Так как инквизиторы отвечали молчанием, художник вздохнул, выпрямился и развлек:
– Начало истории очень давнее. Я не уверен, что в человеческом разуме может уместиться настолько древняя хронология – ведь для нас и сто лет неимоверно много. Неподалеку от нас произошла, – художник пожевал губами, подбирая формулировку, – скажем для простоты: война. Хотя она очень вряд ли напоминала войну как мы ее представляем. Существуют десятки пересказов этой давней драмы – один завиральнее другого. Я попытаюсь изложить общий смысл, хотя получится ли?
Экипаж «Паджеро» закивал головами, как бы намекая: «не извольте сомневаться, все у вас выйдет как надо», и художник, заручившись всеобщим одобрением, продолжал.
– Давным-давно, во времена, прямо скажем, незапамятные, приключилась… война. Те… хм-хм-хм… существа, сражавшиеся на одной стороне, отличались могуществом и, как бы мы сказали, технологиями – совершенно непредставимой мощи. Все наши ядерные ракеты и прочие новшества – не более детских пугачей в сравнении с их возможностями. Они умели зажигать звезды и конструировать солнечные системы, как мы собираем транзисторный приемник, или что теперь собирают в школах? Но другая, враждебная сторона оказалась стократ сильнее, пусть это и вовсе невозможно представить. Они уничтожили тех, кто бросил им вызов, низвергнув на землю осколки их оружия…
– Погоди, погоди, отец! Ты нам что хочешь сказать этим твоим «низвергнув на землю», «зажигать звезды» и прочее? Это были какие-то инопланетяне?! – с закипающим гневом воскликнул Быхов, сильно обернувшись с переднего сиденья.
– Определенно, все действующие лица происходят из очень иных и ужасно далеких мест, – ответил Понтекорво.
– Не перебивай, Слава, или мы за месяц не управимся. Чую, старший товарищ решил развлечь на все деньги – от сотворения мира! – сказал Бецкий, ловко ворочая рулем, чтобы объехать медленный грузовик.
– Просто я что-то такое уже читал, да. Первый из ангелов возгордился сверх меры, за что боженька насовал ему по рогам, выкинул на землю и назначил чертом, – оправдался Быхов, добавив: – Я разочарован, ожидал чего-то умного и связного.
– Чем богат, – художник улыбнулся. – Как я и говорил, начало истории настолько давнее, что изложить ее научно или хотя бы наукообразно не выйдет. Впрочем, аналогия хороша! Не только древние люди, даже скептическое поколение двадцатого века могло бы принять древних за богов, ангелов или демонов – так велико было их могущество. Неважно, хотите – назовем их атлантами или демиургами, предтечами или наездниками огненных колесниц, если вам кажется, что боги – это слишком. Дело старинное и несколько запутанное. Но следствия его мы наблюдаем фактически, поэтому советую дослушать. Итак, предтечи погибли, их технология была сокрушена, разбита, но не уничтожена. Ее обломки попадали на землю. Кое-какие из них сохранили функциональность и способность действовать. Мои коллеги называли их за неимением лучшего Осколками Тьмы. Один из таких отчасти рабочих осколков угодил в то место, где через много веков вырос город Сен-Клер на реке Уазе. Тысячи лет тот механизм лежал без движения и спал, пока, наконец, не засек разумную жизнь вокруг себя, после чего проснулся и начал действовать. В нем осталась неуемная сила, но собственного ума изрядно убавилось – ведь это не целый агрегат, а только поврежденный кусок. Оказалось, что слабый мозг и нервная система homo sapiens не могут или не всегда могут сопротивляться его воздействию и легко попадают под контроль, отчего выходят самые неприятные эффекты.
– Типа живых мертвецов? – спросил Быхов.
– Опять мертвецы! Да что же такое-то, а?! Почему они вас не отпускают, ротмистр? Однако не одних только вас, насколько я мог судить за долгие годы наблюдений. Дурак Рашер и многие другие до него так и не поняли, что использовать древнее оружие никому не удастся, а контроль над телами – лишь незначительный феномен, фокус. То устройство в исправном виде служило целям куда более значительным.
– А чего ему нужно? – поинтересовался антиквар. – Вы сказали: «начал действовать». С какой целью?
– Не знаю достоверно. Могу предположить, что расколотое на части стремится собрать себя заново. Что произойдет в таком случае, и подумать страшно! Мы с рассеянными обломками не знаем, что делать, а уж с целым исправным механизмом подавно не сладить! Правда, как я сказал, у него есть энергия, есть целеполагание, но нет собственного разума. Оно совершает действие, признает его негодным, пробует другое действие и так до тех пор, пока не останавливается на чем-то подходящем. Нечто тыкает палкой в темноте, отыскивая путь наугад. Это сродни эволюции, а не обдуманному запланированному проекту. Вот только эти шаги наощупь оборачиваются для живых людей страшными последствиями, поэтому нам надо Осколок найти и отключить.
– Как? – спросил Ровный. – Если он… оно в состоянии подчинить десятки людей, причем не только живых, на расстоянии две с половиной тысячи километров! На что же чертов Осколок способен у себя, так сказать, дома – в упор?
– Очень на многое, Кирилл. Например, создать нелинейность метрики пространства, так что целый город в центре населеннейшей Бельгии пропал, как и не было, и даже из космоса его не разглядеть! Подойти близко можно, пройти – нет. В одном нам повезло – у нас есть пропуск. Это вы, господин антиквар, вы и ваша книга. Повезло и в другом. Осколок упал не на будущую Москву, Лондон или Бангкок. У него нет разума, поэтому он забирает чужие. Он фактически питается жизнями. Ему досталось что-то около четырех тысяч. Что было бы, доведись Осколку сожрать мегаполис с десятимиллионным населением, я и фантазировать не хочу! Тьма лишена разума, тьма лишена формы, а значит, ей нужны не только жизни, но и носитель – подходящий мозг, вокруг которого, как вокруг кристалла-зародыша она… оно выстраивает собственные структуры. Отключить осколок можно, лишь отключив мозг носителя. Его надо убить.
– Убить мозг – это я понимаю, – одобрил майор. – Непонятно другое. Если я верно понял, эта фигня проснулась еще в пятнадцатом веке и, наверное, имела все возможности найти носителя и выбраться наружу, ну, чтобы найти остальные части… э-э-э, чем бы они не были. Времени было предостаточно. Зачем все эти усилия, чтобы закопаться или даже окопаться на одном месте и даже спрятать целый город! Отчего оно не выбралось в более людные места? Скажем, в Париж – это куда как недалеко!
– Хороший вопрос, господин Бецкий! – похвалил художник и даже пристукнул тростью в пол – от удовольствия. – Ему помешали. В самый разгар пробуждения в город приехал один молодой рыцарь с целым воинским отрядом, после чего все пошло наперекосяк. Первый носитель погиб, пока Тьма осваивала новое тело, некто сбежал, вырвав заметный информационный кластер – эту книгу. Не знаю и не могу знать подробностей технологии, но именно информация оказалась ахиллесовой пятой. Осколок закрыл город, бросив на поиски свою креатуру, свою Тень. Кирилл, теперь ваша очередь, только умоляю: без подробностей. Не забывайте – нас очень внимательно слушают и могут услышать.
Антиквар вздохнул и принялся за изложение прочитанных листков генерала Богуслава. Как и просили, избегая лишних деталей. Да и мог ли он вдаваться в мелочи, когда сам понял многое, но далеко не все? Рассказ занял на диво мало времени, потому как подробности занимали львиную долю книги со всем ее не всегда понятным и чрезвычайно запутанным содержанием. Суть же была проста, как удар сабли: пришли, увидели… умерли.
Когда Ровный иссяк, майор Бецкий заерзал на водительском месте, позволив себе раздраженно посигналить какому-то, на его взгляд, не слишком дисциплинированному автолюбителю с эстонскими номерами на машине. Наконец он сказал, обращаясь к художнику:
– И ты серьезно ожидаешь, что мы в это поверим? Вот во все это! – инквизитор зачерпнул историю в горсть и сделал вид, будто выбрасывает ее в окно.
– Неделю назад ты, товарищ майор, и в живых мертвецов не верил, так? – подал голос антиквар. – А сегодня?
– Сегодня, гхм, кое-что поменялось, кхе-кхе, – Бецкий закашлялся.
– Ну так какая разница! Вы же люди практические, а практически вся эта канитель про древнюю битву богов с чертями яйца выеденного не стоит! Есть последствия – и это факт. Вот с фактами нам и разбираться. А кто оставил те обломки и обломки ли это, почему нас должно волновать? Ну, если решать проблемы как положено – по мере их поступления.
– Я же предупреждал: ненавижу пересказывать слухи, особенно с религиозным окрасом, – сказал Понтекорво. – Нам суждено пробраться в город, чтобы прекратить всю эту мерзость доступными способами.
– Согласен! – воскликнул Быхов.
– Точно! – поддержал его майор. – Мерзость эту надо прекратить. Но как? Я имею в виду, технически.
– Вы могли заметить, пуля и верная сталь могут угомонить даже того, кто более не живет. Техникой вы, господа, в первом приближении владеете.
– А кто говорил, что этого типа в черном, как его, Тень, угомонить трудно? – сказал Быхов.
– Боюсь, старина, что с Тенью и ее Хозяином предстоит разбираться мне. Только дайте мне пару свободных минут, чтобы никто не прыгнул на спину! – старик помолчал с полминуты, и просто удивительно, какой долгой бывает столь краткая дуга на циферблате, а потом заключил: – Я, кстати, и правда боюсь.
– Только идиот не испугается, так что все в порядке! – утешил майор, как мог.
– А ты уверен, отец, что осилишь? – спросил Быхов.
– Я уверен в том, что через двести туазов будет поворот направо. Перестройтесь, пожалуйста, господин майор. Было бы очень обидно попасть под грузовик на самом интересном месте.
– Каких туазов, ты о чем?
– Четыреста метров, – перевел Ровный, после чего инквизитор включил поворотник и принялся выруливать из общего потока машин.
– Надо же! А здесь с моего последнего визита почти ничего не поменялось! – художник Понтекорво, отбросив обычную чопорность и осознание собственного почтенного возраста, едва не подпрыгивал на месте, вертел головой от окна к окну, будто непоседливый школьник, по странному маневру природы до времени поседевший и обзаведшийся сетью морщин и бородой.