– Да, – решила я.
– Вот и славно, – улыбнулся Уитакер. – Тогда почему бы тебе не вернуться в дом? Время позднее, а я уже начинаю жалеть о том, что так благородно предложил тебе куртку. – Он обхватил себя руками, пытаясь согреться.
Я сняла куртку и вернула ему, чувствуя, что уже начинаю дрожать. Температура, похоже, упала градусов на десять, пока мы сидели на улице.
– Спасибо… Ты всех спас.
Уитакер отмахнулся от похвалы:
– Этих пчел спасла твоя забота. А я просто поделился сахаром. – Он коснулся кончика моего носа. – Иди в дом, пока не замерзла. К утру я принесу остальное.
Я не знала, как закончить разговор, поэтому протянула руку, как делал папа после заключения сделки с фермерами. Уитакер пожал ее с улыбкой, как будто мой жест его позабавил, и кивком указал на дом. Схватив драгоценный мешочек с сахаром, я побежала через лужайку. Когда я обернулась, чтобы помахать Уитакеру на прощание, он уже ушел.
18
Утреннее солнце наполнило гостиную золотыми лучами, подсвечивая пылинки, плясавшие в воздухе. Я повернула за угол, направляясь на кухню, чтобы сварить кофе, и ожидая увидеть пустой стол, каким я его оставила вечером, когда отправилась спать с Мерри и Сейди. Но на нем лежал настоящий мешочек с сахаром.
Я обошла стол по кругу, с опаской глядя на мешочек, как будто там могла прятаться ядовитая змея, злая и готовая напасть. Через несколько секунд я открыла его, посмотрела на песчинки и даже попробовала их на вкус. Сладость, оставшаяся на языке, подтвердила: это сахар. Он мне не приснился.
Моя шаль висела у задней двери. Я схватила ее и накинула на плечи, прежде чем выскользнуть на крыльцо. Любопытство жгло меня изнутри. Они ждали меня на ступеньках, сложенные так, чтобы я точно их заметила. Пять мешочков сахара, как и обещал Уитакер. Пять пакетов по пять фунтов в дополнение к шестому, который я получила ночью. Тридцать фунтов сахара. Именно то, что мне было нужно.
Не удержавшись, я счастливо рассмеялась. Все мои вчерашние тревоги развеялись, и это стоило мне всего трех капелек крови. Уитакер спас нас. Он спас пчел, спас меня от безумия. Я с нетерпением ждала момента, когда Мерри и Сейди спустятся вниз и увидят, как нам повезло.
Я отнесла мешки в кухню и расставила на кухонном столе. Отступив на шаг, окинула результат критическим взглядом. Так сахар смотрелся не слишком впечатляюще. Может, сложить его в корзинку как символ удачи и изобилия? Но это тоже показалось мне неправильным. Может, стоит расстелить лучшую мамину скатерть? В конце концов, это нужно отметить. Но, наклонившись к корзинке со скатертями в кладовке, я наконец поняла, что мне не нравится.
Сахар был драгоценностью. Его нельзя выкладывать на всеобщее обозрение. Я не могла оставить его на виду. Будет соблазн стянуть щепотку-другую. Потом щепотки станут больше, потом в ход пойдут ложки, и скоро мы начнем печь столько печенья и пирожков, что можно будет прокормить всех сладкоежек в городе.
Безопаснее всего было бы приготовить сахарные лепешки, и дело с концом, но, пока не начались сильные холода, лепешки могут привлечь муравьев. Они захватят ульи, и у нас будет еще больше проблем, чем сейчас. Нужно будет положить лепешки после первого снегопада. Мне захотелось рассмеяться – или заплакать – при мысли о том, что придется опять сооружать эти дурацкие шатры из парусины.
Нужно было спрятать сахар. Но куда? Я окинула взглядом полки в кладовой, но это было бы слишком очевидно. Если кто-то будет искать сахар, то в первую очередь заглянет сюда.
Сарай с инструментами точно не подходил. Кто угодно мог проникнуть туда без нашего ведома, и хотя мне не хотелось плохо думать о соседях, нельзя было забывать, что один из них совсем недавно поджег наш сарай, причинив моей маме тяжелые увечья.
На верхней полке я приметила две пустые высокие жестяные банки. Когда-то в них лежал кофе, но он давно закончился. Маме понравился ярко-красный цвет банок, поэтому она оставила их, чтобы хранить сыпучие продукты. Шесть мешочков как раз в них поместятся, а крышки надежно защитят сахар от пыли.
Когда я, встав на цыпочки и вытянув руки, сняла вторую банку, меня накрыло внезапной ясностью. Это же просто смешно! Никто не станет охотиться за нашим сахаром. Никто даже не знает, что он у нас есть. Никто, кроме Уитакера. Почему я так стараюсь найти для него безопасное место?
Я помотала головой, чувствуя, как растворяются остатки собственнического страха. Я решила, что оставлю сахар там, где он лежит, и подожду, пока проснутся Мерри и Сейди. В честь такой радости мы устроим себе выходной. Никакой работы по дому и на ферме. Может, я даже соберу нам пикник. Можно пойти к валунам у водопада – даже в самые прохладные дни солнце хорошенько их прогревало – и побросать гальку в Зеленое озеро. У нас будет идеальный день. Я увидела в открытый дверной проем, что на кухонном столе возник пестрый силуэт. Орешек. Он уселся рядом с сахаром и начал подталкивать крайний пакет лапой, явно вознамерившись скинуть его на пол.
– Орешек, нет, – прошептала я и кинулась к мешочку, который полетел вниз со стола. Я уже представила, как он ударится об пол и лопнет. Сахар разлетится по кухне, как динамит в шахте. Пять фунтов пропадут разом.
Кофейные банки с грохотом упали на пол. Меня волновал только сахар. К счастью, я успела перехватить мешочек. Вальяжно вышагивая, Орешек удалился, напоследок махнув хвостом, как будто ему приятно было видеть меня в такой жалкой позе.
Я прижала к себе мешочек, словно дитя. Все-таки не зря я так беспокоилась. Сахар и впрямь надо получше спрятать.
Положу его куда-нибудь, где он не будет попадаться на глаза. Куда-нибудь, где его не найдет ни вороватый сосед, ни шкодливый кот. Придется как следует все продумать, чтобы выбрать наилучшее место. Иначе никак, ведь сахар – это сокровище. Подобрав с пола жестянки, я принялась за работу.
19
Молоко Бесси с шипением ударилось о стенку пустого ведра. В холодном утреннем воздухе от него поднимался пар. Коровье вымя было теплым, полным, но мягким. Она тихонько фыркала, радуясь моему присутствию. Две жестяные банки стояли на импровизированном столике посреди сарая. До рассвета оставалось еще около часа – слишком рано для работы, но я просто не смогла заснуть. Полночи я провела, то и дело вскакивая с кровати, чтобы проверить банки и переставить их в другое, более безопасное место. Я была уверена, что по дому бродит Орешек, готовясь уничтожить наши запасы.
Когда я все-таки забылась беспокойным сном, меня начали преследовать кошмары о таинственной женщине Сайруса Дэнфорта. Белое платье все время маячило где-то на краю моего поля зрения. Глаза незнакомки светились пугающим серебристым светом, длинные пальцы тянулись ко мне. Я так ворочалась во сне, что разбудила Мерри. Та рявкнула на меня и спрятала голову под подушкой. Помедлив, я схватила банки и остаток ночи провела, расхаживая взад-вперед по гостиной и вздрагивая от каждого звука. Я была уверена, что таинственная незнакомка выбралась из моих снов и теперь наяву ходит по нашему дому.
Когда большие часы пробили четыре, я накинула папину рабочую куртку и натянула вязаную шапку. Пока я шла до сарая, облака висели так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. Я шепотом помолилась, чтобы Бог послал нам снег, и нырнула под крышу. Сегодня мы сварим сахар и приготовим лепешки для пчел. Иначе я не выдержу. Я словно сходила с ума.
Бесси принялась нетерпеливо переминаться, толкая меня округлым боком, чтобы снова привлечь мое внимание. Я с трудом заставила себя отвести взгляд от сахара, чтобы повернуться к корове… И ведру, полному крови.
Я соскользнула со скамеечки, плюхнулась на землю и чуть не опрокинула перепачканное ведро. Бесси оглянулась на меня, слегка встревоженная моим падением. Задумчиво пережевывая жвачку, она уставилась на меня кроткими карими глазами.
– Что случилось, девочка? – спросила я, поправив скамейку и поглаживая корову по боку. Та вздрогнула от прикосновения, и на мое сердце камнем легла тревога. Неужели она заболела?
В молоко иногда попадала кровь, в этом не было ничего необычного – например, корова могла натереть вымя, – но я никогда не видела столько крови в ведре. Это был не тот нежно-розовый оттенок, на который папа не обращал внимания, но из-за которого Сейди отказывалась пить молоко. Жидкость в ведре была темно-красной. Даже в предрассветных сумерках она казалась слишком яркой.
Я взяла в руки вымя, окинула его внимательным взглядом, но ни на одном из сосков не увидела никаких повреждений. Кожа была розовой и гладкой, как обычно. Тогда откуда?.. Поморщившись, я наклонила к себе ведро. На дне плескалась бледная жидкость с пузырьками, образовавшимися от напора струи. Я поморгала. Это было обычное молоко. Только и всего. Я снова схватилась за вымя и на пробу потянула соски. Полилось молоко – белое, как ему и полагается.
Я продолжала дойку и в конце концов прижалась лбом к коровьему боку. Ритмичные движения рук и размеренный плеск молока в ведре убаюкали меня, погрузив в смутную полудрему. Веки дрогнули и сомкнулись – один раз, второй. Я пыталась не дать им закрыться. Бессонные ночи брали свое, заставляя видеть то, чего нет.
Мы сделаем сахарные лепешки сегодня же утром, как только позавтракаем. Я расскажу обо всем Мерри и Сейди и наконец смогу спать спокойно. Голова опустилась на бок Бесси мертвым грузом. Мне уже не хватало сил ее держать. Рот расслабленно приоткрылся, дыхание стало глубже…
Но тут в дальнем углу сарая что-то зашевелилось, и глаза резко раскрылись. Затекшая шея сильно хрустнула, как будто я все утро пролежала в неудобном положении. Но в стойлах по-прежнему было темно, а ведро не наполнилось даже наполовину. Я не могла задремать дольше чем на пару минут.
– Мерри! – Наверное, она обнаружила, что меня нет, и отправилась на поиски.
Ответа не было.
– Сейди! – попробовала позвать я, хотя младшая сестренка вряд ли пошла бы в сарай одна в такой ранний час.