Семьдесят пять процентов личного состава и так психовали со страшной силой, пусть и виду старались не подавать.
Где-то возле Маастрихта майор Бецкий, наконец, решился напомнить:
– Товарищ Ровный! – чекист обернулся с пассажирского кресла. – Вы как-то давно работаете! А берегов не видно! Мы с коллегой слегка в нетерпении, если вы понимаете, о чем я. Нельзя ли как-то, я не знаю, ускориться? Ехать до контрольной точки сто восемьдесят верст. Если совсем не спешить, по местным дорогам это часа два.
Ровный поднял удивленные и даже слегка разгневанные глаза от папки на коленях.
– Это вообще-то старофранцузский вперемешку с латынью и каким-то еще бесом! Да еще рукописный! Не самым читаемым почерком! В походных условиях! К тому же вы постоянно трещите, я отвлекаюсь! Имейте совесть! Хотите сами попробовать, господин майор?! – антиквар протянул, а пожалуй, сунул раскрытый скоросшиватель вперед – под инквизиторский нос.
– Не-не, языкам не обучен! – Бецкий выставил ладонь перед собой.
– Каким таким бесом? – внезапно подал голос обычно отмалчивавшийся Понтекорво.
– Что еще за бес? – хором переспросили антиквар и капитан Быхов.
– Вы, Кирилл, изволили сказать: «Старофранцузский вперемешку с латынью и еще каким-то бесом». Я, собственно, интересуюсь, что вы имели в виду.
– А! Так это… я не уверен, но в тексте то и дело слова на средненемецком. Я современный-то немецкий с грехом пополам, и то когда выпью вместе с носителями. Со средневековыми немцами не выпивал, так что сами понимаете.
– Я когда-то мог прослыть экспертом в этом вопросе, – протянул художник. – Но с той поры прошло слишком много лет.
– Ого, так что же вы молчали! Давайте я вам покажу непонятные места в бумагах!
– Нет! – Понтекорво выглядел не на шутку испуганным. – Ни в коем случае! Вы мучаетесь с переводом потому, что я не могу этого читать! Мне и в руки-то брать эти бумаги нельзя! Я столько лет следил за книгой, уж, наверное, нашел бы способ ознакомиться! Мне никакого труда не составляет ни старофранцузский, ни латынь, ни места на немецком, но нельзя!
– Почему? – не понял Быхов.
– Он сразу узнает. Вы должны понимать. Он. Тень. И сразу вычислит местоположение. Мы слишком долго связаны, слишком долго. Мы – части одной истории, а значит, он неминуемо учует. Это будет большой бедой. Пока у нас единственное преимущество: им известно о нашем приближении, поэтому Убийца в такой спешке покинул Петербург – он хочет опередить нас. Но они не знают, когда именно и откуда мы нанесем удар. Но стоит вашему покорному слуге сунуть нос в книгу – все пропало. По счастью, ни Тень, ни тот, кто эту тень отбрасывает, почти не знакомы с вами, господа инквизиторы, и не успели догадаться о вашей роли, Кирилл. Не поняли еще, кем вы стали, во что вы превратились. Или, позвольте повториться, вам бы не уцелеть во время того первого визита на порог вашего дома.
Кириллу после этих слов до чесотки захотелось узнать, в кого он, по мнению художника, превратился, но с переднего пассажирского места вновь обратил лицо Бецкий.
– Отец, ты еще тогда в Польше сказал, что этот черный тип нас опережает. Откуда такие выводы?
– Ну, это просто! – воскликнул Быхов. – Гоняться за нами, учитывая минимум дюжину вариантов маршрута, очень глупо. Если черный пиджак в курсе, куда мы нацелились, куда легче караулить на месте, вместо того чтобы гадать, как мы поедем: на корабле, на самолете, на машине, по какой дороге, где свернем и так далее. Во всяком случае, я бы караулил. Доступно?
– Доступно, – закивал майор. – Доступно и правильно ставить себя на место подозреваемого, но фактов как-то маловато. Одной логикой здесь не отделаться.
– Факт в наличии. На факт вы смотрели, но, как часто бывает, не смогли увидеть! – заговорил старик. – Помните, как скрючило того паренька в польской таверне? И как скоро он пришел в себя? Первое ясно указывает на то, что на него упала Тень. Второе – на то, как быстро она промелькнула. Я почти уверен, что наш знакомый выбрал путь по воздуху. Учитывая его обычную очень решительную манеру, не сильно ошибусь, если предположу, что он уже достиг места назначения или вот-вот достигнет.
– Охо-хо! Так нам… нам надо вертать с большака! В смысле, валить с федеральной трассы! Ехать в объезд! Проселками! Ведь он может устроить нам горячую встречу прямо тут, да, собственно, где угодно – на выбор! Путей много, а магистраль одна! Где еще встречать – только здесь! Ведь если мы догадались, как он долетел, то и ему не трудно допереть, как мы поедем! – Ровный так разволновался, что едва не уронил папку с колен.
– Отставить, – ответил Быхов.
– Точно! – поддакнул Бецкий. – Дурость неописуемая.
– Видите, товарищ Ровный, какой трафик?
Трафик за окнами рисовался отменный. Ладная многополосная трасса несла поток разнокалиберных авто: от юрких смарт-каров до солидных фур. Не слишком плотен был тот поток, но весьма представителен.
– Вот! – Бецкий продолжал. – Где легче спрятаться?
– Правильно, там, где много людей. И машин. То есть – здесь, на большаке, – включился капитан.
– Стоит свернуть на проселок, выбор, в какой именно мы машине, сократится драматически! – сказал Бецкий.
– Да и засаду на второстепенной узкой дорожке устраивать куда легче, – Быхов наставительно поднял палец, так чтобы его видно было в проем между передними сиденьями.
– Вывод: лучше ехать, как едем, – заключил Бецкий. – Да и не станет подозреваемый, кем бы он ни был, соваться днем на загруженную федеральную магистраль. Слишком много свидетелей, все под камерами, словом – отставить.
Художник Понтекорво вздохнул, пожалуй даже грустно от такой бестолковости подопечных.
– Вы, верно, не поняли еще, кто такой наш знакомец? Он не подозреваемый, он, если хотите, – генерал. А вы не на расследовании – на войне. Хайнца Вильгельма Гудериана в свое время не остановили свидетели, большие скопления людей или федеральные трассы. Тень может нанести удар хоть на Красной площади, коли посчитает это нужным. О его возможностях вы осведомлены.
– Что-то как-то мне не очень хочется играть в войну, – заметил Быхов.
Понтекорво развел руками, вскинув седые брови:
– Боюсь, придется, старина, – он вернул лицу обычное выражение и продолжал. – И с дороги лучше съезжать. Доберемся до озера Вирель, отобедаем на живописных берегах и станем держать совет. Надеюсь, Кирилл к этому времени справится с книгой. А там и дальше двинемся. Озеро от стен Шиме в одном лье, если мне не изменяет память. Давненько я не бывал в этих местах. Справитесь, Кирилл?
Ровному ничего не оставалось, как уверить, что всенепременно.
– Четыре странички осталось – попробую уложиться, – пообещал он, а затем, выдержав мхатовскую паузу, – если хотя бы одна десятая этой вот писанины – правда, мне туда лезть вовсе не улыбается.
– Боюсь, придется, старина, – процитировал сам себя Понтекорво.
После того как антиквар победно захлопнул папку с бургундскими записками, мол, все – закончено, первой остановкой стал магазин. Мясные ряды, овощные ряды и так далее. Увещевания практичных чекистов на тему схватить чего готового или, на худой конец, пробавиться хот-догами на заправке встретили бетонный протест художника, а скорее – наставление.
– Господа инквизиторы, не губите себя дурной пищей. Тем более перед событиями, которые могут погубить самостоятельно, без помощи отвратительных закусок.
– Не улавливаю логики, – сказал Бецкий.
– Точно! – вторил ему Быхов.
– Если мы вот-вот можем сыграть в ящик, то здоровая пища – это какой-то, я не знаю, ненужный оптимизм.
– Здоровье нам может не понадобиться!
– Тем более, – отрезал Понтекорво. – Глупо лишать себя доступных радостей до сражения, ведь после – они могут стать вовсе недоступны. Повзрослейте, господа! Я угощу вас на славу – жалеть не придется.
– Где ж мы все это готовить будем?! – воскликнул Быхов.
– Вы не в Мордовском лесу – это Бельгия, – пояснил Ровный.
И правда – Бельгия.
На второй, как выразился Бецкий, «полуфинальной» остановке – на берегу озера Вирель, возле парка с неромантичным названием «Акваскоп» – имелся кемпинг. Сбитые из колотых досок столы, вкопанные в землю скамейки, костровые места и мангалы.
От готовки, как и было обещано, всех оттеснил художник. Вскоре дым над водой перемешался с упоительными ароматами сочного жареного мяса и лука. Они смогли здорово потеснить даже тинный запах озера. Озеро, кстати, оказалось красивым, пусть и небольшим – километр на полтора с лесистым островком у восточного берега. Вокруг, на удивление, сохранился вполне себе лес с ручьями, подлеском, тропками в неожиданных местах. Старые крепкие деревья строились батальонами, невпопад, как ветераны, сбившиеся в толпу после парада. Подле них то здесь, то там суетились всякие недоросли растительного мира, коим только предстояло примерить взрослые зеленые мундиры. Опытный человек ощутил бы в нем часть чего-то большого и даже могучего. И не диво – это был сохраненный кусок Арденского леса.
Он и теперь был велик, но когда-то, если вдуматься, совсем недавно, покрывал землю и горы от Лилля до самого Страсбурга, от Реймса до Кельна. Но потом в лес пришел человек. Человеку нужно много. Лучше всего, сразу и быстро.
Человек между тем в данном конкретном участке бывшей Арденской чащи прослеживался как-то очень фрагментарно. Неуверенно. В малом числе. Четверка наших друзей, метрах в двухстах на детской площадке «Акваскопа» пара детишек под приглядом молодой женщины резвились на качелях. Вдоль берега примерно там же расхаживал пожилой мужчина, лучившийся компетентностью. Наверное, сторож или завхоз. Или еще кто-то по-настоящему незаменимый.
Пока художник колдовал у мангала (или как его в данной местности именует туземство? Барбекю?), капитан обратил внимание на подозрительное в подобном раю безлюдье.
– Озеро – блеск. Погода – шик. И где все? Дети, туристы, купальщики, рыбаки, наконец? У нас бы в такой день да на таком бережку… сами понимаете.