– А-а-а… ты можешь вот про все это написать? Кратенько, без зауми? Уж я бы заплатил! – Бронштейн аж облизнулся от жадности.
– Конечно, мог бы. Мне самому интересно. Но это надо поработать. Займет время, сам понимаешь. Надо забраться в книжку пана Анжея Надольского про клейма и вообще.
С этими словами Ровный поместил клинок, ровесник Первого Крестового похода, в ножны – ровесник балета «Хлопкоробы» в театре имени Первой Пятилетки. Затем он подошел к компьютерному столу, поставив шпагу в угол, и, снимая перчатки, воззрился вопросительно на Бронштейна.
– Да-да, Кирочка, дорогой! Все напиши, что нужно! Я, наверное, на той неделе загляну. И знаешь, раз уж ты такое важное открытие совершил… я заплачу тебе не как обычно, а гораздо больше! Гораздо! – глаза Исаича затуманились. – Двенадцать процентов!
– Ценю. Спасибо, – ответил Ровный, сразу сообразив, что светит ему в любом случае не более тысячи в американской валюте – свыше того щедрость Бронштейна в плане консультации любого класса не распространялась.
В любое другое время ближайший час был бы заполнен яростным торгом. Кирилл, зная, что такой необычный предмет уйдет не менее чем за двадцатку зелени, должен был требовать твердого гонорара. Минимум четыре штучки, имея в виду, что хитрый Бронштейн все равно не скажет настоящей стоимости продажи, а на торговле цену собьет как раз до положенных Ровному десяти процентов.
В любое другое время, но не сегодня.
Сегодня по вполне простительным причинам антиквар был не способен на пролонгированные волевые усилия.
Леша подозрительно прищурился.
Ровный не торгуется??? Почему? В чем подвох? Товар настолько плохой? Тогда зачем ввязался в экспертизу? Знает, где взять еще, наладил канал сбыта и не хочет выдавать нормальной цены? Такие мысли читались за круглыми стеклами.
– Кирочка, я заплачу две тысячи! – наконец, выпалил Бронштейн, уже давно прикинувший, почем впарит шпагу с Кирилловым заключением.
– Спасибо, – Ровный просто кивнул.
– Что не так?
– Все так, Леша.
– Ты почему не торгуешься?
– Меня все устраивает.
– Точно?
– Железно!
– Может быть?..
– Не может, – отрезал антиквар. – Работаем, как договорились, все хорошо.
– Значит, две и все ровно? – переспросил Бронштейн и засмеялся. – С Ровным все ровно – смешно, да?
– Очень.
– Все, все, все! – гость поднял руки вверх, словно сдавался. – Не смею больше задерживать! Время-то какое позднее, а тебе надо отдыхать!
Кирилл молился про себя, чтобы Исаич не вспомнил про намерение помянуть сержанта Петухова. Выпившего коллегу выпроводить будет куда как непросто. Потребность остаться в одиночестве и, наконец, уснуть ощущалась все острее, а ведь впереди ожидала не койка, а общение с Мишей Пивником и его саблей.
«Сговорились они или как? Густовато пошел холоднячок», – подумал Ровный о мече и сразу после него – о сабле.
Юное дарование столкнулось с испытанным бойцом антикварных фронтов в прихожей. Бронштейн успел напялить своеобычные штиблеты «мечта Хоттабыча» с узкими загнутыми носами, которые делали его похожим на хрестоматийную фигуру «стою на асфальте я в лыжи обутый». В это время раздался звонок, и Ровный отворил дверь, впустив Мишаню Пивника.
Тот был все так же аккуратен, в джинсах, светлом коротком пиджачке поверх футболки, а на носу, как и три дня тому, сидели узкие прямоугольные очки. Предмет холодного оружия, в отличие от трусоватого Бронштейна, он нес в открытую, ухватившись рукой за ножны.
– Привет, Миша! А я уже ухожу! Смену, так сказать, сдал! Ты чего сабельку без чехла, с ума сошел? Полиция же! И вообще, вот это я резко не одобряю, резко! – Леша строго погрозил пальцем и принялся протискиваться мимо хозяина антикварного обиталища и нового гостя к выходу.
– Отстань от человека, Исаич. Чего ему от машины до лифта не дойти? Ты б еще сейф на колесиках предложил с собой того! – заступился за Пивника Ровный.
– Ха-ха, сейф, смешно! Кстати, о машинах! Двор-то какой у тебя пустой! По всему городу за парковку люди друг друга убивают, а тут – красота-красотенюшка!
– Лето, погода чудная, завтра у нас длинные выходные. Вот народ и поразъехался. Я так думаю, – пояснил антиквар. – Миша, не стой столбом, ступай в комнату, и так места мало, и еще ты!
– Все-все! Откланиваюсь! Бричка уже приехала, – Бронштейн покачал в воздухе распоследним айфоном, на экране которого во всю ширь пламенело приложение «Яндекстакси».
Антиквары поручкались, Леша протянул ладонь и Пивнику, но тот отчего-то даже не обернулся и потопал в комнату. Бронштейн вопросительно поглядел в удаляющуюся спину, пожал плечами, хмыкнул и был таков. Ровный запер обе двери – с недавних пор он очень трепетно относился к этому ритуалу, после чего догнал Мишу, который стоял столбом посреди гостиной. Обогнув его, Кирилл уселся за компьютер и развернул кресло к гостю.
Тот разговор начинать не торопился.
Помолчали.
Ровный хмыкнул.
– Миша, ты в целом как? Ты чего Исаича игнорируешь? Не поздоровался, не попрощался! Он, между прочим, обидчивый, как ребенок, – проблем не оберешься, ты ж в нашем деле человек новый, с Бронштейном тебе лучше дружить! Вот!
Пивник продолжал стоять, будто проглотил нечто прямое и очень длинное – не короче винтовки Мосина со штыком. Ровный, вымотавшийся телом и душой за день до полной утраты терпения, начинал злиться. Он хотел выпить еще рюмку «Мартеля» и лечь уже, наконец, в коечку.
– Мишаня, второй раз спрашиваю: ты в целом как? Чего молчишь? Это ты в гости напросился на ночь глядя, а не я, так что говори уже. Вон и саблю приволок. Хорошая, кстати, сабля. Французская, легкокавалерийская, образца IX года Республики, сиречь 1802 года по-человечески. Клинок или из Золингена, или из Клингенталя. Ты ради этого в ночь сорвался? Ты в книжку Александра нашего Николаевича свет Кулинского сам поглядеть не мог? Ну, соображай! «Европейское холодное оружие», синее издание, у тебя на полке стоит! – тут Ровный сообразил, что всегда элегантный Пивник изрядно бледноват, о чем и сообщил. – Ты, кстати, исключительно дерьмово выглядишь. Синий, как то издание. Миша, случилось что? Дома все в порядке или ты с похмелья? Блин, Миша!
Пивник в конце всей длинной и все более гневной речи старшего товарища соизволил ответить, или, как написали бы в старорежимных романах, отомкнуть уста. Он по-прежнему не сходил с места в геометрическом центре комнаты.
– Дома. Я Юлю убил, – спокойно произнес он, а Ровного аж подбросило.
– Чего-о-о??? – он вытаращился, как краб на коралл. – Шутишь???
– Я Юлю убил, – повторил Миша. – Юля – это моя жена.
– Епт, этого, я… черт, да что случилось-то?! – антиквар почуял, что ему здорово не хватает воздуха.
– Случилось. А виноват в этом ты, Ровный, – голос Пив-ника оставался все таким же спокойным и даже заторможенным, без намека на эмоции.
– Ты-ы-ы чего несешь, Миша?!
– Мне рассказали. А я все понял. Как ты на нее смотрел. И вот я ее убил. Теперь я убью тебя.
Юное дарование, не отрывая взгляда от антиквара, потянул саблю из ножен.
«Все-таки Золинген», – промелькнула в голове Ровного какая-то посторонняя мысль после того, как антиквар разглядел на клинке розу и буквы I.S.U.S.
Стальные ножны с лязгом упали на пол. Миша, широко размахнувшись, шагнул вперед. Антиквар же, скатившись с кресла, швырнул его в гостя, успев крикнуть:
– Ты рехнулся!!!
Вечер задался не только для Кирилла Ровного, но и для многих других.
Например, для художника Понтекорво и двух сотрудников тринадцатого отдела ФСБ: Владислава Аркадьевича Бецкого и Святослава Александровича Быхова. Вся троица расположилась в том самом кабинете, который только что покинул антиквар. Беседа выходила с натугой, будто каменный цветок в известной присказке про Данилу-мастера.
Капитан Быхов сидел за собственным столом, поминутно выглядывая поверх ноутбука. Майор Бецкий утвердился на стуле спиной к окну подле товарища, а в фокусе их внимания маялся художник, нетерпеливо перекладывающий трость из руки в руку. Его дурацкая шляпа висела на вешалке при двери, а в открытое окно ползла жара.
– Я, гражданин Понтекорво, проявляю просто чудовищное снисхождение, беседуя с вами здесь, в непринужденной обстановке, – говорил Бецкий, буравя ухо деда неискренностью. – Я должен вас, учитывая обстоятельства, сдать в КПЗ, откуда вас водили бы с конвоем, но не для беседы, а для допроса. Кстати, это еще не поздно сделать, правильно я говорю, товарищ капитан?
Быхов показался из-за монитора и кивнул.
– Мы уже черт знает сколько времени пытаемся получить от вас, гражданин, хоть какую-то внятную информацию, а вы…
– Мы общаемся двадцать три минуты, – перебил художник, продемонстрировав древние советские часы на запястье. – Но, я совершенно согласен, и этого слишком много. Сейчас нам надо не разговоры разговаривать, а кое-что сделать во исправление вашего глупого упущения.
– Ой вэй… – Бецкий вздохнул, полез в пиджачный карман, чтобы найти совершенно опустевшую пачку без единой сигареты.
– Вы сами только что обещали, да вот на стоянке, всепревсе нам рассказать, а сами? Нехорошо, товарищ Понтекорво! – Быхов высунул нос из-за монитора, издав потом пулеметную очередь на клавиатуре.
– Милые мои! – уличенный непонятно в чем старик прижал руку к груди – для убедительности. – Я не отказываюсь вам что-то рассказать! Я только прошу вот прямо сейчас взять пистолеты или что вам положено, сесть на машину и очень быстро догнать Кирилла Ровного! Ему нельзя оставаться одному!
– Может, еще и спецназ вызвать? – Бецкий поднял бровь и принялся семафорить Быхову, чтоб тот поделился сигаретой.
– Спецназ – тоже неплохо, если люди проверенные, – кивнул старик.
– Вы, похоже, не понимаете.
– Или издеваетесь с неясными для меня целями, – дуплетом выпалили чекисты.
– Я понимаю то, что Ровного сегодня попытаются убить. И, скорее всего, убьют. Он читал книгу, пусть всего лишь часть. Он слишком долго держал искомые бумаги в руках. Он буквально воняет всей этой Бургундией. Поэтому его найдут, и тогда – смерть. И смерть эта ляжет на вашу совесть, господа инквизиторы.