— Никто не может изменить того, что уже случилось. Мы просто должны жить с осознанием последствий своих поступков.
Сьюзен осмелилась взглянуть на него. Значит, одним из таких последствий стала его неспособность принять ее любовь? Неужели он никогда не сможет доверять ей так же полно, как она доверяет ему? Или, и того хуже, правда разрушит те ростки чувства, что пробуждались в нем? Физическое влечение? Супружеские обязательства?
Она должна знать.
— Ты хочешь, чтобы я собралась и ушла? — заставила она себя задать вопрос.
Он резко обернулся, сурово нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
Но рыдания перехватили ее горло, и Сьюзен не смогла выдавить больше ни слова. Только ее затуманенные слезами глаза пытались найти глаза Люка. Неужели он отрекается от их брака?
— Это ничего между нами не меняет, — сказал он, когда, наконец, осознал, что же именно она хотела сказать. — Мы поженились, чтобы быть вместе «и в горе, и в радости», помнишь? Я говорил серьезно, когда пообещал, что никогда не отпущу тебя.
Ее охватило чувство огромного облегчения. Если он думал, что она хочет оставить его, то жестоко ошибался. Несмотря на его отвращение, она не готова была отказаться от их отношений, поставить на них крест. Он может не хотеть ее любви, но это не уменьшает ее.
Сьюзен отчаянно нужен был шанс искупить свою вину. Ей надо было заслужить его любовь и доверие и, быть может, залечить раны, нанесенные ее самолюбию.
Осознание долгого, трудного пути, открывшегося перед ними, сделало ее слабой, невероятно, невозможно слабой. Слишком большое напряжение и практически бессонная ночь довели почти нереальную ситуацию до невыносимой остроты. Сьюзен ощущала себя совершенно обезумевшей, на грани истерики.
Без единого слова она повернулась и вышла из комнаты.
Он не последовал за ней.
Глава 10
Несколько следующих недель прошли для Сьюзен в тумане сплошных беспокойств. Люк вечно работал от рассвета до заката, а иногда почти круглые сутки. Она проводила не меньше времени с кобылами, пока не появились жеребята.
Когда им удавалось вместе добраться до постели, Люк притягивал ее к себе, но Сьюзен знала, что секс для него служил больше средством снятия физической усталости, нежели удовольствием, как должно было бы быть. Он держал себя под таким строжайшим контролем, что она порой удивлялась, зачем он вообще все это затеял.
Время сексуальных открытий и любовных игр осталось позади. Ушло, чтобы уступить место старательно контролируемому сексу. Он никогда не оставлял ее тело неудовлетворенным, но сердце Сьюзен истекало кровью каждый раз, когда он обнимал ее.
Ей легко удавалось заполнить свои дни тяжелой работой и самыми разными делами, но сон приходил с трудом, даже когда она доходила до полного изнеможения. Сьюзен не хотела больше физических срывов, поэтому следила за собой, старалась вовремя есть и отдыхать, когда предоставлялась возможность.
Она проводила бесконечные часы в размышлениях о том, как добиться доверия Люка, сломать возведенные им барьеры. Она никогда не критиковала его, ничего не просила. Только твердила себе, что надо быть терпеливой, но ничто, ничто не помогало.
Это было настоящей пыткой — находиться так близко к нему, что можно протянуть руку и прикоснуться, и знать, что он встретит в штыки любое проявление нежности с ее стороны. Его отношение исключало интимность любого сорта.
Иногда она тосковала по поцелуям, которые были свидетельством более глубокого голода, чем физиологический. Тосковала по возможности уютно свернуться клубком рядом с его большим теплым телом, но не осмеливалась сделать ни одного движения, чтобы не оказаться отвергнутой.
Она ходила, как в тумане, беспокойно спала по ночам, думая о том, сколько же еще времени должна расплачиваться за прошлые свои ошибки, за то, что ей не хватило веры в Люка, когда это было жизненно важным. Сколько пройдет времени, пока к Люку вернется вера в нее? В них? В их отношения?
Нервы Сьюзен совсем истрепались, она стала слезливой, плакала по малейшему поводу. Люк худел, и Роза суетилась вокруг них обоих. Ни один не ел как следует, и было совершенно очевидно, что и спят они далеко не лучшим образом.
Один раз Джон даже сказал, что оба они выглядят хуже некуда. Они отмахнулись, сделав вид, что это следствие напряженного периода на ранчо. И отчасти это было правдой. После увольнения Рода Мэттьюза у Люка не хватало работников, а в это время года трудно было нанять новых.
Дела шли из рук вон плохо. В работе постоянно возникали трудности, и намного больше обычного — как со скотом, так и с оборудованием. То ворота совершенно необъяснимым образом оставались открытыми, и животные разбегались, то машины вдруг выходили из строя.
Прошло немного времени, и стало очевидно, что кто-то намеренно саботирует все усилия Люка, направленные на процветание ранчо. Сьюзен подозревала, что виноват в этом один из Мэттьюзов, но никогда не высказывала своего мнения вслух. Она не знала, подозревает ли и Люк то же самое и что он собирается делать по этому поводу.
Она знала через Розу, что в Монро сплетничали о ссоре между Родом и его дядей. Старший Мэттьюз угрожал лишить его наследства, если тот не изменит свой образ жизни.
Сьюзен редко покидала ранчо, поэтому никогда не встречала Рода и не слышала всех этих сплетен. Она чувствовала огромное облегчение, что общество нашло другую тему для болтовни, чем ее второе замужество. Ее и раньше никогда не привлекало оказаться в центре общественного внимания, тем более что отношения с Люком были слишком хрупкими, чтобы являться еще и объектом всеобщей критики или осмеяния.
Прошел целый месяц, прежде чем все на ранчо стало понемногу приходить в норму и Люк начал проводить больше времени дома. Сьюзен задумывалась, не пришел ли он наконец к какому-то компромиссу между гневом и последовавшим за ним разочарованием. Она искренне надеялась, что он расстанется с тем и другим, и они смогут дать шанс своему браку превратиться в настоящие семейные отношения.
Однажды вечером, когда она работала с Мариадо, раздались выстрелы. Люк и Хуан убирали с поля в восточной части ранчо упавшее дерево, и выстрелы доносились с той стороны. Сьюзен забеспокоилась: что же еще стряслось?
Не то чтобы звуки ружейной стрельбы были уж совсем необычными на ранчо. Временами хищники нападали на скот, и работники объявляли им войну, но действительно необычным было то, что оружие было пущено в ход без предварительного оповещения всех работающих и проживающих в поместье.
Решив выяснить, в чем дело, Сьюзен развернула Мариадо в сторону пастбища, где работали ее муж и Хуан. Через несколько минут она поскакала к автомобилям, стоявшим на краю поля, и Хуан жестом приказал ей остановиться.
— Что случилось? — успокаивая Мариадо, спросила Сьюзен, когда Хуан приблизился к ней.
Его ответ был кратким и напряженным.
— Там стрелок.
Сьюзен широко раскрыла глаза.
— Кто-то начал стрелять в вас, пока вы работали? — в изумлении спросила она.
— Это одиночка. У него крупнокалиберная винтовка. Он дождался, пока я отгоню сюда грузовик разгружать, и зажал Люка там, внизу, за тем, что осталось от дерева.
На какое-то мгновение Сьюзен почувствовала, что не может дышать. Ее охватил страх, нет, не страх — ужас. Мысль о том, что Люк в опасности, вызвала прилив болезненной слабости и тошноты.
Сьюзен смотрела на поле. Несколько ковбоев собрались в маленькой рощице, но упавшее дерево находилось ближе к середине поля, в ста или около того ярдах от ближайшего укрытия. С двух сторон было открытое пространство, а каменистый горный кряж окаймлял две другие стороны, образуя своего рода арку вокруг того поваленного ствола, где сейчас находился Люк. Он был пойман в надежную ловушку.
— Кто-то залег на холме?
— Да. Он уже несколько раз выстрелил в Люка и теперь медленно спускается по кряжу, обходит вокруг, чтобы сделать более точный выстрел.
— А вы не можете поехать туда и вывезти его? — от волнения повышая голос, спросила Сьюзен.
— Я пытался, но он разбил одной пулей ветровое стекло, а второй продырявил шину. Люк велел нам держаться подальше. Уилкокс хотел подъехать на лошади, но стрелок слишком хорош, чтобы так рисковать.
— А Люк вооружен?
— Нет, его винтовка осталась в машине.
Сердце ее упало. Безоружный, он не сможет удерживать снайпера на почтительном расстоянии.
— Что он собирается делать?
Лицо Хуана посуровело.
— Мы позвонили шерифу. Он высылает вертолет. Люк не хочет, чтобы парень удрал. Пара наших пытается обойти его сзади по кряжу, но больше всего надежд на вертолет.
Прогремел еще один выстрел, и внимание всех переключилось снова в поле. Совсем рядом с головой Люка оторвался и отлетел кусок коры от ствола. Сьюзен от страха стиснула зубы. Когда она заговорила, голос ее был мрачен:
— А тем временем Люк должен оставаться здесь как легкая добыча, дожидаясь, когда тот сумеет приблизиться на достаточное для точного выстрела расстояние?
— Мне это тоже не нравится, — прорычал в ответ Хуан.
Составление собственного плана заняло у нее не более двух секунд. Черт с ним, со стрелком. Пусть шериф беспокоится о его поимке. Она не собирается оставлять Люка в открытом поле без защиты и без оружия, пока кто-то пытается убить его.
Она не может потерять его. Она слишком любит его, чтобы без боли размышлять о новой потере, тем более после всего, что случилось с остальной ее семьей. Она не позволит, чтобы с ним что-то произошло. Не позволит, если есть хоть какой-то способ защитить его.
— Принесите мне винтовку Люка, — резко потребовала она.
Хуан обернулся к ней. В глазах его был нескрываемый ужас:
— Что это вы затеваете?
— Я отвезу ее ему. Пройдет не меньше получаса, пока сюда доберется шериф.
— Черт! — начал было спорить Хуан, но она вскинула руку, чтобы прервать его.
Ее тон и выражение лица ясно говорили, что она не потерпит никаких возражений: