стол размером со взлетку маленького авианосца и даже четыре звезды (по контрольной сумме обоих плечей) на генеральских погонах – все было подернуто невидимым черным крепом. Впрочем, не таким уж и невидимым – стоило иметь воображение чуть более развитое, чем у моллюска, как креп начинал проступать, уж очень тяжкими были генеральские словеса. Короткие генеральские усы топорщились моржевидно, как бы целясь в присутствующих. А присутствовали лучшие люди в количестве изрядном – не хватало лишь второго зама, который своевременно сломал ногу.
Генерал-лейтенант охватил взглядом помещение, отметив наличие и отсутствие.
«Как в школе, честное слово», – подумал он, подловив мысль, что очень хочет поднять каждого и сверить Ф.И.О. со строками в журнале.
Помолчали.
Тишину рубили лишь тик-так башенных часов с ходиками в углу да барабанная дробь, которую выбивали из столешницы хозяйские пальцы.
– Так, – произнес, наконец, генерал-лейтенант, коего мы будем далее звать для краткости запросто – генералом, или по имени-отчеству – Павлом Сергеевичем. – Я к вам, профессор, и вот по какому делу!