Вилли Хренодуй, освобожденный до доспехов, сидел связанный по рукам и ногам, привалившись спиной к буку. Прямо над ним болтались синие босые стопы повешенного, как бы намекая. Рядом сидели два лучника, пили неразбавленное вино, припасенное во фляге, и ругались. Ругались беззлобно, думая, как поделить какую-никакую монету, найденную у разбойников.
С Уго раубриттер не очень-то общался. Хамил, хохмил, выдавая свои обычные рифмочки, которые словно дразнили друг друга повторяющимися окончаниями.
Немец быстро утомился и скомандовал:
– На сук пидораса.
Что подоспевшие лучники и исполнили. Быстро, деловито, без лишних слов. Уго успел начертать углем на дощечке, выломанной из скамьи: «Здесь висит тот, кто их повесил», каковую дощечку прицепили к шее разбойника. Вскоре раубриттер качался рядом со своими жертвами, корчась и хрипя.
Де Ламье похлопал его по сучащим в воздухе сапогам.
– Не будь говном, умрешь, как человек, – такое не шибко мудрое напутствие.
Или пришлось бы признать, что все крестьяне в погибшем селении жили именно как говно, что, согласимся, крайне маловероятно. Но это не помешало им расстаться с жизнью крайне неприятными способами.
Итак, покойники раскачивались в петлях, Вилли Хренодуй дергался рядом, а Уго отошел от дерева. Вокруг царила суета. Пажи паковали вьюки. Бойцы осматривали доспехи и оружие, а пара опытных кутилье ходили вокруг коней – все ли целы, а если ранены, то как тяжело.
На диво, боевого коня потеряли всего одного – вместе с жандармом. Все прочие отделались очень легко – только по левой стороне груди Гнедка, любимца Филиппа, змеилась кровавая борозда – след копья, прошедшего вскользь. Отряды, или уже один отряд, собирались в скорый путь.
Немец добрался до испанца и Петрония и отвел их в сторону – к почерневшему от гари дому на краю площади. Уходящее солнце пускало блики по его угольным стенам, а воздух по-прежнему оставался недвижим – без намека на ветер – и монструозно вонюч.
– Ну что, мои непонятные друзья… прежде чем я тронусь с места, вы мне расскажете, какого дьявола здесь происходит. Ты, – он невежливо ткнул корявым пальцем в доктора и магистра искусств, – ты заплатил, надо думать, очень много, или Петроний шагу не ступил бы из Брюгге. Так?
– Так, – испанец кивнул.
– За что ты заплатил? Что ты купил на это самое «чертово серебро»?
– Это очень просто. Я, как и говорил, доктор. Я состою в весьма почтенной гильдии, старейшей во всех испанских королевствах. Наш коллега, доктор Хименес, убыл недавно в ваши края. И тут он сообщает о вспышке чумы в каком-то городке. Потом описывает весьма странные симптомы и пропадает. Не скрою: мы крайне обеспокоены судьбой коллеги. И, не скрою, крайне заинтересованы этой странной чумой, ибо чума – наша главная задача. Мы должны одолеть все ее проявления и не допустить повторения Черной Смерти 1346 года.
Все слышавшие разом закрестились. Не было никого, чей род не хранил бы память о той чудовищной поре, все семьи числили десятки погибших тогда родственников.
– Сие есть моя задача. Меня пустили по следу доктора Хименеса. А милейший Петроний – он меня защищает. Времена нынче беспокойные, да и места тоже, как вы могли заметить, – доктор развел руками, мол, все же теперь все понимают.
– Петроний? – Уго недоверчиво поднял бровь.
– Видите ли, досточтимый сир! Я привык делать все, что делаю, основательно. Тем более речь совсем не о пустяках. Значит, я обращусь к лучшему в своем деле. Я навел справки и выяснил, что для особых, деликатных поручений лучше Петрония не найти во всем Брюгге и не только.
Германец посмотрел в маленькие глазки итальянца, которые смотрели на мир из складок жира, словно из бойниц.
– Петроний, расскажи, кто может навести о тебе такие справки? Я с тобой отшагал не одну сотню лье, но посторонний человек – о тебе? Справки? Ведь для всех ты – хитрожопый кабатчик, а он, надо полагать, узнал что-то сверх того? И он еще дышит?
Хитрожопый кабатчик пожал плечами и запустил руку под стеганую куртку, буквально трещавшую на его объемном теле, чтобы почесать то самое место, с выдающейся хитростью. Почесавшись всласть, он вновь поднял-опустил плечи, а потом подпустил мощнейшего шептуна.
– Вам, милейший, надо серьезно озаботиться пищеварительным трактом и сбросить лишний вес! Вы же себя в гроб вгоняете! – воскликнул Гектор, картинно зажимая нос, словно он мог расчуять еще какой-то неприятный запах среди целого торжества вони. – Так вот, сир де Ламье…
– Будет расшаркиваться! Зови меня Уго, или мы до ночи не закончим!
– …так вот! Я член очень старой гильдии, которая имеет самую разветвленную практику. В одном месте работает наш коллега, в другом месте наш коллега оказал помощь хорошему человеку, и теперь хороший человек к нам крайне расположен. Хороший человек знает других добрых людей, которые знают кое-кого еще, и так – до бесконечности. Поверьте, если за дело берется не одна персона, а почтенная организация, узнать можно очень много. Даже не бегая лично в черном плаще с настороженными ушами, как вы могли подумать. Вы же так подумали?
– Неважно! – отмахнулся де Ламье. – Дальше! Первое: ребята нашего итальянца легко могут прирезать в подворотне. Могут украсть письмо или подкинуть его же. Не легче ли было за впятеро меньшую сумму нанять полтора десятка конных арбалетчиков? Толку было бы больше. Второе, я очень не люблю, когда за мной следят. Зачем вы ехали впереди нас и непрерывно шпионили? Как связаны мы и ваш хренов доктор как-его-там-менес?
На словах «толку было бы больше» глаза-миндалины испанца уже смеялись, а к концу речи смеялся он сам, всем своим тощим телом.
– Ха-ха-ха, простите! Ха-а-а… толку? Много было бы толку от даже двух десятков парней с арбалетами вот конкретно сейчас, сегодня? Много бы они навоевали, въехав в засаду семидесяти пеших и пятнадцати конных грабителей? Мне были нужны не арбалетчики, а именно Петроний! Потому что он толковый!
Итальянец приосанился и закивал головой.
– Петроний берет умом, связями и сведениями, а не грубой силой. В данных землях он куда осведомленнее меня и лучше разбирается в обстановке! Он вычислил банду мародеров задолго до того, как мы и вы с ней встретились. И парней своих бросил на помощь именно тогда и именно туда, где нужно. Считайте, что мы ехали с вами как дальний передовой дозор.
– Чего? Дозор?! – немец аж по ляжкам себя хлопнул, громыхнув налокотниками о кирасу. – На хрена?! На хрена вам нас стеречь?!
– Вы едете в Сен-Клер. И мы едем туда же. Что там происходит – непонятно. Много вооруженных и дисциплинированных людей всегда могут оказаться кстати. Нас же всего девять человек, считая нас с Петронием. Мы умные и шустрые, а вы большие и сильные. Таким образом, мы делаем свое дело, помогая вам головой, а вы – свое, пособляя нам мечами и копьями. Мне такое разделение труда представляется весьма разумным. Прогрессивным и даже современным. Предлагаю и дальше работать в таком ключе.
– А почему сразу не примкнули к отряду? Попросились бы по-людски… я не знаю! – заворчал рыцарь.
– Не притворяйся тупицей, ты куда умнее, – пропищал Петроний. – Вы бы нас прямо так с порога моего кабака забрали с собой на выполнение почетного героического задания Его Светлости?
– А как ты узнал вообще, что мы едем и куда мы едем?!
– Бо-о-оже… – итальянец расстроился и тяжко запыхтел, колыхаясь всем телом. – Ты точно от старости все мозги растерял! Уж такая тайна! Да половина дворца судачит о том, куда вы нацелились! Надо быть беспросветно глухим или вот таким медноголовым… рыцарем, как ты, чтобы не услышать! Да после ваших посиделок с пивом и вином я могу за вас маршрут составить! Вы сейчас едете в Монс, оттуда – в Шиме, а потом – в Сен-Клер!
– И правда… – германец почесал свой медный тевтонский лоб. – Что-то я совсем… загнался. Ладно, черт с вами, езжайте с нами! Но-о-о!..
Уго взял руки в боки и грозно сдвинул брови, чтобы искупить свою внезапную рифмочку – вами-нами – от покойного Вилли заразился, не иначе!
– Но! Последнее слово за шефом! Будет так, как он решит!
– Конечно, конечно, только шеф, только молодой господин! – сказал Петроний и гнусненько так рассмеялся.
Деревню покинули в три пополудни. До Монса оставалось очень далеко, поэтому по отряду вышел приказ: коней не жалеть.
Когда Жерар поинтересовался у немца, отчего тот не снял латы, тот ответил:
– До самого Монса не сниму! – после чего вперед был услан полностью вооруженный головной дозор, а при кавалькаде осталась дежурная смена, также при всем оружии.
Вновь потянулась дорога, а темное море Арденн разом неуловимо приблизилось, напрыгнуло, раскинуло руки-крылья, готовясь принять путников в объятья.
Колонна покинула деревню. Впереди маячил дозор, который Жерар шутливо окрестил «передовым полком». Юноша был бледен, много и очень неумно шутил, скрывая то, что его колотило, как кота после бадьи с холодной водой. Пережитое отпускало слишком раздумчиво. Вот и теперь он ехал вместе с Филиппом в центре кавалькады. Позади ехал Синклер, надо признать, полностью оправдавший розданные ему авансы насчет того, что «шотландцы добрые рубаки». Рука об руку с ним скакал Уго. Перед де Лаленом и Жераром подпрыгивали в седлах толстый и тонкий – Петроний и Гектор.
– Вот наградил Господь именами! – балагурил де Сульмон, не заботясь даже, чтобы его не услышали. – Да еще так парно! Петроний и Гектор! Гектор и Петроний! Не хватает Корнелия и Ахиллеса! Словно возрождается седая древность Великого Рима и Греции! А мы, получается, живем в эпоху Возрождения!
– Сомневаюсь, что арбитр изящества Петроний был похож на нашего, – прошептал Филипп и раскашлялся, ухватившись за грудь. – Вот дрянь… ребра потревожил, болят! Уложат меня в гроб все эти разъезды.
– Ну, ты держись, дружище! – сказал Жерар, как давеча – всего лишь утром, по выезду из Турне.
После чего зоркие его молодые глаза уловили нечто за плечом друга. Это нечто оказалось настолько захватывающим и интересным, что он враз забыл о Филипповых невзгодах. Он даже перекинул правую ногу через луку, приобретя в один миг очень лихой вид, и сильно подался в сторону неведомого пока зрелища.