Глава 9Рыцарь
Замок Шиме был.
Пожалуй, человек неосведомленный больше ничего сказать о нем не сумеет, он был, и все. Как водится, в емком «был» крылись его достоинства, человеку постороннему малоочевидные. Где-то рядом в той же емкости лежали и недостатки. Ну, хоть с недостатками сплошное понимание.
На первый взгляд.
Первый взгляд доносил следующее: замок построили во времена то ли Гийома Бастарда Нормандского, то ли Филиппа Красивого. Словом, очень давно, трудно даже сказать, когда. Отменное укрепление было теперь вовсе не так крепко, как в годы юности, что, впрочем, не одним только замкам свойственно, но и людям, а оттого не удивляет. Далее мелочи. Например, бульвар перед воротами не был предусмотрен, а надо бы. Да и ров теперь здорово осыпался. И так далее.
Второй, внимательный, взгляд требовал осведомленности, которая, согласимся, не каждому положена.
Жоффруа II ван Виррей де Ла-Тур был осведомлен на уровне, обычному наблюдателю недоступном. Несмотря на то, что за длинным и громким именем скрывалась вполне приземленная должность, все-таки он являлся сыном прево Шиме, Жоффруа I. Подумаешь, скажете вы, тоже выискались: Цезарь и Август! Пиппин и Шарлемань! Филипп и Карл!
Скажете и ошибетесь. Потому что старый прево держал Шиме настолько цепко, что и сравнить не с чем, кроме, разве, внимательного паука, который изловил муху. Первый Ла-Тур знал во вверенном хозяйстве буквально все. Интересовался буквально всем. Совал нос (и умелые руки) буквально всюду. Вплоть до отела коров в селе Гадюкино, хотя коровы там, в отличие от гадюк, были так себе. Замковые подробности он, конечно, знал тоже.
И сынок знал, не отставая от папаши ни на пядь. Потому как был очень резв и в народе за резвость прозывался Жофф Грапан, то есть рвач.
Сравнение с Филиппом и Карлом (Добрым и Смелым, разумеется, мы же в Бургундии!) оказалось верным только в том смысле, что папаша не в меру резвого отпрыска терпеть не мог, а резвый отпрыск считал дни, когда же старый скупердяй отправится считать барашков на облаках ошуюю Господа нашего Иисуса Христа.
Теперь, после столь вдумчивого введения, перенесемся к изначальному предмету разговора – к замку.
Замок стоял на пологом холме, омывался лучами солнца и прекрасно себя чувствовал. У подножия холма колосились тучные нивы, меж ними вилась дорога, а на них сапали пейзане. Надо думать, что замок вписался в картину местного мироздания лет за триста до.
Непосредственно вокруг замка бродили трое. Точнее, не бродили, а по-деловому и вполне осмысленно перемещались, непрерывно разговаривая. Даже не приближаясь к границам их приватности, было понятно, что разговор оживленный. Хоть слов и не слыхать, а мимика и жестикуляция двух мнений не оставляли.
Первым было лицо духовного звания, о чем говорила бенедиктинская сутана. Особая стать, благочестивый взгляд и этакая поступь заставляли заподозрить в лице фигуру аббата, чье аббатство дразнилось шпилями в полумиле к востоку от замка. Аккурат между ним и городом Шиме.
Второй человек явно был коллегой первого. Коллегой в высоком смысле окормления чад господних и наставления на путь истинный. Можно даже сказать, старшим коллегой, ибо это был еврейский ребе, предшественники коего, согласимся, узнали Бога единого несколько раньше бургундцев.
Третий носил скромное платье – упелянд черного дамастина с едва намеченным серебром цветочным раппортом, серые чулки и практичные пулены кордовской кожи с не слишком длинным носом. Голову его закрывала не менее практичная широкополая шляпа, тулью которой перехватывала очень скромная парчовая лента, призванная показать, что хозяин шляпы носит простой фетр не потому, что не может позволить себе большего, а потому, что большего не желает.
По здравому рассуждению выходило, что это и есть Жоффруа II, как там его, Ла-Тур.
Слуги господни жаждали внимания.
Ла-Тур младший жаждал замок.
Ла-Тур старший жаждал определенности и надежно прикрытого тыла. Однако пока он страдал от подагры в Шиме, здесь его замещал наследник, который, как только что было сказано, жаждал замок.
Крестьяне, щедро рассыпанные у подножия холма, сапали землю.
– Прекрасный, прекрасный замок! Не понимаю, как батюшка умудрился его продать? Висел бы на балансе превотства! Вы не находите, что замок великолепен? – Ла-Тур посмотрел по сторонам, ожидая от спутников резюме касательно рассматриваемого строения.
Голос у наследника был, в противоположность скромному платью, вовсе не скромный. Глубокий, звучный, словно в хоре поставленный. Впрочем, может, так и было. Аббат, изъяснявшийся куда менее звонко, снял шапочку и потер тонзуру.
– Напомню, сын мой, что ваш отец не продавал замка, а совершил взаимозачет между кассой дворцового ведомства и кассой Шиме. Это герцогский замок, он уже с полвека числится в казенных строениях. Поэтому он его милости герцогу попросту передал.
– Тем более! Просто передал! Это ж где такое видано! Добро б хоть продал за приличную сумму. Так ведь нет! Взял и отдал! – Ла-Тур всплеснул руками, так что разрезные рукава упелянда заколыхались.
– У него не было выбора. Герцогский приказ, и все, – аббат прощелкал бусинами на четках что-то ужасно минорное. – А приказ герцога – это… это… Da quod iubes et iubi quod vis[19].
– Оставьте, отче святый! Вам будто невдомек, как это делается в милой Бургундии! – наследник сотворил руками некое сложное знамение в воздухе. – Сим уведомляю и считаю своим долгом донести, что здание находится в опасном состоянии и требует дорогостоящего ремонта, примерная смета какового прилагается, остаюсь вашим покорным слугой… и так далее.
Неспешный шаг нес сына прево вдоль внешней замковой стены, ошуюю его догонял аббат, шлепая сандалиями. Одесную семенил ребе, при каждом слове Ла-Тура качавший головой, не понять, согласно или сочувственно.
– Теперь уже поздно рассуждать, сын мой, дело сделано, – сказал аббат, а четки вторили ему пощелкиванием. – Замок продан из казны графу Жану де Круа. Как говорится, certum est, quia impossibile[20].
– Слава богу, отче святый, молодой наследник сослал жадного старика вместе со всей семейкой, так что и Жана, и туповатого его братца Антуана вместе с сынком Филиппом мы еще не скоро увидим. Если вообще увидим. Но замок, замок надо… хм-м-м… спасать, если вы простите мне такой термин, – молодой человек поглядел на аббата со значением, а потом на раввина, тоже со значением.
Ребе вновь покачал головой и сказал что-то вроде «вай мэ».
Аббат сложил молитвенно руки перед грудью.
– Сын мой, боюсь, что я не смогу спасти замок – это не вполне то, чем занят орден святого Бенедикта, мы призваны спасать души, а не тварные…
– Простите, что перебиваю, отче! – Ла-Тур резко остановился. – Не могу говорить за весь орден, но лично вы и ваше аббатство спасаете души и торгуете вполне тварным пивом! Пиво, кстати, творите именно вы!
– Ну не то чтобы лично я… – затянул было монах, но скромник в упелянде его вновь перебил.
– В связи с этим очень удивительно, падре, что вам так скучно слушать мои рассуждения о замке.
Ребе, в который раз покачав головой, подал голос:
– Вай мэ, молодой господин, а вот мне пр’о замок слушать таки совсем не скучно, чтоб я был так здор’ов, как во времена молодости тети Сар’ы! Если вы думаете, что Абр’ахам бен Коган ничего не понимает, то подумайте еще р’аз, потому что Абр’ахам бен Коган все понимает!
Теперь кивнул наследник, как можно было подумать, удовлетворенно, после чего вновь отправился шагать вдоль замковой стены. Слуги божьи: все понимающий раввин и аббат, судя по всему, спрятавший понимание за цитатами, – последовали за ним в прежнем порядке.
– Я, уважаемый Абрахам бен Коган, тоже все понимаю, это так же верно, как Fides praecedit intelligere[21], - грустно произнес аббат. – Однако я понимаю и другое. Ни ваше, ни мое понимание недостаточно для того, чтобы выкупить целый замок!
– Ой вэй, я вас умоляю! А кто здесь говор’ит за купить, если вы понимаете, о чем я! Р’ечь идет всего лишь за то, чтобы вывести этот домик вроде как в вымор’очное имущество, вроде как имущество предателя. А потом отпр’авить обр’атно на баланс Шиме. А это совсем иное дело! Потому как замок стоит дорого, герцогский нотариус тоже, но куда дешевле замка.
– Именно так, уважаемый бен Коган, – подтвердил наследник. – Не правда ли, отличный день! Что может быть лучше прогулки в тени при таком-то солнышке!
– Если уж мы говорим об intellectus propter intelligendo[22], то и для этого активы аббатства явным образом недостаточны! – монах просительно посмотрел на Ла-Тура младшего. – Сын мой, вы представляете, какой долг за поставки пива повис, как Damoclis gladius[23], над всеми пятью тавернами и двумя корчмами в Сен-Клере?! Безбожный город, настоящий Содом! Они как сговорились, и вот уже почти месяц не платят ни денье! А это, между прочим, девятнадцать бочек бланш-де-флор, две дюжины бочек дюшес-де-бургонь, две дюжины бочек фландр-де-ли, пятнадцать бочек шато-дешиме и, вы только представьте, семнадцать бочек лучшего, отборного барливайна из рождественской партии! И за все это не уплачено! Как прикажете проникнуться пониманием, когда моего понимания никто не понимает!?
– Таки да, в этом я коллегу, вы же не обидитесь на стар’ого евр’ея, что он называет вас коллегой, отец аббат, так вот, коллегу я вынужден поддер’жать, клянусь всеми казнями египетскими! – встрял раввин. – Есть ощущение, и не только у меня, что в этом городишке засела банда зловонных бар’абухов. Не поймите меня непр’авильно, я не хочу сказать, что все жители того города – бар’абухи, и в мыслях не было! Но там точно есть какой-то поц, а может быть, и не один! И все эти жалкие личности взяли себе в голову пустить по мир’у стар’ого Абр’ахама бен Когана, чтоб их ноги служили только для подагр’ы! Сколько пр’екр’асно запаянных бутылей с золотой амальгамой мы поставили в этот ваш Сен-Клер’! Уму нер’астяжимо! И где, спр’ашиваю я вас, деньги? Денег нету! Мне бы очень хотелось увидеть содействие властей в этом важном вопр’осе!