Я не собиралась много ходить по магазинам, хотя можно было бы купить для отца «Сливовицы» — это такая югославская наливка. Еще несколько открыток и карту.
О, мне никогда не забыть нашей первой встречи с Дубровником. Это был во всех отношениях разительный контраст с Неаполем — тихо, спокойно, если люди и обращали изредка на нас внимание, то только для того, чтобы улыбнуться и пожелать нам доброго утра. А потом мы смешались с городской толпой.
Тусклые золотистые плиты, которыми вымощена была дорога к воротам Плоче, оказались страшно скользкими, и мы ступали по ним с большой осторожностью. Точнее, большинство из нас, потому что Кенди и Гильберт не стали отказывать себе в удовольствии лихо прокатиться по ним и подбивали Кэрри и Билла делать то же самое.
А потом мы прошли через ворота и очутились в стенах города.
Глава 12Открытая шлюпка
Мы стояли в начале широкой главной улицы, которая называлась Плача. Машин почти не было, потому что движение колесного транспорта в старом городе, вообще говоря, запрещалось. Все было золотисто-серого цвета: стены, дома, огромные каменные плиты мостовой. С правой стороны от себя я увидела каменную аркаду… Все вокруг было так красиво, так симметрично, так здорово, что у меня перехватило дыхание.
Идти не спеша по улицам этого чудесного спокойного городка было и вправду восхитительно. Чего мне хотелось больше всего, так это остаться одной и чтобы на руке у меня не висла болтающая без умолку Кенди. Во всяком случае, мне необходимо было остаться одной, чтобы проследить за Эдвардом Верритоном.
Миссис Крейг оказалась проницательнее, чем я ожидала, потому что она неожиданно поглядела на меня и улыбнулась:
— Джоанна, если вам хочется одной пойти куда-нибудь, то мы приглядим за детьми. Надо полагать, вы всегда сможете найти нас.
— Но нельзя же… — заколебалась я, и миссис Крейг рассмеялась.
— Отправляйтесь! Мы знаем, вам надо спокойно походить по магазинам. Это действительно крошечный город. На том конце улицы вторые ворота — Столбовые ворота. За ними предместье, где ходят трамваи и автобусы и располагается туристическое бюро. Вы не сможете потеряться и мы не сможем потеряться. Это вам не Неаполь.
— Да уж, — согласилась я. — Ладно, спасибо вам огромное.
Так я осталась в Дубровнике одна. Я решила, что не могу крутиться все время возле гавани; на меня, вероятно, скоро обратят внимание и станут гадать, что мне нужно. Мне не хотелось подозрительно вести себя в чужой стране. Я должна исходить из того, что мистер Верритон не станет сходить на берег слишком рано. А когда он появится, я почти наверняка замечу его.
И потихоньку, с мечтательным видом, я стала изучать окрестности. Мне почти не встречалось никого из наших: те, кто записался на экскурсии, уже уехали, а из остальных, кажется, мало кто пока появился.
Я начала узнавать коренных горожан. Я была поражена их обаянием, дружелюбием и какой-то особенной горделивой осанкой. Очень многие улыбались мне, а когда я зашла в один маленький магазинчик на Плача посмотреть открытки, то оказалось, что продавец немного говорит по-английски.
В таком очаровании я пробродила около часа, почти забыв о своей настоящей цели. Это было теперь почти невозможно — забыть, но такие места всегда действуют на меня завораживающе.
Я заходила в очень узенькие боковые улочки по обеим сторонам Плача; там прямо на открытом воздухе шла бойкая торговля и это напомнило мне восток. Мне встречались металлические вывески и дома, которые выглядели действительно очень старыми, несмотря на то что впоследствии город был разрушен. Я заходила в церкви и соборы, где в неровном дрожащем свете свечей самозабвенно молились пожилые женщины в черном. Я ходила везде чуть ли не на цыпочках.
Одним из самых пестрых и красочных мест, которые я видела, была маленькая площадь, где располагался фруктовый рынок. Везде лежали ослепительно яркие груды апельсинов, яблок и разных овощей. Потом я прошла всю Плача и оказалась около круглого фонтана рядом со Столбовыми воротами. За ними была небольшая лестница, поднявшись по которой, я вступила в другой, более современный мир, где, как и обещала миссис Крейг, ходили трамваи, такси и автобусы.
Я присела на скамейку под какими-то деревьями, откуда открывался вид на море, огромные внешние башни стены и крепость на мысе, где каждое лето во время фестиваля играли «Гамлета»; правда, фестиваль только что закончился. Я написала несколько открыток, в том числе одну тете Монике, просто чтобы показать ей, что я кое-где побывала. Интересно, что бы она подумала, если б узнала, что, кроме всего прочего, я по уши влипла в эту загадочную и небезопасную историю?
Я нашла почту и была поражена, когда выяснилось, что работающая там девушка блестяще говорит по-английски. То же самое повторилось в туристическом бюро, где я купила хорошую карту.
Через некоторое время, вспомнив неожиданно о том, зачем я осталась одна в Дубровнике, я поднялась на стену и пошла по ней обратно к воротам Плоче. Отсюда было видно, что шлюпки продолжают доставлять пассажиров с парохода на берег. Мне удалось даже различить высокую и стройную фигуру Пегги Стерлинг, которая осторожно шла по скользким плитам от пристани.
Я стала беспокоиться, не пропустила ли я Эдварда Верритона. Все-таки не следовало мне покидать своего поста возле гавани; не надо было поддаваться очарованию этого замечательного города. Я мысленно представила себе, в каком состоянии находится сегодня утром Эдвард Верритон, и картина эта не привела меня в восторг. Еще я попробовала догадаться, как отнеслась к произошедшей в нем перемене его жена и не пришлось ли ей вчера вечером пережить несколько по-настоящему неприятных минут. Я знала, что дети виделись с ним перед тем, как сойти на берег, но они ничего об этом не говорили.
Я подождала там, наверху, пока к берегу причалили и высадили пассажиров еще несколько шлюпок, и потом наконец мое терпение было вознаграждено, потому что я его увидела. Он был одет в желтовато-коричневый плащ и стоял в шлюпке рядом с группой женщин. Я не заметила нигде Грэма Хедли, но уверена была, что он тоже рано или поздно сойдет на берег.
Увидев, что Эдвард Верритон направляется в сторону городских ворот, я поспешила спуститься со стены и какими-то темными проходными дворами быстро вышла к соборной площади. Я была начеку, мне совсем не хотелось столкнуться с ним лицом к лицу.
Он не торопясь шел по Плача, останавливаясь и разглядывая витрины магазинов, как обычный любопытный турист. Я стояла под каменной аркадой, где Эдвард Верритон никак не мог меня заметить, и видела, как он зашел в табачную лавку. Потом он прошел еще немного и скрылся в другом магазине. Я не могла разглядеть, чем там торговали, но уж во всяком случае не куклами, голову даю на отсечение. Примерно тогда же я краем глаза увидела, как Крейги вместе с Кенди и Гильбертом заходили в какой-то ресторан прямо рядом с воротами Плоче. Утренний кофе, скорее всего. Ладно, теперь я знала где их искать.
Вскоре Эдвард Верритон появился снова, с маленьким свертком под мышкой, — слишком маленьким, чтобы там могла быть кукла, и снова зашагал по улице. Он встретил несколько людей с парохода и несколько минут проговорил с ними. Он разыгрывал замечательное представление, но это не вводило меня в заблуждение. Даже на таком расстоянии видно было, как за эту ночь он изменился и постарел.
Потом он прошел остаток пути до конца Плача и исчез в церкви Спасителя рядом со Столбовыми воротами. Я зашла в магазин и купила еще несколько открыток, но все время следила за входом в церковь. Я боялась, и у меня страшно колотилось сердце. Временами я просто уверена была, что мне не выбраться живой из этой переделки. Если он заметит меня, поймет, что я слежу за ним… или вдруг Грэм Хедли крадется где-нибудь позади…
К тому времени как он вышел из церкви, я уже заплатила за свои открытки и могла уходить, но из осторожности подождала немного и пропустила вперед несколько небольших компаний с нашего парохода, чтобы не идти прямо за ним. Он все так же прогуливался, разглядывая магазинные витрины. Потом, совершенно неожиданно, он свернул в одну из узких боковых улочек с северной стороны Плача.
Когда я дошла до угла, он уже скрылся из виду. Но скоро я снова его увидела: он как раз поднимался по какой-то лестнице, после чего сразу свернул за угол. Узенькие улочки образовывали лабиринт, и я, разумеется, не решалась подходить слишком близко. Меня не покидало кошмарное предчувствие, что за следующим поворотом он ждет меня и сейчас мы столкнемся лицом к лицу. Кроме того, я продолжала оглядываться.
Один раз он остановился — к счастью, я успела спрятаться в дверном проеме — и осторожно оглянулся назад. Этот взгляд лучше чем что-либо другое продемонстрировал, что он не простой турист.
Потом он пошел дальше, и из своего убежища я видела, как он снова на секунду остановился, чтобы взглянуть на мрачное старое здание. После этого он очень быстро поднялся вверх по ступенькам к двери и, без стука, исчез внутри.
Я знала, что больше все равно ни на что не решусь. Ясно было, что он добрался до места встречи в самом сердце старого Дубровника и что сейчас ему придется давать объяснения по поводу провала операции. Я запомнила название улицы и потом нырнула в какой-то переулок, который, как мне показалось, должен был вывести меня назад на Плача.
Я вернулась на Плача и успела сделать несколько покупок — ликер для отца и для него же несколько пачек сигарет, которые назывались «Дрина» (мне понравилось название, поэтому я их и купила), когда неожиданно нос к носу столкнулась с Грэмом Хедли. У него был мрачный вид и сейчас он меньше всего походил на доброго малого и непременного участника всех пароходных игр и затей. Я собиралась пройти мимо, но он остановил меня.
— Минутку. Мне надо сказать вам пару слов. Вы зачем сказали мистеру Верритону, будто видели как я выходил из его каюты?
Я сделала большие глаза и покраснела от смущения.