итве, Господь избавит нас от этого зла.
Его глаза сверкали таким лихорадочным пылом, что я забеспокоилась, не случился ли у него солнечный удар.
– Уверен, так и будет, – сказал Эфраим.
Я окинула взглядом толпу, высматривая доктора Эмброуза. Пастор широко улыбнулся, прежде чем нас оставить:
– Благослови вас Господь – всех вас.
– Благослови вас Господь, – повторили мы.
Маттиас Додсон протиснулся к нашему ряду.
– Эфраим, Томас, – начал он, кивнув нам с Мерри. – Похоже, нас ждет… увлекательное зрелище. – Маттиас посмотрел на Брайарда, который уговаривал целые семейства сесть поближе к импровизированному алтарю. – Мы с Эймосом и Леландом хотели бы поговорить с вами обоими. Нам нужно составить план действий, который мы начнем воплощать, как только… все это… закончится. Пойдемте с нами?
Рядом со Старейшинами было только два свободных места.
– Идите. Мы с Мерри тут посидим, – успокоила я Эфраима.
– Будьте бдительны, – предупредил он перед уходом.
– Это растянется на целый день, да? – спросила Мерри, когда мы опустились на стулья. – Я пока не вижу Сэма, а ты? Займу ему место… на всякий случай.
Ее искренняя вера в возвращение Сэма заставила меня устыдиться. Честно говоря, после ухода брата я о нем почти не думала. У меня было слишком много других проблем, одна неотложнее другой. Если Сэм решит вернуться, пусть возвращается.
– Благослови вас Господь, сестры Даунинг, – произнес резкий голос.
В шатер вошла Летиция Брайард. Ее седеющие волосы были туго собраны в строгий пучок, отчего казалось, что брови у нее приподняты в постоянном изумлении.
– Я так рада, что вы смогли прийти. Не терпится послушать, в чем ты будешь каяться, Эллери.
Она окинула взглядом мое потрепанное розовое платье и отвернулась, чтобы приветствовать другие семьи, нехотя заходящие внутрь шатра.
– Ты ведь на самом деле не крала эту ткань, правда? – спросила Мерри, когда жена пастора отошла подальше.
– Нет, конечно. – Ее сомнение уязвило меня. – Ты же была рядом, когда Уитакер ее привез.
– Да знаю. Знаю, – вздохнула она, отирая пот со лба. – Просто… просто так жарко.
Мы умолкли, с тоской ожидая начала. Мерри все высматривала нашего брата, уверенная, что он придет одним из последних, но, когда Брайард вышел вперед, место рядом с ней все еще пустовало.
– Благослови вас всех Господь в это чудесное утро! – воскликнул пастор, открывая церемонию. – Я собрал вас здесь сегодня, потому что полагаю, что нашему городу угрожает серьезная опасность. Всем известно, что за последнее время в Эмити-Фолз произошло несколько погромов и столкновений. Некоторые из присутствующих…
Он устремил многозначительный взгляд на Старейшин и Фэрхоупов. Маттиас сидел, скрестив руки на груди, и с недоверием слушал пастора. Леланд дремал, склонив голову набок. Эймос, похоже, крепко спал, приоткрыв рот и сопя.
– Некоторые из присутствующих полагают, что во всем виноваты некие силы извне. Что армия загадочных чудовищ, – он театрально пошевелил пальцами, – явилась в Эмити-Фолз с единственной целью: нарушить привычное течение нашей жизни. Эти люди скорее готовы поверить в страшилки, чем заглянуть в себя и присмотреться.
– Речь о существах, которые водятся в лесу? – спросила Пруденс Латетон, поднимаясь с места. – Тех, у которых серебристые глаза? Это не плод воображения. Я их видела. Эдмунд тоже. – Она окинула взглядом соседей. Некоторые закивали в знак поддержки. – И многие другие.
– Ты уверена, что действительно видела дьяволов из плоти и крови, или, может, нечистая совесть сыграла с тобой злую шутку?
– Я их видела, – настойчиво повторила она.
– Ты много чего видела, разве нет, Пруденс? – вопросил пастор Брайард, сосредоточив свое внимание на ней. – По правде говоря, во всей Длани Господней трудно найти человека, который бы так же, как ты, любил совать нос в чужие дела.
У нее за спиной раздался смешок, и Пруденс обернулась, прищурившись.
– В своем Послании к римлянам апостол Павел писал: «Тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же». Нам всем следует задуматься, прежде чем бросать камни, ведь все не без греха. – Брайард достал носовой платок и промокнул пот с лица. – Но мы можем собраться все вместе, в духе единства и раскаяния, исповедаться в своих проступках и попросить прощения. Полагаю, только так мы можем искоренить зло в нашей долине. Мы виновны. Мы должны искать искупления. Кстати… Пруденс, пожалуйста, выйди вперед.
Та непонимающе хмыкнула.
– Волноваться не о чем. Ты в кругу друзей. Или даже семьи, ибо мы все братья и сестры по Собранию. Прошу.
Когда Пруденс вышла вперед, он поставил ее лицом к остальным и положил руки ей на плечи. Вероятно, этот жест задумывался как знак согласия, но пальцы пастора вцепились в ее худые плечи, не позволяя ей сбежать.
– Почему бы тебе первой не покаяться в грехах? Мы все должны сделать это прилюдно. Вскрыть нарыв, пока он не отравил все тело. Как только мы, все до единого, – добавил он, окидывая взглядом прихожан, – сознаемся в проступках, начнется процесс исцеления. – Пастор просиял, довольный своим красноречием. – Думаю, даже доктор Эмброуз согласится, что это удачная метафора.
Доктор Эмброуз не пошевелился. Его лицо оставалось серьезным.
– Давай, Пруденс, – подбодрил пастор. – Покайся.
Та медленно выдохнула. Ее широко раскрытые глаза с мольбой метались по шатру в поисках поддержки или пути к отступлению. Хотя я недолюбливала Пруденс, мне больно было смотреть на ее позор. Сама того не осознавая, я вскочила с места.
– Давайте я, – вызвалась я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала. – Я покаюсь в грехах.
Брайард удивленно вскинул брови, но все же отпустил Пруденс. Спотыкаясь, она вернулась на свое место, радуясь временному избавлению. Летиция Брайард засияла от злорадного предвкушения, когда я начала пробираться вперед. Я чувствовала, что Мерри смотрит мне в спину, но когда повернулась лицом к жителям города, то не смогла различить ее в густой тени.
– С чего мне начать? – спросила я, заправляя за ухо влажный локон. У меня кружилась голова, но я сама не понимала, от чего: от жары или от того, что я собиралась сделать. – Может, мне… Может, мне встать на колени?
Пастор мрачно кивнул:
– Да. Склонись перед Господом. Склонись перед Эмити-Фолз. Склонись перед тяжестью своих грехов.
Медленно, не сводя глаз с моря лиц передо мной, я опустилась на колени.
– Я Эллери Даунинг. – Мой голос дрожал и звучал на три тона выше. – И я… Я вышла, чтобы признаться… – Я помедлила, пытаясь что-нибудь придумать. Глаза защипало от непрошеных слез. – Чтобы признаться…
Мой взгляд упал на Эфраима, который обеспокоенно подался вперед. Его встревоженное лицо заставило меня выпрямиться.
– Я вышла, чтобы сказать, что… пастор ошибается.
По шатру пробежали удивленные возгласы.
– В лесу действительно водятся твари. Уродливые волки, странные мутанты, да, но есть еще… другие. Они пришли в Эмити-Фолз и начали… настраивать нас друг против друга. Для них все это жуткая, замысловатая игра. Они…
– Прекратите. Прекратите сейчас же! – воскликнул новый голос. Грэн Фаулер поднялся с места, качая головой. – Эта девушка ничего такого не сделала, чтобы заставлять ее прилюдно каяться. Это просто жестокое и бесполезное представление. Вы только послушайте – она же напугана до чертиков. Сама не знает, что говорит.
Я помотала головой:
– Знаю, мистер Фаулер. Эфраим вам расскажет…
– Эфраим? – Грэн окинул взглядом толпу. – Здесь нет никакого Эфраима.
– Эзра. Мой дядя. Но на самом деле они с Томасом – Фэрхоупы, а не Даунинги.
Я уже понимала, что со стороны это звучит как бессмыслица. В такую жару трудно было сложить слова в понятное объяснение. Эфраим попытался подняться, но Маттиас толкнул его обратно на стул и яростно зашептал что-то ему на ухо.
– Они приехали, чтобы помочь нам. Остановить этих чудовищ.
– Вставай, Эллери. Ты не в себе от жары. – Грэн помог мне подняться. – Возвращайся к сестре. Попей воды.
Брайард схватил меня за локоть и потянул к краю шатра. Пастор напоминал колесо, которое раскрутилось и вращается слишком быстро. Он утратил контроль над ситуацией.
– Ушам своим не верю. «Жестокое и бесполезное представление»?
Грэн кивнул.
– Что с тобой случилось, Грэн? Ты всегда был одним из самых ревностных моих прихожан.
– Это верно. Но я не могу сидеть и молча смотреть на такое. То, что ты здесь устроил, Клеменси, Господь бы не одобрил. Нельзя заставлять человека сознаваться в грехах. Раскаяние ничего не значит, когда оно по принуждению.
– Ты считаешь себя выше исповеди? – ощетинился пастор.
– Вовсе нет. Я не раз совершал ошибки, но каждый вечер молю Господа о милосердии, как Он и завещал. Не вижу смысла выставлять это напоказ перед всем городом, когда я знаю, что уже получил прощение.
– От Господа – возможно, но не от соседей.
Все обернулись, пытаясь понять, чей голос раздался из темноты шатра. Чей-то силуэт возвышался над рядами, отчетливо различимый на фоне приоткрытого полога.
Грэн прищурился:
– Мне и не нужно другого прощения, кроме милости Господней.
Джудд Абрамс вышел вперед, заполнив собой проход, точно огромная баржа, ползущая по каналу. Коротко стриженный, с кривым носом – его сломали много лет назад в драке в таверне Берманов, – хозяин ранчо напоминал мне одну из наковален в кузнице Маттиаса Додсона. Левая щека у него слегка вздулась – он жевал комочек табачных листьев.
– Эллери, иди отсюда.
Грэн подтолкнул меня, но по пути к своему стулу мне пришлось бы пройти мимо Джудда, излучавшего такую ярость, что я опасалась к нему приближаться.
– Ты-то прощение вымолил, а мне достался только сломанный бурав, который я не могу починить. Как думаешь, Господь проявит ко мне милосердие?
– Бурав, который ты мне одолжил прошлой осенью? Я его не ломал.