я вода и бесплатно.
– Почему они здесь не живут, возле источника? – спросил Казаков.
– Здесь бишу, – недобро оскалился Кака. – Дальше в море у бишу рассадник. В тех сараях только дайверы бывают, да и то днём. Ночью даже они уходят в горы, у них лагерь в лесу.
– То есть амфибии здесь бывают? – недовольным тоном спросила Арина.
– Почти не бывают, не бойтесь, – отмахнулся легкомысленный помощник капитана. – Вы их и не увидите совсем. Если захотите посмотреть, идите туда, – указал он в сторону домов. – За мысом самый их город. Бишу там плещутся, смотрите сколько хотите, они издалека не опасны.
– А дайверы? – Муромцев отмывал изнутри кроссовки, стоя на плоском камне, и насторожился, едва речь зашла о бандитах. – Они как?
– Так себе, – пожал плечами Кака. – Сходите, познакомьтесь. Если вы не будете возле них крутиться, они не станут вам мешать. Вы туристы, осматриваете остров. Туристов не трогают. Не лезьте к ним в жильё, ничего у них не берите, ничего им не обещайте. Оставайтесь снаружи, – добавил он на своём корявом английском. – Не говорите, что вы учёные, тогда вам не будут ничего предлагать купить. Не заключайте с дайверами сделок. Прогуляйтесь до мыса, посмотрите на бишу, делайте видео. Я скоро вернусь.
Забрав сломанный винт, помощник капитана бодро пошагал к зарослям, в которых виднелся расчищенный проход и тропинка.
– Куда он нас привёз? – холодно сказала Рощина ему в спину. – Не берите, не говорите. Пиратский остров какой-то.
– На туристов мы точно не похожи, – ободрил её Казаков. – Мы сейчас начнём по литорали бродить и образцы собирать. С туземцами всё равно понадобится искать общий язык. Вы готовы, Денис?
– Всегда готов, – Муромцев закинул на плечо мешок с банками, сетками и складным сачком. – Найдём. И животных, и язык общий. Местные обязательно придут попрошайничать. Для них любой чужак в первую очередь – источник наживы. Будут таскаться за нами и клянчить. Навязываться, предлагать свою помощь и постараются что-нибудь стянуть.
– Слова не мальчика, но мужа! – одобрил Казаков, нацепляя рюкзак, а Рощина посмотрела на своего лаборанта с нескрываемым интересом.
– Я вас не узнаю, Денис. Где вы научились в аборигенах разбираться?
– В армии, – сказал Денис. – Чтобы понять местный контингент, мне хватило разá выйти в Лиссабон.
Рощина насупилась. Их общая тайна не подлежала разглашению. Когда о ней напомнили так некстати, иных доказательств знания португальского отребья не понадобилось.
Дорога к мысу, с которого помощник капитана советовал наблюдать за амфибиями, пролегала через пустынное хозяйство ныряльщиков. Белые коробки зданий, сложенных из пенобетона, неуклонно превращались в развалины. Рачительные туземцы давно разобрали крышу, вынесли двери и оконные рамы. Только самая крупная постройка была заново покрыта жестью, над ней торчала труба, из трубы поднимался дымок. Здания были обнесены бетонными столбиками с петлями. Колючей проволоке, которой полагалось на них висеть, нашлось лучшее применение. От ангара для техники остался каркас, но кто-то додумался превратить его в склад. Стальные рёбра были затянуты мутной толстой плёнкой из растительного полимера. Там, где плёнку прорвали ветры, новые насельники подлатывали тентами из разномастной синтетической ткани. Заплаты быстро выцветали на солнце, и самые яркие сигнализировали, что у халабуды не переводятся хозяева. От сарая потягивало таким острым запахом органической экзотики, что даже не хотелось узнавать, сколь щедры собранные там дары моря.
Обитателей заметили не сразу. Муромцева как током дёрнуло от неожиданности. Человека, который долго не шевелится, трудно заметить, он сливается с местностью и способен напугать не хуже призрака, а первая островитянка была именно такова.
Из окна здания с трубой выглядывала смуглая молодая женщина. Облокотилась на облезлую раму без стёкол и застыла, кусала соломинку, глядела вдаль, в море, как будто даже не замечала туристов. Неподвижный взор и бесконечное спокойствие человека, привыкшего смотреть на бескрайний простор, заворожили Дениса. Он шагнул к окну, припоминая какое-нибудь приветствие на португальском.
– Ола, сеньора! Добрый день. Хау ду ю ду?
Денис безуспешно пытался привлечь внимание. Островитянка даже не взглянула на него, словно не чужак подошёл к дому, а ветерок налетел. Карие с прозеленью глаза на тёмном веснушчатом лице безмятежно уставились на горизонт.
– Вэлл… – сказал себе Денис и повторил попытку. – Мэй ай хэлп ю?
Он едва сдержался, чтобы не помахать перед лицом задумчивой незнакомки. Не столько чтобы проверить её, сколько подтвердить своё существование, а ну как сделался прозрачным и неслышным вдобавок?
Кое-какой реакции он всё же добился. Женщина отошла вглубь дома. При этом она ухитрилась снова не заметить его. Просто отвела взгляд от моря, словно разочаровалась высмотреть что-то важное, и удалилась по делам. Самообладание у неё было потрясающее. Денис раньше не сталкивался с таким игнором.
На него всегда реагировали девушки. Он знал, что умеет им нравиться.
Сотрудники наблюдали за его пантомимой. Когда Муромцев обернулся, вид у него был такой, что Арина ехидно подняла уголки губ.
– Не клюёт? – она не давала пощады. – Надо было дома языки учить.
– Языки тут совсем не причём, – лаборант побрёл, загребая кроссовками песок. – По-моему, она не в себе.
– Или просто не поняла.
– Или тупа как пробка, – Муромцев смутился. – В конечном итоге, величина глупости есть сумма непонятых слов, – добавил он неожиданно для себя.
Казаков крякнул.
– Это в вас Смольский говорит? – спросила Рощина с иронией. – Быстро вы у него нахватались.
– Я всегда говорил Арине Дмитриевне, что Денис способный парень, – поспешил на выручку Казаков. – Михаил Анатольевич может впечатлять своими формулировками. Иногда за собой замечаю, что повторяю его некоторые сентенции.
– У него разрушительный ум, – тихо сказала Рощина.
Протоптанная в песке дорожка вела мимо ангара. Пластик громко шелестел на ветру. Шлёпанье искусственных листьев заглушило звуки внутри. Обитатель вонючего сарая появился неожиданно.
Сухая птичья лапка уцепилась за косяк. Подтянувшись так, что дверная рама дрогнула, из сарая выпрыгнул местный житель. Казаков оторопел, встал как вкопанный, Рощина отпрянула, а Денис, заслоняя её, шагнул навстречу монстру. Разом вспотевшие ладони стиснули лямки рюкзака.
Обитатель бывшего технического ангара мог напугать кого угодно, он это знал и оттого испытывал удовлетворение. Ухватившись за наличник другой, здоровой, рукой, появился в проёме целиком, дёрнул головой, издал тонкий птичий звук.
– Оно разговаривает, – молвил Казаков.
Человек был чудовищно травмирован. Настолько, что сразу не определить, молод он или стар. Только приглядевшись к уцелевшей половине лица, можно было понять, что мужчине лет тридцать-сорок. Уродство было невообразимым. Научные сотрудники не представляли, как можно поправиться и вообще выжить после такой травмы.
Денису пришёл на ум леденцовый человечек, которого взяли и обсосали с левой стороны. Мужчину тоже что-то изъело до такой степени, что сточило кости, но потом они обросли кожей, и частично восстановилась мышечная ткань. Повреждённая сторона головы была гладкой, безухой, розовой, изрядно покрытой пигментными пятнами. Левое веко закрывало пустую глазницу, а сбоку затянулось новой кожей, словно карандашный портрет грубо стёрли резинкой и дорисовали бездарную абстракцию. Угол рта отвис в скорбном оскале. Застиранная, покрытая латками сиреневая рубашка прятала другие повреждения, но изъеденная шея и левое запястье показывали, что тело было травмировано и ниже.
Мужчина дёрнул головой, проскрипел пронзительным голосом то ли вопросительно, то ли приветственно.
«Голосовые связки повреждены? – Денис непроизвольно напрягся. – Как с таким демоном разговаривать? Да фиг с ним, всё равно не поймём, что он там лопочет».
– Мы туристы, – как можно доброжелательнее сказал он. – Доброго дня!
– Вы с ним по-русски, – прошипела сзади Арина.
– Да пофиг, – беззаботно ответил Денис. – Этот чёрт по-английски не понимает. С ним надо как с собакой. Ему что ни говори, оно на интонацию будет ориентироваться.
– Ну, вы циник, – вздохнул Казаков.
Обитатель мусорного ангара выставил за порог намертво подогнутую в колене левую ногу. Истончённая босая ступня зарылась в песок. Вышагнул и поковылял навстречу туристам. На брезентовом поясе в ножнах болтался широкий шкерочный нож. Рубаха и штаны были покрыты пятнами и разводами, а дух шибал такой, что научные сотрудники попятились. Денис тоже, обуреваемый смешанными чувствами брезгливости и страха, то ли чтоб не замараться о грязную одежду, то ли чтобы не заразиться неведомой хворью и самому не превратиться в чудовище.
– Не, – сказал он, – хорош! Дальше не надо. Стоп. Ю андэстен ми?
– Что-то он не андэстен, – сказал Казаков.
– Сейчас будет андэстен, – заверил Денис, вспоминая последний год службы. – Стой, раз-два!
При звуках командного голоса существо умерило порыв знакомиться поближе. На лице калеки последовательно отразилась череда эмоций – покорность, недоумение и обида. Островитянин замер, расставил пошире ноги, проклекотал что-то на своём непонятном языке.
– Сейчас я с ним поговорю, – выступил вперёд Казаков. – Уважаемый, вы так не серчайте. Мы вас не тронем и ничего у вас не возьмём. Мы на мыс идём, бишу смотреть, бишу до мар, понимаете? Бишу?
Слова учёного проняли калеку до глубины души. Здоровой рукой он ударил себя в грудь, взвизгнул, указал на них и выпалил экспрессивную фразу, брызгая слюнями из кривящегося в пылу рта.
– Идём отсюда, – быстро сказал Муромцев.
Он взял Арину под локоть, ухватил Казакова за рукав и бесцеремонно потащил прочь от ангара.
– Стой, где стоишь! – рявкнул он разбушевавшемуся туземцу, который что-то доказывал, жестикулируя здоровой рукой.
Оба здоровенных водолаза общей массой превосходили калеку раза в три. Увечный смекнул, что злой парень с ним шутить не будет, и прикусил язык.