вале! Но, господа, рекомендую поберечь желудки для рыбы. Следующая перемена у нас рыбная, настоятельно рекомендую. Сельдь свежего посола, угорь в винном соусе, морской окунь, запеченный с семью травами, – такое грех пропустить!
При упоминании барливайна аббат вспомнил о десятках бочек, что были утрачены в злостном Сен-Клере, и сделался мрачен. Еще мрачнее. Виду, впрочем, опять не подал, а проклятые гости преотлично последовали его совету и вдарили по рыбе, которую внесли послушники. Аббату Бернару еда в горло не лезла, чего нельзя сказать о прево.
Отвратительно жирный итальянец, как отметил умный монах, почти не ел, что странно при такой комплекции. Зато глазками зыркал по сторонам так исправно, будто хотел что-нибудь потибрить. И до сих пор не произнес ни слова.
– Как долго вы думаете у нас гостить, дорогой сир? – поинтересовался аббат у Филиппа, сидевшего на почетном месте по правую руку от хозяина.
Отец Бернар в этот момент отчаянно мечтал, чтобы «дорогие гости», обходившиеся слишком дорого, наконец наелись от пуза, легли спать и заутро очистили вверенное заведение.
– Сен-Клер от нас совсем недалеко, я думаю, меньше дня езды. Вы могли бы остановиться у нас и выезжать туда с проверками, когда вам будет угодно.
– Сен-Клер от вас, уважаемый аббат, не более чем в полудне пути – у нас быстрые кони и много сменных. Поэтому мы приведем себя в порядок и утром отбудем. Предпочитаю все делать быстро и в один заход. Убивать время на разъезды туда и обратно я не буду, уж простите, – ответил молодой рыцарь и закашлялся, ухватив рукой ребра.
– Да что с вами, ради бога?! – воскликнул аббат, всплеснув руками. Его широкие рукава так неловко разлетелись над столом, что своротили кубок вина.
Пока послушник одолевал последствия начальственной неловкости, де Лален успел заверить отца Бернара, что небольшая честная рана ему не повредит и тем более не остановит на пути к цели. Аббат посетовал на такую к себе невнимательность, присоветовав лучше заботиться о здоровье, а потом зазвал посетить аббатство на обратной дороге.
Пока гость и хозяин обменивались натужными любезностями, жирный итальянец доцедил, наконец, кружку пива и подал голос, оказавшийся еще противнее внешности.
– Отче, расскажите лучше, что вы знаете о Сен-Клере? Вы соседи, так может, по-соседски слышали что-нибудь? – пропищал он. – И если вас не затруднит, подробности. Любые. Рассказывать, что с городом нет связи, а гонцы оттуда не возвращаются, не нужно, мы осведомлены в целом.
Аббат от неожиданности поперхнулся, долго кашлял, даже когда кашель перешел в совершеннейшую имитацию. Он думал, что сказать.
– С позволения уважаемых господ, крестьянские бредни я пересказывать не буду. То, что столь близкий город никак не отзывается, – это очень странно, но вполне объяснимо. Сперва там подозревали чуму, и местный муниципалитет, должно быть, закрыл город на карантин, что разумно. Потом, с началом военной кампании, я думаю, в дело вступили обстоятельства несколько иного, политического характера. Да, именно так, политического.
– Политического? – переспросил прево, вытаращившись.
Ему очень не нравились какие-то обстоятельства политического характера на границе собственной земли.
– Политического, – кивнул Бернар, подумал и потребовал у послушника добавки пива.
– Уточните, – итальянец воззрился на него, сощурив глаза, так что они почти пропали в складках жира.
– Да нечего уточнять, господин Петроний, я же верно запомнил ваше имя? Так вот, у нас на границе имеет место измена. Горожане перекинулись на французскую сторону, благо расположение позволяет. И никакой чумы там не было, я уверен. Карантин – это просто удобный предлог, чтобы перекрыть город и никого не выпускать из округи. Готов спорить, в Сен-Клере уже хозяйничают королевские войска! Ведь это так похоже на Валуа! Поссорились, а потом тихо разошлись, откусив друг у друга по кусочку. Сколько раз такое бывало! Готов спорить…
– И проспорите, отец аббат! – громко рыкнул шотландец, водрузив на столешницу кулаки в рыжеватом волосе, каждый размером с пудовую наковальню. – Мой сеньор, Его Величество король Франции, Божьей милостью Людовик XI, к этому не причастен! Я как поверенный готов это заверить рыцарской клятвой.
– Простите, дорогой сир, в вашем слове я не сомневаюсь, но сколько стоит рыцарская клятва, когда в дело вмешиваются такие большие люди! – заныл отец Бернар, прижав руки к груди, ему очень не хотелось злить шотландца, который выглядел лишь немногим менее опасно, чем немец.
– Вы хотите сказать, что король обманывает и Бургундию, и меня одновременно? – поверенный встал из-за стола, а рукоять его кинжала очень убедительно громыхнула о дерево.
– Я ничего не хочу сказать…
– Тише, господа! – пискнул итальянец, и вышло это так внезапно, что даже Синклер, побагровевший от злости, сел на место. – Это очень плохо, что вы не хотите ничего сказать, господин аббат. Ведь мы просили именно рассказать, а не поделиться своими умозаключениями. Умозаключения предоставьте нам – после того как мы окажемся на месте. Пока нам надо знать, где мы окажемся. Вы понимаете меня?
Петроний пригвоздил монаха взглядом к креслу, а потом не менее тяжко глянул на сира Джона, так что тот разом передумал вступать в перепалку, а ведь ему очень хотелось.
– Итак, я бы не отказался послушать крестьянские бредни. Или пьяную болтовню горожан. Или монашеские сплетни, ведь монахам бывает скучно и они делятся сплетнями?
Аббат собирался было ответить, что в его ведении монахам скучать некогда и тем более некогда сплетничать, но не стал. С одной стороны, это было бы враньем – монахи очень даже сплетничали. С другой, итальянца аббат побаивался. Не так, как огромного де Ламье или королевского поверенного. Как-то иначе. Иначе, но беспокойство жирный пузырь внушал самое качественное. От беспокойства аббат нервничал и злился. И очень его расстроил отказ выслушать умозаключения, которые, по мысли настоятеля, были вполне разумные.
– Извольте, – Бернар стал загибать пальцы. – Я слышал, что весь город вымер и там не осталось ни одной живой души. Еще сказывают, что зараза там гуляет настолько страшная, что, раз вдохнув этот aer civitatem[28], любой падает замертво. Говорят также, что в Сен-Клере поселился дьявол и лично утаскивает всех в преисподнюю. Кроме дьявола, я слышал о драконе, трех драконах или одном драконе о трех головах. Если о монашеских сплетнях, чего греха таить, не все наши братья достаточно сильны, чтобы не давать воли праздности духа, то, по словам одного пьяницы, в город почти невозможно заехать, а заехав – выбраться обратно уж точно не выйдет. Нечистая сила опутает так, что можно идти хоть месяц, а с места не сойдешь. Достаточно? А то обращайтесь, в моей коллекции есть еще кое-что.
– Забористо, – сказал наглый хлыщ де Сульмон и рассмеялся, правда, смех его вышел неуверенный, с нервическим привизгом.
– А отчего вы, почтенный служитель Господа, так иронично отзываетесь о дьяволе? – спросил доктор-испанец, поставив брови домиком. – Ведь вам долг велит верить в нечистую силу.
– Я, доктор, в дьявола верю безоговорочно! Как in únum Deú m, Pat́ rem omnipoteń tem![29] – аббат гневно повысил голос, пристукнув ладонями по подлокотникам кресла. – Только дьявол не в городе Сен-Клер с рогами и копытами грешников под землю уволакивает и не в образе дракона является! Дьявол в лености, унынии, стяжательстве, разврате, чревоугодии и прочих милых нашему сердцу вещах, которые суть – смерть души и торжество плоти! Вот такой дьявол страшнее любого дракона и рогатого чудища! Потому что постоянно с нами и нами любим!
Чтец за пюпитром испуганно примолк, сбившись на beatus vir cui non inputabit Dominus peccatum[30].
– Да как-то… святые слова, – выговорил Филипп, смущенный благочестивым напором. – Но ведь и дыма совсем без огня не бывает, вы не находите? Вот мы давеча видели, да до этого еще… Впрочем, неважно.
– Конечно, дыма без огня… – Бернар разволновался и стал говорить сбивчиво. – Дым-то вот он, брат Диодат в стельку пьяный возвращался из Сен-Клера… нечистая сила его кружила! Ха! Сила эта вот!
Монах потряс кубком, вновь расплескав пиво.
– А брат Ансельм вовсе не вернулся, полагаю, из-за этой же силы! Оба всей округе известные борцы с зеленым змием! Опять проиграли! Вот вам и весь огонь, и весь дым вместе со всей чертовщиной!
– Чертовщина – это, конечно, слишком, – сказал испанец. – Но почтенный доктор Хименес успел написать об эпидемии до того, как пропал вместе со всем городом. Так что эпидемия – это не враки досужих сплетников. Хотя доктор описал симптомы, с чумой схожие слишком отдаленно. Кроме того, по дороге мы много с кем говорили, кое-кого встречали и кое-что слышали. Слухи? Слухи. Трепотня. Болтовня. Про какую-то болезнь. И я не думаю, что все это придумано. Возможно, лишь сильно преувеличено или искажено, как оно всегда бывает. А вот слухов о французском вторжении мы отчего-то не слышали вовсе.
– Это оттого, что хороший заговор сплетен по себе не оставляет, – аббат собрался настаивать на своей версии, когда его перебили самым возмутительным образом.
Глава 10Рыцарь
С улицы раздались какие-то крики и шум. Дверь в трапезную с треском распахнулась, едва не сорвавшись с петель, хоть и мощные то были петли. В залу ворвался давешний монашек-писарь, лишившийся где-то своей книги и чернильницы. Он в заляпанной грязью рясе промчался вдоль стола шагов пять и упал прямиком в разноцветный витражный отсвет на полу.
– Отец Бернар! Там… – он приподнялся на одной руке и, все так же выкрикивая имя аббата, другой тыкал в сторону площади. – Там! Та-а-ам!
– А ну, цыц, Бержуан! – проревел аббат, вскочив со своего места так энергично, что сидевший по левую руку прево едва не рухнул со стула. – Что там?! Говори толком! Что это за шум?! Что вы устроили, сукины дети, в моем аббатстве?!