Львов прошелся по комнате своей аристократичной походкой, снова поцеловал руку Виже-Лебрен и мгновенно повернулся на одной ноге. Виже-Лебрен, видимо, уже скучала без комплиментов, гости это поняли. Как ни странно, наш Мишель, тоже уже обучившись светской учтивости, поднял тост за нее, за ее уроки, ее прекрасную живопись. Однако Львов не забыл и о своей теме, об экономике: "Знаете, сколько сжигают наших лесов печи и камины в России? Я думаю, миллионы кубов. И вот мне удалось найти обширные залежи торфа, я собираюсь перевезти их в гавань. И тогда лес будет сохранен, а торф будет обогревать и петербургские и прочие дома".
Элизабет, долго молчавшая в этот вечер, тоже решила блеснуть забавными историями. На одном из приемов герцогиня Мазарини устраивала званый ужин на 60 персон, и ей вздумалось, чтобы на столе был огромный пирог, а внутри сотня маленьких живых птичек. По знаку герцогини пирог разрезали, из него вылетела вся перепуганная стая и набросилась на лица и прически дам. Вообразите себе их крики! Они никак не могли освободиться от несчастных пернатых и, понося последними словами глупую выдумку, принуждены были встать из-за стола.
Львов всплеснул руками: "И вы еще удивляетесь, отчего произошла революция! Вельможи творят, что вздумается!"
"Хотите, расскажу еще одну историю? — перебила его Элизабет. — Я написала портрет индийского посла, но, когда краски высохли, посланник никак не хотел брать его, ссылаясь на то, что в нем уже есть душа и что мы хотим украсть его душу. Мне удалось получить его только хитростью, но когда посол хватился пропажи, то чуть не убил слугу".
Расставаясь, Элизабет как истинно деловая француженка сказала Михаилу: "Милый друг, вам ведь нужна работа и деньги. Так вот, приходите в дом Куракиной, там есть для вас работа". Львов тут же включился: "Да, пожалуйста, можешь поехать со мной в Введенское. Там я делаю дворец для самого императора. Да и вообще в Академии художеств нужны лепщики, позолотчики на самые разные работы, а у тебя золотые руки".
Михаил обрадовался и подумал, что теперь на год он обеспечен и работой, и деньгами. Он шел и улыбался своей удаче, вспоминал о своих скитаниях. Вместе с Мишелем вернемся и мы на несколько лет назад.
С легкой руки Пера Великого дворянских сынков и девиц посылали в Европу, чтобы учиться математике, географии и другим практическим навыкам. Постепенно кроме богатых сынков в дальний путь стали отправлять отпущенных на волю крепостных и дворовых. Заручившись письмом важного вельможи Соймонова, уехали художники Н. Львов и поэт Хемницер. Поэт-баснописец был в таком отчаянии оттого, что вынужден покинуть Россию и отправиться в Турцию, что попросил Мишеля проводить его до Черного моря. Расстались они возле Херсонеса. Хемницер поехал в Смирну. А Мишеля ждала совсем другая судьба, приключения сыпались на его голову со всех сторон. Лодочник-разбойник завез его в пристанище пиратов. Они продали его в рабство на остров Мадейра. Чудом удалось ему через несколько лет вырваться из когтей пиратов с помощью красавицы Мариетты. Но на этом его приключения не кончились. Спустя некоторое время Мишель, работая на судне, мечтал, что судно окажется в Смирне, где погибал в тоске баснописец Иван Иванович.
Таким образом, рекомендательное письмо об ученике Мишеле попало к Виже-Лебрен гораздо позднее, чем мы предполагали.
О всех дальнейших путешествиях читатель узнает из этой книги.
Николай Александрович попрощался с Элизабет. Он поцеловал ей руку и сказал: "Я спешу! Разрешите покинуть вас" — и пошел своей легкой походкой к дому Соймонова, напевая песенку на слова Державина:
Пчелочка златая, что же ты жужжишь?
Жаль, жаль, жалко мне,
Что же ты жужжишь?
Около летаешь, а прочь не летишь,
Жаль, жаль, жалко мне,
А прочь не летишь.
Али ты не любишь любушку мою,
Жаль, жаль, жалко мне,
Любушку мою…
Я к губам прилипну, с ними и умру,
Жаль, жаль, жалко мне,
С ними и умру…
Не знал Николай Александрович Львов, что его ждет пренеприятное событие, можно сказать большая беда.
ЧАСТЬ 3
ПРОЩАНИЕ С ЕКАТЕРИНОЙ II
Виже-Лебрен, написавшая не менее семи-восьми портретов европейских монархов, мечтала сделать портрет русской императрицы Екатерины П. Как же не будет портрета русской императрицы в ее картинной галерее? Она уже несколько раз побывала у секретарей в Зимнем дворце, и в последний раз молодой красавец Зубов обещал ей устроить аудиенцию в начале ноября.
Она явилась с мольбертом, картоном, красками рано утром и решила ждать до победы, главное — сделать первый, живой набросок. Элизабет знала, что любимая портретистка императрицы — Анжелика Кауфман. Знала и то, что портрет дочерей Павла вызвал неудовольствие у бабушки.
Элизабет сидела на стуле в приемной, подогнув ноги, и рассматривала богатое украшение залы. В это время одна из фрейлин проводила Екатерину в ее туалетную комнату и тоже замерла в ожидании, перелистывая какой-то альбом.
Увы, прошло уже немало времени, стучать было неудобно, и фрейлина наконец заглянула в щелку. Она еле сдержала крик: Екатерина лежала на полу. Какой ужас! Можем представить, какой поднялся переполох, тут же появился Зубов, всем, кто был в приемной, велел немедленно удалиться.
И Виже-Лебрен вздрогнула, чего-то испугалась и поспешила к выходу. Значит, сеанса не будет.
Екатерина умерла на другой день, не приходя в сознание. Покидала землю императрица, которая 35 лет правила великой Россией и увеличила ее территорию на одну треть. Терпеливая труженица, Екатерина начинала рабочий день чуть ли не с 6 утра, записывала все, что предстояло сделать в этот день, была последовательна. В обращении она была ласкова, хотя хитрости ей было не занимать — настоящая лиса.
Будучи хорошо образованной, она переписывалась с европейскими философами и учеными, в частности с Дени Дидро.
В своих письмах он рассуждал о свободолюбии французов, проявившемся во время французской революции, и о русском характере, в коем "замечается какой-то след панического ужаса, и это, очевидно, результат длинного ряда переворотов и продолжительного деспотизма". Он отмечал, что, если правитель России, прочитав эти строки, "обратится к своей совести, если сердце ее затрепещет от радости, значит, она не пожелает больше править рабами".
Итак, теперь трон будет принадлежать ее сыну Павлу, ничуть не похожему на мать. Приближенные уже трепетали, какие действия предпримет новый государь.
Одним из первых его приказанием было устроить похороны 2 декабря 1796 года. Северный ветер свистел на Неве, вдоль дороги на Петропавловскую крепость, по которой везли почившую императрицу.
Началось торжественное шествие к Петропавловскому собору. Но что это было за шествие! Впереди шел Павел I, за ним рыцарь в металлических латах, в шлеме на голове и с орденом мальтийского рыцарства. (Говорили, что в конце шествия он замерз и упал замертво.) Далее следовал траурный катафалк с императрицей Екатериной. И рядом везли извлеченный из могилы труп ее бывшего мужа Петра III. Покрывало, черные епанчи несли братья Орловы, виновные и в смерти Петра III, и в воцарении Екатерины. Так распорядился ее сын Павел I.
Траурные колесницы одна за другой и сотни, а может быть, и тысячи людей двигались по декабрьскому Петербургу. Впереди мужчины при всех регалиях. Далее дамы в теплых шубах, в шляпах, которые они поддерживали замерзшими руками. Шли самые близкие к царице фрейлины: Перекусихина и Брюсиха. Михаил внимательно вгляделся в лицо последней из них. Он не оставил намерения посетить имение Якова Брюса. Прочие горожане и поклонники Екатерины замыкали траурное шествие.
Можно предположить, даже можно быть в этом уверенным, что Элизабет никогда не видела такого шествия или чего-то подобного. Вернувшись домой, она описала это событие подробнейшим образом в своем дневнике.
Что касается Михаила, то, вернувшись домой, он решил, что непременно должен побывать в Гатчине — любимом дворце Павла Петровича, впрочем, теперь это был не Павел Петрович, а Павел I — государь всея Руси.
Спустя некоторое время Михаил оказался в Гатчине. Дворец был пуст. Михаил вошел в залу, в которой он уже однажды был, где он видел портрет Павла. Он отодвинул портьеру, новый портрет наследника — Павла I предстал его взору. И какой художник решился на такое изображение? Павел стоял во весь рост с заносчивым видом, но корона его была набекрень и выражение лица не совсем нормальное. Михаил задернул портьеру и быстро вышел из дворца. Ему казалось, что к морозному воздуху, от которого захватывало дыхание, примешивался запах похорон. Он оглянулся вокруг, еще раз вдохнул, на этот раз в воздухе запахло гарью. "Еще этого не хватало, что это? Где-то пожар?"
Прошло еще несколько недель, а в столице носились все те же охи и ахи, сплетни и пересуды. Как точно назвал авторов этих сплетен Державин: "тетехи и ерехонцы". Хотелось бежать из Петербурга, а куда, и самому неведомо. Отчего бы не поехать в Новгород?
МИХАИЛ ЗАНОВО ОТКРЫВАЕТ РОССИЮ
В Италии и во Франции Михаил жил небедно. У него был запас карандашей, французский саквояж, фетровая шляпа и даже полубархатный кафтан. В монастыре, где жил чуть более двух лет, он ходил в скромном черном платье, и потому его заграничные покупки оставались целы. Собрав поклажу, он взял этюдник и решительно сказал себе: "Еду в Новгород — старинный русский город!"
Михаил сидел в покачивающейся повозке, катившейся по неровной дороге как по волнам. Песок летел из-под колес, лошади мирно цокали, солнце слепило глаза. Был полдень. Кучер Епифан в серой рубахе, прикрыв глаза, держал вожжи и, казалось, спал. Но каждый раз, когда Михаил, дабы разбавить скуку и не впасть в сон, доставал бумагу и карандаш, чтобы сделать наброски, Епифан тут же вздрагивал, тряс головой, протирал рукавом пот со лба и говорил: "Ну как вы там, сударь, не устали? Да, далека дорога. Большая Русь-матушка. Вот годами так колесишь-колесишь по ее просторам, а и заблудишься иной раз. И напомните, куда путь-то держим? В Новгород?" "Может, и дальше…" — отвечал Михаил.