Собственно, поэтому Бонни могла принимать в своей уютной квартирке разных мужчин и не бояться общественного осуждения. Учитывая особенности дома, общество по соседству за последние годы самым естественным образом пополнилось теми, кто не хотел бы участвовать в процессе осуждения ни как осуждаемый, ни как осуждающий. В дальнем флигеле гнали бражку, с грузового входа в дом заносили коробки с маркировкой «только для флота», на первом этаже двухкомнатную снимали тридцать индусов, а по коридорам в любое время дня и ночи шатались явно здесь не проживающие мужчины и женщины.
В холле навстречу прошел капитан третьего ранга с петлицами канонира. Уинстон улыбнулся, увидев помаду у него на воротничке. Капитан нахмурился. Нечего штатским глумиться над богами войны. Уинстон показал пальцем на свой воротник. Капитан оттянул воротник и скосил глаза. Одобрительно кивнул Уинстону и торопливо пошел обратно.
Квартира Бонни состояла из одной спальни и «гостиной», где в одном углу напротив входа огородили гипсовыми стенками санузел, а в другом вывели кухонную раковину. Гостиная выглядела вполне прилично относительно ожиданий. Высокий потолок, паркетный пол, обои современные, краденые с лучших строек Лондона. Мебель же в спальне антикварная и в одном стиле. По-видимому, комплект подобран, не выходя из этого дома.
- Вот костюм, - Бонни открыла шкаф и достала мужской комплект на вешалке.
Охотничий костюм Джека включал в себя клетчатую куртку, короткие бриджи, высокие носки с помпонами под коленями и кепи. Еще кожаные ботинки выше щиколотки. На вид вполне в стиле охотничьего клуба авиаторов.
- Можно примерить? – спросил Уинстон, заранее смущаясь.
- Да, пожалуйста, - Бонни открыла дверь в спальню.
Спальня своей функции не меняла со времен постройки дома. Прошлые поколения жильцов не пытались как-то ее испортить или разграбить и передавали друг другу в почти музейном состоянии. Там сохранилась и старинная кровать с родной периной, и постельное белье, и трехстворчатый резной шкаф, и туалетный столик с зеркалом. А также потолок с лепниной, розовые обои, паркетный пол, высокое окно с гардинами и фактурная дубовая дверь на бронзовых петлях.
- Я смотрю, у Вас прямо как в музее, - удивился Уинстон.
- Эту квартиру получили после войны мои родители, - ответила Бонни, - Потом папа погиб на очередной войне, мама умерла от рака, а я осталась. Меня хотят выселить, потому что на одну девушку получается жилплощади в четыре раза больше нормы.
- Но не выселяют же.
- Потому что я постоянно даю на лапу, и про меня забывают до следующей проверки. Но это дорого.
- Сочувствую.
- Вы переодевайтесь, а я пока на кухне посижу.
Уинстон торопливо переоделся. Посмотрел в зеркало. Куртка висела довольно свободно, но на свитер будет нормально. И рукава неплохо бы укоротить. Бриджи тоже укоротить, это несложно. Ботинки откровенно велики, но хороший сапожник сможет их утянуть по ноге. Все лучше, чем покупать новые специально для охоты или ходить по лесу в начищенной городской обуви.
На самом деле, он мог без особого труда найти на черном рынке любой охотничий костюм, который только можно представить. Денег у него более, чем хватало. Но привычка экономить пока еще не отмерла за ненадобностью.
- Тук-тук! – постучалась Бонни, - Можно посмотреть?
- Можно.
- Вам идет, но все чуть-чуть великовато.
- Да, я заметил.
- У Вас есть знакомый портной?
- Только сапожник.
- У меня есть. Такой добрый старый еврей, если Вы понимаете, что это значит. Если возьмете, он посадит костюм по фигуре.
- Спасибо. Тогда я беру.
- Отлично. Хотите чаю?
- Не откажусь.
Предложением чая Бонни сделала явный и недвусмысленный шаг навстречу. Уинстон не понимал, как правильно надо себя вести, но чувствовал, что здесь нельзя просто спросить тарифы, шлепнуть об стол пачкой купюр и потащить девушку в постель. Он искал в том числе и духовной близости, и Бонни это чувствовала.
Уинстон сел за стол, а Бонни поставила на плитку чайник и достала фарфоровый заварочный чайничек и две фарфоровые чашки.
- Очень красивый фарфор, - сказал Уинстон, - Семейная реликвия?
- Чайник да, а чашки я купила на блошином рынке. Чашечки из комплекта слишком маленькие, и чай в них быстро остывает. Высокие, по-моему, лучше.
- Да, у меня дома тоже высокая чашка. И фарфоровый чайник. Не люблю металлические, в них чай остывает быстрее, чем заваривается.
- Вам заварить индийский или цейлонский?
- Дома я пью манчестерский, - смутился Уинстон.
Манчестерская чаеразвесочная фабрика фасовала чай для служащих Министерства Изобилия. Внешне он походил на черные опилки, но на вкус производил впечатление чая, а не смородинового листа с опилками. В отличие от чая для пролов, в которым доля собственно чая была еще меньше. По праздникам Уинстон заваривал настоящий крупнолистовой чай из Индии, который шел на черный рынок контрабандой не то из снабжения Внутренней Партии, не то непосредственно из самой Индии.
- Чай должен быть или индийским, или цейлонским, - сказала Бонни, - У Вас приличный доход и нет семьи. Вы можете пить индийский чай хоть каждый день, верно?
- Да, но я просто не привык.
- Вы не так давно были намного беднее, чем сейчас. Бедняцкие привычки Вам больше не нужны. Пролы считают, что человек должен страдать по будням и делать глоток комфорта по выходным. Точнее, они не сами считают, это навязывает им Министерство Правды. Без глотка комфорта человек не сможет по достоинству оценить свои страдания, а то и подумает, что ему еще относительно неплохо живется.
- Верно, - Уинстон подумал, что после тюрьмы ему кажется, что он живет как бы на воле. Хотя до ареста он не мог отделаться от ощущения, что и так живет в тюрьме.
Бонни сполоснула чайник кипятком и положила заварку.
- Не многовато? – неуверенно спросил Уинстон.
- Чашка крепкого чая лучше, чем двадцать чашек слабого, - она залила заварку кипятком, вернула чайник на плитку и выставила подогрев на минимум, - Тем более, что зрелые мужчины предпочитают чай покрепче. Надеюсь, Вы пьете без молока?
- Да, а как Вы догадались?
- Современное порошковое молоко совершенно не годится для чая. Дедушка говорил, с настоящего молока перед тем, как смешивать его с чаем, снимали сливки. Вы можете себе представить сливки на порошковом молоке?
- Не могу. Я вообще забыл, что такое сливки. Их, кажется, кладут в кофе?
- Да, американцы обожают кофе со сливками. Могу угостить. У меня остался настоящий бразильский кофе, и я знаю, где в субботу утром взять настоящие сливки.
- Сильно отличается от «кофе Победа»?
- Небо и земля.
Если чай не рос нигде в мире, кроме Азии и восточной Африки, то кофе вся Океания пила собственного производства, из Бразилии, Эквадора и Колумбии. В Эйрстрип Ван поставлялся кофейный продукт, который уже на месте разбавляли чем-то, чего не жалко. Черный цвет для понимания, что это кофе, а не что-то еще. Кофеин для бодрости. Какая-то органика для вкуса.
- Сахар?
- Я похож на шпиона?
В кино европейские шпионы через одного прокалывались на привычке пить чай из прозрачных стаканов с лимоном и сахаром вместо молока.
- Из Вас бы вышел хороший шпион, - рассмеялась Бонни, - Вы скромный, внимательный и умеете производить впечатление.
- Я же ничего не сделал, – удивился Уинстон.
Бонни посчитала, что чай заварился, налила в чашки кипяток, а потом заварку, предварительно покрутив чайником, чтобы чаинки осели.
- Именно это я и имею в виду. Джентльмен не должен что-то специально делать, чтобы произвести впечатление. У меня есть печенье и настоящий шоколад.
- Благодарю. Так заваривала моя бабушка, - сказал Уинстон, сделав глоток.
За чаем Бонни перешла к делу.
- Я бы приняла Ваше предложение, - сказала она, - Я бы не смогла найти общий язык с мужчиной из нижних слоев общества. Из нижних культурных слоев, Вы понимаете?
- Понимаю. Я готов его сделать, - сказал Уинстон, - Но мне не хватает некоторых деталей для уверенности.
- Триста долларов в месяц неэксклюзивный контракт.
- Хорошо.
На самом деле, если Уинстон тратил на себя долларов на триста меньше, чем получал, это был еще не повод все сэкономленное тратить на женщин. Но, во-первых, он так и не придумал, куда еще стоит тратить такую прорву денег. Во-вторых, Бонни ему очень понравилась. В-третьих, контракт на неопределенный срок с ежемесячной предоплатой всегда можно отказаться продлевать, а уж насчет одного месяца он был уверен, что не передумает.
- Эксклюзивный контракт будет стоить шестьсот долларов.
Шестьсот долларов – большие деньги. В белой экономике это уровень директоров заводов. В теневой тоже надо хорошо повертеться, чтобы уверенно зарабатывать такую сумму. Уинстон пока что не дорос до этого уровня.
- Я, наверное, пока не готов, - ответил Уинстон.
- Вы хотите спросить, что Вы получите за эти деньги?
Уинстон машинально кивнул, хотя вопрос получался настолько неприлично прямой, что он сам бы не смог найти подходящих слов.
- Вы будете счастливы, - сказала Бонни.
- Как это?
- Для начала пройдет эта мрачная депрессия, которая в плохую погоду наводит на мысли о смысле жизни.
Здесь иностранец мог бы пошутить, что в Лондоне плохая погода вообще всегда. Но коренные лондонцы среди умеренного дождя и смога чувствуют себя как в родной стихии.
- Правда? – спросил Уинстон.
- Да. Вы научитесь улыбаться.
- Как американец?
- Нет, как нормальный человек. Вы будете ходить в приличные места, куда джентльмены водят леди. Заведете знакомства в обществе. Билеты и счета, кстати, отдельная статья расходов.
- Конечно, как же еще, – согласился Уинстон.
- Вы полюбите жизнь, - продолжила Бонни.
- В каком смысле?
- В широком. Всякие неприятные мелочи не будут выбивать Вас из колеи, потому что жизнь в целом все равно прекрасна.