Черный человек просто шел по тротуару, широко вышагивая, отмахивая длиннющими руками, как на параде. Но каждый шаг его, что пожирал расстояние до «Форда», пожирал и капитанское самообладание. Быхову все сильнее хотелось выскочить наружу и палить в черного, пока затвор не встанет на задержку. Или выскочить и броситься на него с дробовиком, как с дубиной. Или выскочить и бежать, сломя голову. Или просто завыть от ужаса, сидя на тротуаре, обхватив голову руками. Только бы не видеть приближающуюся даже не смерть, а нечто неизмеримо худшее.
Выдернул его из подступающего безумия командный крик Понтекорво.
Художник привстал, наваливаясь на водительское сиденье, поймал пиджачный подол в кулак и теперь тянул Бецкого внутрь салона.
– Майор, майор, не стрелять! Быстро заводи машину! Пистолет не поможет! Не сейчас! Быстро заводи машину! Уезжаем! Сейчас же! Не стрелять!
Инквизитор внял, хотя его накрыло не хуже Быхова чуть ранее, пусть и по-своему. Бецкий внезапно ощутил лютое желание убивать. Сперва этого – в черном, что так ладно разместился в прицеле «Глока». А потом…
Но не было никакого потом, потому что пришел голос испанца, а может, итальянца, а может, черт знает кого еще. Майор махнул в машину и рванул ее с места. С верещанием шин и надсадным ревом мотора, выведенного на максимальные обороты.
Инстинкт заставил Бецкого крутануть баранку так, чтобы черная фигура осталась далеко по левую руку – «Форд» пересек двойную сплошную линию и секунд десять несся по встречке. Лишь тогда инквизитор вернул его на положенную законом полосу, позволив себе, наконец, вздохнуть.
– Мать твою! Что это было?!
– Да, блядь, мне тоже интересно! Что это было?! – простонал Быхов, никогда не испытывавший такого страха.
Старик, имевший, прямо скажем, много вариантов ответа на столь неопределенный вопрос, понял товарищей верно.
– Это Тень Хозяина. Убийца. Меч в его руке. Оборотень. Я говорил о нем всего час назад.
– Какого, на хрен, хозяина?! – Бецкий яростно погонял машину, выжимая из двигателя все его лошадиные силы.
– Сейчас это не имеет значения. Я знал, что он будет действовать быстро, но не мог даже предположить насколько. Я не ожидал, что он явится к нам навстречу лично и так скоро. Теперь Тень в одном шаге от антиквара, в одном шаге от воссоединения с книгой. Мы должны спешить, и вы совершенно правы, что так быстро едете. Только это сейчас важно.
Дорожные огни сливались за окнами в текущую реку огня. Шоссе буквально улетало под бампер «Форда». Встречный поток воздуха был так напорист, что заставлял машину дрожать, невзирая на ее зализанные обводы.
Художник удовлетворенно кивнул, коснувшись плеча Быхова.
– Господин ротмистр, благоволите зарядить ружья заново. Я готов помочь, но боюсь, что не умею. Могу лишь подносить патроны, если вы укажете на подходящие вам.
– А?! – непонимающе спросил инквизитор.
– Ружья могут вам пригодиться, причем совсем скоро.
Но ружья не пригодились, а нескучная дорога к антиквару подошла к концу. «Форд» перескочил через Поклонную гору, въехав к Озеркам. Район встретил товарищей на удивление дружелюбно. Здесь опять катались машины, пусть редкие, а на тротуарах ходили люди. Обычные горожане. Живые. Даже пару велосипедистов удалось засечь.
И вот авто, скинув за ненадобностью почти всю скорость, уже заворочалось во дворе дома 113 ночной неустроенной птицей.
Парадный подъезд, перед которым давеча бились с зеленым змием представители местной интеллигенции, пустовал. Поле брани было прибрано – ни бутылок не валялось, ни оберток, ни россыпей семечковой лузги. Лишь горку мусора в урне венчала жменя свежих хабариков.
Бецкий остановил «Форд» подле дорожки к парадному, въехав правой парой колес на поребрик. Инквизиторы переглянулись, разом уставившись на дробовики. Немой вопрос – яснее ясного: выстрел из двенадцатого калибра на лестничном марше примерно равен по уровню скрытности ядерной бомбе. Одно дело учинить канонаду в парке, где нет никого, кроме дубов и монстров, совсем иное – постановка на уши девяти этажей разом.
Капитан молча извлек пистолет и так же молча сунул его обратно – в кобуру под мышкой.
Пантомима вышла прозрачней некуда.
Десять-шестнадцать бабахает не так люто, как восемнадцать и пять, но разница косметическая[36].
Майор вздохнув, полез из салона. Полез и его напарник, а последним – художник, чья шпага благопристойно покоилась в тросточке. Не скажешь, что дедушка четверть часа тому своеручно нашинковал человек за полдюжины. Летняя льняная пара, пусть потертая, в полном порядке, дырчатые ботинки без пятнышка. Даже дурацкая шляпа с сеткой на боках тульи не помялась.
Быхов поймал себя на мысли, что антиквар будет дурак, не открой он торговлю такими вот нелепыми шляпами, вышедшими из моды, когда «Битлз» первый раз взвыли It been a hard day’s night[37]. Думка была признана несвоевременной и решительно отринута. Вместо этого капитан сосредоточился на том, как бы понезаметнее расположить длиннющее весло «Бенелли» вдоль ноги.
Окошки-то в доме горят.
А за каждым окошком может крыться внимательная бабка, стерегущая бессонницу и непорядок на территории. Например, два мужика с чем-то, похожим на ружья, – отличный повод накрутить номер милиции, раз уж все равно не спится.
Общаться с представителями смежного ведомства не хотелось. Поэтому дорожку до дверей преодолели дробной рысью. Оказавшись под козырьком, чекисты взяли оружие наизготовку, а здоровенный Бецкий просто дернул дверь на себя, так что магнит с жалобным звоном поддался. Створка распахнулась, и два дробовика уставили стволы в проем.
– Позвольте мне… – сказал дед, протискиваясь вперед, а клинок, прошелестев, показался в свете тусклого лестничного фонаря. – Все же лучше, буде такая возможность, не стрелять – шумно. Меч куда тише.
– Прикрываем, – кивнул Бецкий, пропустив художника.
Тройка вошла в дом. Понтекорво первым; сбоку, отстав на полшага, – высокий майор. Со спины – Быхов, который поднимался боком, нацелив ружье назад. И никого более не беспокоила перспектива столкнуться с гражданином, который вознамерился внезапно вынести ведро. Ибо лучше светить удостоверениями перед ночным обитателем дома и плести ему с три короба, чем оказаться нос к носу с другим обитателем ночи при неизготовленном оружии.
Впрочем, лестница была пуста. Мусоропровод мирно пованивал, а из какой-то квартиры доносились приглушенные унца-унца противоречивой молодежной эстрады. Инквизиторы, ведомые вроде как потомком испанских коммунистов, поднялись на нужный этаж.
– Какой номер? – еле слышно прошипел Бецкий.
– Полсотни седьмой, – по авиационному ответил Быхов.
– Точно?
– Да я что, совсем, хату запомнить не могу?
– Тогда звони.
Капитан, опустив дробовик, подкрался к двери и наставил палец в кнопку звонка. Нутро квартиры просверлила электрическая трель. А потом еще одна. Когда капитан прицелился звонить вновь, за створкой зашаркало. Лязгнули запоры, и, без обязательного в эти тревожные годы «кто там», дверь отворилась.
Быхов не мог видеть того, кто стоит за косяком. Но судя по тому, что Бецкий опустил дробовик и облегченно выдохнул, это был антиквар.
Секундное молчание и:
– Охренеть! Гражданин Ровный, вы не ранены? – спросил майор.
Ровный был не ранен. Крови пролилось много, но она была не его.
В антикваровом обиталище лежал труп, зажав саблю в мертвой руке. Бецкий только крякнул. Быхов сильно зачесал затылок, ибо у него под ногами валялась готовая проблема, ведь мертвое тело в квартире – это всегда проблема. Особенно если оно выглядит чисто шашлыком, который только что сняли с шампура.
– Это ты его, Ровный? – майор тоже принялся почесывать голову.
Вопрос, надо признать, дурацкий – как будто имелось много вариантов. Понтекорво мыслил практичнее.
– Давно? – он потряс шпагой, указывая на мертвеца. – Давно, я вас спрашиваю?!
Старик заметно волновался. И, поняв, что антиквар крепко в ступоре, подскочил к покойнику, занося клинок на укол.
– Сейчас поднимется! И… – Понтекорво медленно взял оружие на отлет, присев у тела, которое ощупал и даже вроде бы обстучал. – Нет, не встанет. Странно, ведь мозг и позвоночник целы.
Дед выпрямился и внимательно оглядел Кирилла с головы до пят. Посмотрели на него и чекисты, до сей поры уделявшие его обличью не более внимания, чем мебели. Лишь теперь все трое разглядели, что антиквар вооружен. Прямо в соответствии с профессией – старинной шпагой с необычайно широким клинком.
– Ну, я даже не знаю, – начал было Бецкий.
– А я, наверное, знаю! – закончил за него старик, успевший уже превратить собственное оружие в трость.
Он подошел к Кириллу, потянувшись к его шпаге.
– Вы позволите?
Ровный, все еще не проронив ни слова, отдал древний кусок стали художнику. Тот оттер клинок от крови о брючину мертвеца так бесцеремонно, будто давно привык чистить оружие об одежду заколотых врагов, будто не было в этом ничего особенного или, тем паче, предосудительного. Понтекорво провел плоскость шпаги перед глазами и улыбнулся, как при встрече с потерянным другом.
– Давно, очень давно я не видел этого меча! – сообщил он. – Эфес чужой, а клинок, клинок все тот же!
– Меча? Давно? – соизволил разлепить губы антиквар, после чего по комнате поплыли коньячные ароматы.
– Именно, господа! Перед вами часть нашей истории, которую я, признаться, не ждал увидеть.
– Какой еще истории? – Ровный на глазах приходил в себя.
– Той, господин антиквар, в которую вас втянула судьба. Пока скажу одну вещь и спрошу еще об одной вещи. Доброе попадание этим мечом смертельно для существ, подобных…
подобных почившему Дмитрию Богуславу, каким его застали вы и вы, – кивок в сторону Ровного и чекистов. – Это раз. И два: откуда он у вас, молодой человек?