— Какая прелесть! — выдохнула Лара, дочка часовщика.
— Если бы я не увидел это своими глазами, ни за что бы не поверил, — сказал ее отец.
— Счастье для Доралакии — иметь у себя подобное существо! — Константин Павел радостно улыбался. — Смеющаяся Коза была действительно замечательной, но это… это… — На глаза ему навернулись слезы. — Это вернет нашему городу былую славу. Мы будем заботиться о нем как ни о ком другом, обещаю тебе, Корби Флад.
— Только до тех пор, пока я не доберусь до Высокой Бухты и не поговорю с отцом, — сказала Корби. — Он разберется, что нужно делать.
— Кстати, — сказал мэр, — тебе стоит поторопиться, если не хочешь опоздать на «Королеву Риту Вторую».
Они повернулись и на цыпочках вышли из Столетней Бакалейной Лавки.
Из угла, расчищенного от консервных банок, с копны соломы им вслед донесся вздох облегчения.
18. Прекраснейшая из песен
Здесь так хорошо, на этой свежайшей высушенной траве. Маленькая девочка освободила меня из пустого дерева. Приходили и другие. Я пел, а они улыбались и смеялись и гладили меня.
А теперь взошло солнце, и я так счастлив, что мое сердце может взорваться! Лучше я буду петь. Если я стану петь, то выпущу радость наружу, и тогда мое сердце не взорвется…
Внизу, в симпатичной гавани Доралакии, Корби залезла в лодку Нико и Спиро. У лодки был старый мотор, подвешенный к деревянному корпусу голубого цвета. Спереди на лодке были нарисованы глаза.
— Чтобы видела, куда плыть, — пояснил Нико. Удостоверившись, что Корби устроилась на скамейке, он принялся заводить мотор, дергая за длинный шнур.
Мотор ожил лишь после третьего рывка.
— Доброго пути, Корби Флад, — сказал Константин Павел, махая носовым платком. — И да хранит тебя Святой Джордж. Жаль, что ты не можешь остаться, поскольку сегодня в Доралакии состоится «Длиннейший вечер» и люди придут, чтобы посмотреть на это прекрасное существо, которое ты вверила нашим заботам.
— Прощайте, Константин! — сказала Корби. — Прощайте, Мама Месаполики, прощай, Доралакия! Жаль, что не смогу остаться на «Длиннейший вечер»…
Спиро опустил мотор в воду, и голубая лодка на неожиданно большой скорости устремилась в открытое море. Корби махала быстро уменьшающимся людям на пристани, за спинами которых, словно золотистые сталагмиты, в лучах восходящего солнца высились дома-башни.
Корби отвернулась и почувствовала, как ком подкатывает ей к горлу. Она посмотрела вниз и взвесила в руке маленький кожаный мешочек. Внутри позвякивали тридцать далькрецианских крон, которые дал ей Константин.
Спустя четвёрть часа гигантский сверкающий корпус океанского лайнера стал заметно ближе, и Корби могла уже разглядеть его палубы, украшенные лентами, шарами и мишурой.
Церемония «Полпути-до-цели» на «Королеве Рите» представлялась Корби значительно веселее той, что проводилась на «Гармонии». Казалось, это было так давно: игры, швыряние едой, Серена и Артур, Серена и Жон-Жолион, зловещее Братство Клоунов…
Корби передернуло.
— Ты замерзла, Корби Пчелка? — спросил Нико. — Мы уже почти добрались, но ты можешь надеть мою куртку. Отличная козья шкура…
— Спасибо, мне не холодно, — сказала Корби, поворачиваясь к ним с улыбкой на лице.
И тут, над левым плечом Нико, вдали, Корби что-то увидела… Она увидела, как к берегу подплывает белая спасательная шлюпка.
Весла ритмично поднимались и Опускались, пока лодка не зашла в крошечную, совершенно безлюдную песчаную бухту. Четыре человека спрыгнули прямо в воду и стали вытягивать лодку на берег, а пятый, замахав руками, опрокинулся в лодке на спину, так что из нее остались торчать только ноги.
Но не это привлекло внимание Корби в первую очередь, и даже не то, что шлюпка выглядела на удивление знакомой. Нет, Корби увидела кое-что другое, и это заставило ее похолодеть.
Люди, вытащившие лодку на берег и бредущие теперь по песчаному пляжу, были в бутылочно-зеленых шляпах!
— Повторяю последний раз, — сказал Янни Фульда, часовщик, — пойдем, Лара, хватит уже глазеть на этот корабль.
— Но, папа! — запротестовала Лара. — Ты не понимаешь!
Мэр города стоял рядом с ними и вытирал глаза носовым платком. Он повернулся спиной к пристани и уже направился было вверх по крутой мощеной улице, ведущей к его дому, когда прохладный утренний воздух наполнили совершенно необычайные звуки.
Это были прекрасные, радостные звуки, словно певчая птица приветствовала утреннюю зарю или же кит звал своего маленького китеныша, и звук этот шел из Столетней Бакалейной Лавки. Это была прекраснейшая из песен, какие доводилось слышать Константину Павлу. По всей Доралакии горожане распахивали ставни на окнах своих домов и выглядывали наружу.
Константин засмеялся и пошел вверх по улице, выкрикивая на ходу:
— Сегодня в Доралакии состоится «Длиннейший вечер»! Передайте всем! Длиннейший вечер из всех!
— Как это понимать — «поверните назад», Корби Пчелка? — недоверчиво спросил Спиро.
— Мы уже почти приплыли на большой корабль, — сказал Нико.
— Я знаю, знаю, — простонала Корби, до боли в пальцах сжимая путеводитель Хоффендинка. — Но Братство Клоунов! Они приплыли сюда! Нужно предупредить мэра!
— А как же твоя семья? — спросил Спиро.
— Твоя мама, твой папа, твоя сестра и твои братья? — добавил Нико.
— Я знаю, знаю, — повторила Корби, и по ее лицу потекли слезы. Это было самым тяжелым решением в ее жизни, но она знала, что не сможет взойти на борт «Королевы Риты Второй» и запросто отсюда уплыть. Только не тогда, когда Братство Клоунов спокойно разгуливает на свободе. — Поверните назад! — всхлипнула Корби. — Просто поверните назад!
Спиро потряс головой, а Нико проговорил что-то на языке, которого Корби не понимала, но они развернули лодку по широкой дуге и, оставив громадный океанский лайнер у себя за спиной, направились в сторону берега.
Тут-то и произошла неприятность.
Старенький мотор издал хриплый захлебывающийся звук, фыркнул и заглох. Лодку начало сносить в открытое море.
— И что же теперь? — спросила Корби, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойнее, чем она себя чувствовала на самом деле.
Нико и Спиро достали со дна лодки два маленьких весла.
— Поплывем, как это сказать…
— Своим ходом. — сказал Спиро.
— Вот только, — добавил Нико, — это займет много времени!
19. «Длиннейший вечер»
Меня выкупали, а кожу смазали маслом. На меня надели гирлянды из ароматнейших цветов. Все это так, точно я вновь очутился в дворцовых садах, только еще лучше…
Но что это? Сладкий белый лепесток? Откуда, он взялся?
Вкусно… А вот еще один, и еще…
Мммм!
Доралакия впечатляла. Все утро жители города лихорадочно трудились, делая цветочные гирлянды и готовя разноцветные ленты, которые украшали теперь каждый городской дом.
Между высокими стенами домов были протянуты веревки с бумажными фонариками, а по всей набережной расставлены длинные столы, которые ломились от всевозможных изысканных блюд, какие только могла предложить Доралакия.
Гирлянды ароматных сосисок и большие банки сочнейших оливок стояли среди огромных тарелок, на которых стопками лежали медовые оладьи и громоздились сладкие огурцы. Свежий, только что из печи, хлеб наполнял гавань восхитительным ароматом, который соперничал с запахом эспадоритов — огромных пирогов с заварным кремом, которыми Далькреция по праву гордилась.
Почетное место занимал стол перед Столетней Бакалейной Лавкой, на который Мама Месаполики выставила свои самые бережно хранимые консервные банки: «Тушеные сливы Амберсайда», «Рагу из говяжьей солонины с луком Шотландца Боба» и великолепную рифленую банку квадратной формы с двумя ключами на крышке — «Сардины на тосте с маслом, с добавочным тостом эрцгерцога Фердинанда»!
Фасад Столетней Бакалейной Лавки был украшен гирляндами высокогорных луговых цветов, а на площади перед ней была сооружена деревянная сцена, покрытая красным ковром. Там музыканты городского оркестра в свежепостиранных красных шапочках с кисточками, настраивали свои восемнадцатиструнные балуки — большие медные трубы, на которых можно было играть смычком и одновременно в них дуть.
Люди повсюду разговаривали и пели, танцевали и хлопали в ладоши, смеялись и обменивались поздравлениями. И там были не только жители Доралакии, ибо новость о «Длиннейшем вечере» невероятно быстро распространилась по всему побережью Далькреции. В течение всего утра в Доралакию небольшими группами прибывали люди из Федруна, Лиссари и Месаполи, принося с собой подарки и праздничные гостинцы.
Среди них были и рыбаки в высоких федрунских шапках, несущие банки с медом, и домохозяйки в живописных тюрбанах с рулонами разноцветной материи, и компания из пятерых старушек в длинных черных плащах и больших месаполианских тюрбанах, несущая гигантский свернутый ковер. Было похоже, что старушки весьма озабочены какими-то своими проблемами, так что никто не обращал на них особого внимания.
Улицы и дома Доралакии буквально гудели от слухов и пересудов, касающихся удивительного существа в бакалейной лавке. Одни говорили, что это чихающий медведь, другие — что это читающая собака, тогда как большинство было твердо убеждено, что это Смеющаяся Коза, которая вернулась в Доралакию.
Достоверность всех этих слухов могла вызывать сомнения, но в одном можно было быть уверенными: ни мэр. Павел, ни Мама Месаполики, ни часовщик со своей красавицей дочерью Ларой никому не сказали об этом ни слова. А что же касается Спиро и Нико Месаполики, то их никто не видел с тех нор, как они повезли маленькую девочку в костюме пчелы на большой корабль.
— Ждите полудня, — вот все, что отвечал мэр Павел любопытствующим, улыбаясь и помахивая своей белой бородой. — Но одно я могу сказать вам уже сейчас: вы не будете разочарованы!
Солнце уже светило высоко в небе, когда голубая лодка наконец-то достигла берега. Хотя Спиро и Нико гребли изо всех сил, мощные далькрецианские течения отнесли их довольно далеко в сторону от Доралакии.