е не важно, ведь все детские проказы остались позади, и не много лет назад, а недавно. С того самого дня, как Маша дала свое согласие Никифору. Нет больше шалостей и приключений, есть реальная угроза и риск. А в этом случае даже лучше, если маме будет известен Машин «запасной выход».
Соседка-генеральша страдала бессонницей, так что Маша постучалась к ней в балконную дверь, не боясь прервать вечерний отдых. Подождала, пока женщина доковыляет на своих больных ногах, чтобы открыть. Поздоровалась, переждала первый шок, вызванный у той ее новым внешним видом, а потом, шагнув с балкона в комнату, хотела бежать к выходу. Но Марта Викторовна успела удержать ее за руку:
— Машка, постой минутку! О том, что было, я от твоей матери уже знаю, мы тут с ней поболтали пару раз на балконе. О том, что будет сегодня вечером, догадываюсь. И знаешь, что я тебе скажу? — Она наклонилась к Машиному уху: — Чтоб у твоего старого хрыча креветка отсохла! Распустил слюни на молоденькую! И ты-то, Машка, ты! В старости еще успеешь наобщаться с ровесниками, а молодость — она дается не для того! Так что давай! — теперь генеральша сама подтолкнула ее к дверям. — Обратно, во сколько ни придешь — звони, не стесняйся. Хотя я бы на твоем месте не возвращалась.
«Я бы тоже не возвращалась, — подумала Маша, уже сбегая по лестнице. — Не домой, а к Никифору. Но должна».
Отойдя от своего дома подальше, Маша остановилась, призадумалась. Первый этап — выбраться на улицу — был пройден, но он был самым простым. А вот насколько будет сложным дальнейшее, в немалой степени зависит теперь от Глеба. Маша набрала его номер, опасаясь, как бы телефон не оказался выключен. Вопреки ее опасениям, вызов пошел. Гудок, другой… Устав их издавать, телефон вынужден был сдаться, но Маша снова нажала на вызов. Ей необходимо было связаться с Глебом, потому что где искать его самой, она даже не представляла. Так что будет ему звонить до тех пор, пока ему не надоест ее слушать. Телефон бы у него только не разрядился…
— Да? — Маша уже настолько привыкла к бесконечным гудкам, что прозвучавший вместо них голос стал для нее полной неожиданностью. И лишь потом сердце радостно заколотилось: все-таки ответил!
— Глеб, только ни в коем случае не бросай трубку! — торопливо заговорила она. — Это очень, очень важно! Скажи мне: ты сейчас где?
— Машка, отстань! — Голос у него был раздраженным, как у человека, которому и без нее плохо. А кроме того, звучал как-то слабо, подтверждая худшие Машины опасения. Значит, все-таки ранен! Только бы трубку не бросил, чертов отщепенец и гордец!
— Они тебя ищут! — быстро сказала она, пока он не успел этого сделать. — Так что не вздумай отключаться! Скажи мне, где ты? Я могу тебе помочь, Глеб! Или же, — ее голос зазвучал с новой силой, — я поеду и буду искать тебя сама, в окрестностях Сосновки. Ты меня знаешь: не побоюсь! Даже наткнуться там на Никифоровых карателей! — тут Маша, надо признаться, блефовала, не настолько она была смела. Но главное, чтобы Глеб этого не заподозрил. Возможно, поверит, зная ее сумасбродную натуру. Или просто не рискнет проверять, насколько далеко она может зайти.
— Дура! — почти простонал он. — Да я тебя сам при встрече убью!
— Что ж! Лучше пусть это будешь ты, чем они. Ты и сам это знаешь. Так что говори, куда мне ехать! Хотя бы из соображений гуманности.
В ответ из трубки послышался явственный скрип зубов.
— Глеб, скажи, ну пожалуйста! — взмолилась она. — Я за тебя очень волнуюсь! А риск пока минимален, правда! Они пока устроили засаду в Сосновке, но планируют начать обыск всех заброшенных домов в загородном районе, — Маша намеренно не стала ему говорить о том, что этот обыск скорее всего уже идет полным ходом, иначе он точно пошлет ее и отключится. — Так что не тяни время и не искушай судьбу! Ни твою, ни мою!
Он ответил не сразу. Маша тревожно ждала, прислушиваясь к его тяжелому дыханию. И уже готова была взмолиться снова, когда он все-таки процедил:
— Между Сосновкой и городом, слева от шоссе, есть старая ферма. Я километрах в трех от нее по основной дороге, в каком-то сарае.
— Заметано! — Маша мгновенно воспрянула духом: все-таки сказал! Теперь можно считать, что самое трудное позади! — Жди меня там, никуда не уходи!
Отключившись, Маша тут же полезла в Интернет — благо мама у нее была продвинутой, и эта полезная штука имелась у нее в телефоне. Поиск… Карта… Самой, без такси, Маше будет туда не добраться. Да, вот она, ферма, других похожих на карте нет. Сарая, конечно, нет тоже, но ничего, проедут чуть дальше по дороге и авось найдут. Дорога-то точно должна там быть. Главное, понять, в каком месте на нее нужно сворачивать с основного шоссе. Уяснив себе это, Маша вышла из Интернета и вызвала машину к углу двора.
Несмотря на Интернет, в нужное место они свернули только с третьей попытки, под ворчание шофера, вынужденного из-за этого выписывать петли по оживленной автостраде, в потоке машин.
— Ладно, братишка, не ворчи, внакладе не останешься, — утешила его Маша. Проселочная дорога как будто тоже решила ее поддержать, оказавшись неожиданно ровной и даже когда-то асфальтированной. Ферму они едва не проехали в темноте, но, к счастью, на нее указало ответвление дороги. Теперь Маше оставалось лишь взглянуть на спидометр, где отсчитывались так же и проеханные километры. Приблизительно три.
Несмотря на расчеты, с полкилометра отпустившей таксиста Маше пришлось добираться пешком, но оно было и к лучшему — так ей сразу удалось отыскать сарай, почти растворившийся в темноте. Бежавшая почти всю дорогу, она остановилась, окинула его взглядом. Скорее всего это был заброшенный сеновал. Если бы на душе у Маши было не так тревожно, она бы рассмеялась от мысли о том, что встречается ночью с Глебушкой на сеновале. Она бы, в отличие от этого дикаря, от такого свидания с ним никогда бы не отказалась! При других, разумеется, обстоятельствах. Пытаясь отдышаться, Маша быстрым шагом — бежать уже не было сил — направилась к этому немудреному строению.
— Это я! — предупредила она, оказавшись на пороге. Протиснулась в приоткрытую дверь. Внутри было темно и тихо, так что вначале Маша слышала только свое, все еще неспокойное дыхание. Страх вдруг охватил ее: а жив ли еще Глеб? Или она опоздала?! Стараясь, чтобы голос не дрогнул, она тихонько позвала его. И к ее огромному облегчению, из дальнего угла до нее донеслось:
— Ну что вот, может, мне сразу тебя пристрелить?
— Стрелок! — фыркнула Маша. — Лучше бы от пуль уходить научился! — Начиная кое-что различать даже в такой темноте, она метнулась к Глебу, полулежащему на уцелевшей охапке старого сена, присела возле него на корточки. — Что, сильно они тебя зацепили?
— Откуда хоть такая осведомленность?
— Оттуда. Они теперь считают меня своей и болтают при мне, почти не стесняясь. Разве что Никифор их одергивает, но и сам он иногда забывается. Так сильно? Куда?
— В левое плечо. Навылет, и кости как будто целы. Все бы хорошо, если бы столько крови не потерял. Как-нибудь переживу.
— Надеюсь, — когда-то Маша удивлялась, отчего это в фильмах показывают, что пулевые ранения так подкашивают людей. Ведь это же всего лишь что-то вроде укола, разве что толстой иглой. Так она считала до тех пор, пока Лизок, еще одна одноклассница из их компании, учившаяся в мединституте, в ответ на ее вопрос не показала ей рентгеновские снимки огнестрельных ран. Вот тогда Маша и узнала, что ранение пулей — это совсем не укол. Это удар огромной силы, и наносится он, оказывается, довольно тупым предметом, который не протыкает, а разрывает и мозжит все ткани. Если это кость, то она разлетается вдребезги. Если мышцы, то превращаются в рваное крошево. — Очень больно?
Нашла кого об этом спросить!
— Ты что, жалеть меня сюда приехала? Или все-таки по какому-то делу?
— Не жалеть, а посочувствовать, и делу это совсем не мешает. А дело такое: нужно отсюда выбираться как можно скорее. Оставаться нельзя ни в коем случае.
— Машка… — Он догадался! — Они ведь не с утра собрались шерстить все окрестности, они уже сейчас это делают, так?!
— Как видишь, тем более надо спешить! — Маша не стала отрицать очевидное. — Нам надо добраться до моей дачи, отсюда это по трассе километров пятьдесят, я посмотрела по Интернету. Там ты будешь в безопасности, потому что обыскивают они только заброшенные дома, и даже если рано или поздно туда доберутся…
Она говорила, думая, что Глеб ее слушает и уже прикидывает, как это сделать, но вместо этого он, перебив ее, яростно выпалил:
— Убирайся!
— Что?! — опешила Маша.
— Что слышала! Да сколько еще можно терпеть эти твои тупые детские выходки?! Идиотка!
С кем другим Маша после такого, возможно, вообще не стала бы больше разговаривать, но бывшему однокласснику можно было простить куда больше, чем обычному человеку. Да и ситуация была неподходящая для выяснения отношений. Поэтому она отчеканила:
— Убираться мне не на чем, такси я отпустила. А если б не мой идиотизм, то тебе бы сегодня тут было уже не сидеть и тем более не орать на меня! Валялся бы сейчас в своей Сосновке холодным трупиком!
— Одним! А так могут быть уже два!
— Будут, если не заткнешься и если прямо сейчас не возьмемся за дело! Где твой мотоцикл? Ехать сможешь? Или мне знакомому таксисту позвонить?
— Еще того не лучше! Давай, засветись еще раз! В Сосновку ведь он тебя уже отвозил?
— И что с того? Он меня много куда возит!
— Вот именно! И узнать об этом не так уж сложно! Так что, если твой Никифор что-то заподозрит, он легко найдет его и сумеет расспросить, его ребятки и не таких кололи, как твой шофер. А выводы уже сам будет делать из озвученного маршрута.
— Значит, придется самим. — Маша сильно подозревала, что Глеб остановился в этом сарае совсем не потому, что стало лень ехать дальше. Скорее всего, просто почувствовал, что больше уже не сможет. — Ты как? Отлежался хоть немного?
— Отлежался… — проворчал он, пытаясь пошевелиться. Получалось у него как-то не слишком ловко, но он все-таки сел. Потом кивнул Маше: — Перетяни мне плечо. Сам я одной рукой не очень-то сумел это сделать.