Элизабет Виже-Лебрен родилась в 1755 году, скончалась в 1842-м. Была известной портретисткой своего времени и создала множество портретов Марии-Антуанетты и всей королевской семьи. Она пользовалась покровительством аристократов. Во время французской революции ее дом был отмечен черной меткой, и она вынуждена была покинуть Францию и шесть лет, с 1793 по 1801 год, прожила в России, где написала 48 портретов.
В России она тоже сдружилась с аристократами и просвещенными людьми того времени. А во время зимней поездки в Москву любовалась видом с Воробьевых гор, великим множеством церквей, их золотых куполов, и оставила восторженные отзывы в письмах.
В свои путешествия Элизабет брала свою дочь Жюли, а в России она выдала ее замуж за иностранного посланника, несмотря на сопротивление дочери. Неудивительно, что через некоторое время супруги разошлись. В Петербурге Жюли сдружилась со своим русским учеником, по имени Мишель. Но и дружбой их отношения не назовешь, пожалуй, она была влюблена. Ей нравилось общение с ним, его рассказы об Урале и Сибири. Через некоторое время мать сосватала свою дочь за другого человека, но разногласия матери и дочери не утихли, они слишком различались своими характерами. От своего второго мужа Жюли тоже ушла.
Все же были различия в устремлениях двух этих женщин, об этом же говорит и такой факт. Элизабет была настолько целеустремленной в своем призвании художницы, что, когда акушерка сообщила ей, что пришло время рожать, Элизабет ответствовала: "Какие могут быть роды, я еще не закончила портрет господина N.N.".
Жюли искала счастья в любви, однако оказалась несчастлива в семейной жизни; кроме того, ей крайне не повезло со здоровьем. Уже в России она заболела воспалением легким, и мало того, последний приступ пневмонии оказался смертельным. Бедной Жюли не было и 40 лет, когда она скончалась. В это время Виже-Лебрен находилась в Лондоне и писала портрет одной из аристократок. Сама же знаменитая портретистка дожила почти до 100 лет.
Как завершалась судьба французской художницы?
Более восьми лет прожила Виже-Лебрен в России, а в конце долгой своей жизни написала не один том воспоминаний, причем большую их часть составили воспоминания о России. Уезжала она из Европы в бурные дни, заливаясь слезами. В Петербурге перед ее глазами всегда находились портреты казненных Людовика XVI и Марии-Антуанетты.
До конца своих дней оставалась преданной роялисткой. Однако эмиграцию переносила без страданий, при ее легком характере она еще в юности обзавелась друзьями в европейских столицах. В России ее принимали старые знакомцы: Строгановы, Голицыны, Барятинская, Долгорукие…
Знаменитую художницу в России принимали с распростертыми объятиями. Вот как она вспоминала: "Не могу описать заботливость и сердечное расположение, с какими принимают в этой стране иностранца, особенно если он обладает дарованиями. Оно доходило до такой степени, что каждый иностранец не имел никакой нужды ходить к рестораторам.
Подобное гостеприимство сохранилось в глубине России, там, куца не проникла еще современная цивилизация…"
Виже-Лебрен завела себе в Петербурге русского помощника Петрушу. Да и как художнице обойтись без молодого мужчины. Кто будет носить рамы, подрамники, холсты? Да и просто гулять по островам, возле Парголова озера? Приведем еще несколько отрывков из ее воспоминаний: "Одна, лишь в сопровождении моего славного русского слуги, я очень часто ездила к Парголову озеру принимать, как я это называла, воздушные ванны… Совершая иногда прогулки по воде, мы замечали купавшихся вместе женщин и мужчин. Издалека мы также видели ехавших верхом нагих юношей, которые таким образом собирались купать своих коней… Никто не помышлял о худом, так как русский народ по природе простодушен".
Через восемь лет Элизабет покидала Россию. Она заливалась слезами, когда прощалась с Петрушей. Разве это не похоже на то, что было у нее с Мишелем?
Не знала Виже-Лебрен, уходя из жизни в 87 лет, что и после нее Франция все еще будет бунтовать, а революции протянутся целых сто лет вплоть до Парижской коммуны.
По страницам мемуаров Виже-Лебрен разбросано множество точных наблюдений, подробностей повседневной жизни того времени.
Художница сохранила в памяти поразительную картину. На даче у Строгановых на Каменном острове она увидела открытые калитку и дверь. При входе на столике лежала шкатулка с драгоценностями. "Вы не боитесь, что украдут?" — спросила гостья. "Нет, — ответила графиня, — вот лучший сторож". И она указала на висящие над шкатулкой иконы Богоматери и покровителя страны святителя Николая, перед которым горела большая лампада…
Немало наблюдений над Россией, над ее людьми оставила Мари-Элизабет-Луиза Виже-Лебрен: "В большинстве своем простой русский народ некрасив, но он обладает умением держать себя просто и гордо, и это добрейшие люди в мире. Русские умны и проворны; все ремесла они постигают с удивительной легкостью, многие добиваются успеха в искусствах… Русский народ в основном прямодушен и обладает мягким характером. Ни в Петербурге, ни в Москве я никогда не слышала не только о тяжких преступлениях, но даже о кражах. Тем более удивительно такое честное и кроткое поведение в людях, недалеко ушедших от варварства. Некоторые приписывают эти качества рабству, в котором они пребывают, но я вижу причину в крайней религиозности русских"…
Важное место в романе занимает образ Николая Александровича Львова, выдающегося русского ученого, художника, поэта, архитектора, обладателя многих других талантов; мы бы назвали его русским Леонардо да Винчи, настолько разнообразна была его деятельность. Происходил он из мелкопоместных дворян Тверской губернии. Николай не имел высокого положения в обществе, поэтому отец девушки, Марии Дьяковой, которую он полюбил, не хотел даже слышать о нем. Но, будучи человеком решительным, Николай тайно обвенчался с Марией. Шесть лет они скрывались ото всех, и только когда Львов был благосклонно принят во дворце у Екатерины и императрица взяла его в путешествии по югу России как архитектора, отец Марии согласился на официальное венчание своей дочери.
Насколько Львов был талантливым архитектором, говорят его постройки: дворец под г. Звенигородом, дворец для графа Ростопчина в Воронове, несколько зданий в Москве и на его родине близ Торжка.
Читатель расстался со Львовым в самый трудный момент его жизни: он открыл залежи торфа, но из-за чрезмерно жаркого лета торф загорелся на окраине Петербурга и дым распространился повсюду. Надышавшись дыма и копоти, Львов заболел и слег в своем имении близ Торжка. Как говорили его близкие, он превратился чуть ли не в скелет. Думали, что он не выздоровеет. Однако в мыслях своих он продолжал работать и написал прошение в Академию наук о том, что, по его мнению, на Северном Кавказе имеются очень ценные минеральные источники.
Представьте себе, его приехал навестить сам государь Александр I.
И наконец, Михайло, Михаил, Мишель! Он тоже достоин отдельной книги, только — увы! — слишком мало сведений сохранилось о нем. Даже неизвестна его фамилия и конец его непростого долгого пути в мир искусства.
Расстались с ним читатели в тот год, когда не стало друга его и учителя Львова. Авторы высказали свою версию о его дальнейшей судьбе.
Покидая Львова, он признался, что цель его — пешком дойти до Урала, хозяином которого считался его опекун и покровитель, знаменитый промышленник Никита Акинфиевич Демидов. А перед этим путешествием…
Длинная-предлинная, бесконечная российская дорога, дорога живописного ремесла, искусства.
Стемнело, а он все шел и шел. Ночь уже накрыла своим пологом Тверскую землю. Поднялся на возвышение, воздух здесь дышал особенными пахучими ароматами вечерних трав. Сел на землю и долго смотрел на темнеющее небо. Черное небо засеребрилось бесчисленными россыпями звезд. Он смотрел на них, изумленный и очарованный. Казалось, они тоже глядят на него. Чего-то ждут, чего-то требуют. Одна вспыхнула и бросилась вниз. Упадет следующая, загадает желание. Какое? Отринуть от себя все-все, пробиться к сердцевине своего "я" и писать то, что подсказывает сердце. Он дождался — звезда оторвалась от неба и полетела не вниз, а вверх. Он успел крикнуть: "Своим умом, только своим умом!"
Звезда улетела, исчезла, а он еще долго не отрывал от небосвода глаз, силясь что-то понять, услышать.
…С того времени неведомый странник М.Б. влился в поток многочисленных безвестных художников, бродивших по Русской земле, искавших счастья и правды, живших любимым трудом, готовых нарисовать-написать каждого, кто пожелает.
Неведомое, скрытое в веках племя безвестных тружеников, мастеров, лишенных честолюбия! Их считали ремесленниками. И действительно, часто писали они наивные, трогательные лица, с устремленным на зрителя взглядом. Авторы мало заботились об интерьере, не искали грации или особого выражения, краски чаще были блеклые, однотонные, а внутренний духовный мир оставался недоступным. Однако среди них было много погибших талантов, недоучившихся мечтателей, очарованных цветом, красками, одержимых воображением. Наделены они были завидным смирением, с которым иконописцы пишут иконы, народные музыканты сочиняют песни. Таким художником стал наш М.Б.
Не это ли и есть высшее растворение в искусстве?..
Михаил был разборчив в заказах, не прошли даром уроки Элизабет, его путешествия, пребывание в святой обители. Прежде чем писать портрет, беседовал с владельцами имения, а узнав что-то худое, хоть и писал схоже, однако сквозь чарующую улыбку, соболиные брови или глаза с поволокой проглядывало нечто отталкивающее, змеиное. Так что иной раз ему и платить не желали.
Были и другие случаи: если человек ему нравился своим умом, содержательностью, то и портрет выходил что надо. Крупное белое лицо, ясный лоб, но ум сквозил в каждой черте. Смотрел бы и смотрел на такого. А по тому, как держит тот в руке, скажем, минерал, можно догадаться: не пользуется человек дворянскими привилегиями, не служит в армии, а отдан весь науке…