– Сейчас, когда у нас так мало запасов, думаю, мудрее будет сидеть по домам. Окопаться и затянуть пояса. Придет весна, и все это закончится. Но до тех пор нам нужно поберечься.
По залу побежали шепотки.
– До весны мы больше не будем собираться вместе, – решительно объявил Маттиас. Леланд разинул рот, а Эймос поднял руку, пытаясь возразить, но Маттиаса это не остановило. – А пока… благослови Господь всех присутствующих и весь город.
27
Тук-тук-тук. Тук-тук.
Я стерла мутную пелену с заспанных глаз и уставилась на балки над головой, пытаясь понять, что меня разбудило. Лица, смотревшие на меня из недр древесных узоров, были насмешливыми и жестокими. Их очертания размывал вырывавшийся изо рта пар. Я зарылась в постель, пытаясь снова провалиться в сон под горой одеял, нагретых моими сестрами. Только в кровати мне и бывало тепло.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Что это такое? Я перевернулась на бок и уставилась в окно на огромный вяз, растущий поблизости. В прошлом году папа подрезал его ветви, опасаясь, как бы во время бурь они не задели дом. Может, их опять нужно подстричь? Уже ведь март на дворе. Но голые узловатые ветви не шевелились. Ни намека на ветерок.
Вздохнув, я заставила себя выбраться из уютного гнезда. Ступни дрогнули от прикосновения к холодному полу, несмотря на то, что на ногах были толстые папины носки. Я натянула свитер поверх ночной рубашки и спустилась вниз, потирая плечи. Мама связала мне его буквально в прошлом году, но теперь он свисал с меня, мешковатый, как палатка.
Войдя в гостиную, я зашипела. Здесь было еще холоднее. Я принялась выгребать золу из очага, не обращая внимания на дрожь в руках. Они тряслись то ли от холода, то ли от постоянного голода, но я уже несколько недель назад перестала понимать разницу. Я зажгла немного растопки и начала подкладывать щепки в очаг, подкармливая огонь и давая ему разрастись.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Мышечная память подтолкнула меня к боковой двери – по утрам я привыкла доить Бесси. Я накинула папину рабочую куртку, натянула сапоги и только потом вспомнила, что несчастная корова вчера умерла. Под конец ее ребра так сильно торчали, что напоминали лезвия кос.
Я застыла, положив руку на дверную ручку, не зная, чем мне теперь заняться. Пока я думала, комната вокруг закружилась. Голова была легкой, будто сухой листок, который танцует на ветру, не в силах сопротивляться его порывам. Завтрак. Мне нужно было позавтракать.
Я добрела до кладовки и проверила опустевшие полки, вопреки логике и здравому смыслу надеясь, что за ночь случилось чудо и там окажется больше запасов, чем я насчитала вчера.
Чуда не произошло. Полки все так же пустовали. Я помедлила в дверях, покачиваясь и пытаясь удержать равновесие. Наконец я схватила банку с сушеными листьями мяты – Сейди обнаружила мятную полянку незадолго до того, как лег снег, и мы оборвали там все, что нашли.
Я повесила чайник на крючок и села ждать, пока закипит вода.
Тук-тук-тук. Тук-тук.
– Сэм! – позвала я, совсем сбитая с толку. В горле что-то царапало, и мой голос прозвучал неуверенно и хрипло.
Ответа не было. Да и не могло быть. Сэма не было дома уже несколько месяцев. Месяцев? Нет, тут какая-то ошибка.
– Ты же знаешь, что так и есть, Эллери, – пробормотала я, пытаясь вернуть себя в настоящее.
Наверняка это дерево. Другого объяснения нет. Я попью чаю, а потом обойду дом снаружи и найду, в каком месте стучит ветка. Может, получится уговорить Эзру с Томасом помочь мне принести лестницу из сарая и обрубить назойливые ветки. Я кивнула своим мыслям, слушая нарастающий свист чайника. Да. Хорошо. Этим мы сегодня и займемся.
Тук. Тук. Тук-тук.
– Да что это такое? – спросила Мерри, входя в комнату.
Я не слышала ее шагов по лестнице. По правде говоря, я вообще ничего не слышала из-за этого назойливого стука. В последнее время я была в состоянии сосредоточиться только на чем-нибудь одном.
– Ветка, наверное.
Вода закипела. Я сделала глоток, чтобы чай согрел меня изнутри. Так мне почти удавалось обмануть желудок и заставить его поверить, что я сыта.
– Этот стук меня разбудил, – пожаловалась Мерри, взяв в руки чашку.
Я хмыкнула, соглашаясь с ней. Почему-то меня порадовало, что она тоже это слышала. Чем дольше тянулась зима и чем меньше запасов у нас оставалось, тем чаще мне приходило в голову, что от голода я могла видеть и слышать то, чего на самом деле не было. Мне не раз снились такие яркие, такие настоящие сны, что жизнь в сравнении с ними казалась тусклой.
Буквально на прошлой неделе мне приснилось, что мама с папой вернулись. Я увидела их повозку в маленькое окошко на чердаке и выбежала им навстречу. В моем сне мама полностью выздоровела и на ее коже не осталось ни следа ожогов и ни единого шрама. Папа был веселый и счастливый, и ему не терпелось познакомить нас с маленьким братиком, закутанным в одеяльце Сейди. Но когда папа отогнул край одеяла, я увидела, что в уютном коконе лежит жуткое создание.
Его голова напоминала уродливую луковицу и была слишком большой для такого маленького тельца. Он казался слишком мягким, как будто кости у него так и не сформировались, а кожа с трудом удерживала в себе всю тяжесть внутренностей. На лице торчали странные шишки, будто зубы, которые вот-вот прорежутся прямо сквозь округлые детские щеки. Но что хуже всего, наш братик смотрел на мир горящими серебряными глазами.
– Я хочу есть! – крикнула с лестницы Сейди.
– Иди сюда, выпьем чаю.
Она вошла в комнату, громко топая.
– Меня уже тошнит от чая.
Сейди завернулась в одно из одеял, взятых с кровати, точно в кокон. Ее глаза поблескивали в глубине темных складок. Это настолько напоминало мой кошмар, что у меня по спине побежали мурашки.
– Можешь съесть мою порцию каши, милая, – великодушно предложила Мерри.
– Она такая же водянистая, как чай, – проворчала Сейди, плюхнувшись на пол возле очага. – Меня тошнит от зимы.
– Не лезь с одеялом в огонь, – сказала я. – Нам только нового пожара не хватало.
Сейди поправила одеяло и нехотя приняла из моих рук чашку чаю.
– Можно мы сегодня сходим в город?
Я на мгновение представила, как мы поковыляем через заледеневшие поля. Дорогу давно скрыли снежные заносы. Каждый раз, когда мы выходили из дома, я боялась, что мы заблудимся и замерзнем в этом бесконечном море ослепительной белизны.
– Зачем?
– Мы сто лет никого не видели. Я скучаю по подружкам.
И правда, теперь казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как Старейшины решили закрыть церковь и Дом Собрания, полагая, что проще будет переждать зиму, не выходя из дома. В теории, может, и да. Но через два месяца затворничества мы уже готовы были лезть на стенку.
Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук.
Сейди потерла глаза.
– Уф-ф, опять этот звук! Что это такое?
– Эллери думает, что это ветка стучит по крыше, – ответила Мерри, допивая остатки чая. Она с тоской уставилась на банку с мятой, но потом решительно отставила чашку. – Пожалуй, нам не помешает пополнить запасы дров.
Я мрачно кивнула. В начале зимы мы слишком щедро расходовали дрова, и теперь наш сарай опустел почти так же, как кладовка. Рано или поздно нам пришлось бы отправиться к лесу в поисках поваленных деревьев, но пока нас не выпускали из дома кусачие морозы. А зиме все не было конца.
Тук-тук-тук. Вслед за тихим стуком на крыльце раздался грохот шагов. Мерри встревоженно подскочила.
– Кто там?
Мой взгляд невольно метнулся к каминной полке, но папа увез ружье с собой. Тогда это показалось логичным решением, но теперь, когда мы уже много месяцев не могли ни пойти на охоту, ни защититься, мои нервы совсем истрепались, и любая неизвестность вызывала у меня тревогу.
Дверь распахнулась, и в проеме возникла высокая фигура, источая запах потрохов и железа. Мы вскрикнули. Эзра поднял руки в успокаивающем жесте, но его ладони были покрыты темно-красной кровью.
– Что с вами случилось? – выдавила я.
– Разбирался с Бесси, – ответил тот, снимая куртку, и нахмурился, заметив пятно крови на рубашке.
Сейди побледнела.
– Точно. Спасибо, – сказала я, вдруг вспомнив, что вчера он обещал помочь. Я помотала головой, пытаясь сосредоточиться. В последнее время я слишком многое забывала. – По крайней мере, на ужин будет говядина.
У меня в животе заурчало, и я, мучаясь чувством вины, прогнала от себя воспоминания о кротких глазах нашей коровы. Мерри засуетилась, наливая дяде чашку чая.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
– По крыше дома стучит ветка, – сообщила я, чувствуя себя так, будто все время повторяю одно и то же.
– Правда? – удивился дядя. Он сделал слишком большой глоток и поморщился – горячая вода обожгла ему язык.
– Вы разве не слышите?
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Эзра склонил голову набок, внимательно прислушиваясь к размеренному стуку, разносившемуся по дому. В уголках его глаз появились морщинки, и он рассмеялся.
– Что смешного? – поинтересовалась Сейди, сердито нахмурившись.
– Это не дерево. Неужели вы, глупышки, даже за окно сегодня не выглядывали?
Словно ленивое стадо овец, мы побрели на крыльцо, кутаясь в одеяла и куртки.
– Видите? – спросил Эзра.
Я уставилась на улицу. Утренний свет слабо серебрил заснеженные поля. Во дворе все сверкало. Я залюбовалась, но потом заметила кровавые следы Эзры, запятнавшие чистоту снега.
– Ничего не вижу, – призналась я.
– Да вот же. – Он указал на козырек крыльца.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Эзра был прав. Это не ветка. И не ветер. По острым зубьям сосулек, свисавших с крыши, стекала вода. Капли стучали по деревянным доскам с настойчивостью метронома. От нахлынувшей надежды у меня перехватило дыхание.
Тук-тук-тук.
– Снег тает, – объяснил Эзра, хотя в этом уже не было необходимости. – Наконец-то пришла весна.