опытается это сделать. В общем, одна не ходи, на рожон не лезь и вообще почаще посматривай по сторонам.
— Поняла. Спасибо тебе, Керубинчик!
— Да не за что. — Он хотел отойти, но Маша остановила его:
— Подожди, еще на два слова. Что же все-таки сделали вчера с этим…?
— Не важно, Машка. Не лезь в мужские дела. Просто помни, что Тимуру теперь есть за что тебе мстить, а он тот еще гад. Если будет возможность, я тебе его как-нибудь покажу.
На том они и расстались. Настроения этот разговор Маше, естественно, не поднял, но все же она была благодарна, что ее предупредили, и не осталась равнодушной к тому, что в этом стане головорезов у нее есть какой-никакой, а доброжелатель. Пусть на него и не стоит особо надеяться, но все равно есть. Не по приказу, а по личной инициативе, в отличие от Ворота, приставленного к ней Никифором. Ворот подал ей машину, открыл дверь. И они поехали, без лишних слов, потому что Маша уже знала, что бесполезно задавать вопросы этому молчуну, особенно после того, как даже Керубино не сказал ей ни слова относительно вчерашнего дня.
Вскоре они уже были в торговом комплексе, недалеко от нужного Маше овощного магазинчика. Но и здесь, в России, к Машиной досаде, Ворот всюду следовал за ней словно тень. Как от него было избавиться? Второй раз укрываться в туалете точно не стоило, чтобы не вызывать подозрений. В итоге Маша решила укрыться в примерочной, выбрав для этой цели отдел дорогого нижнего белья. Вот уж куда Ворот близко за ней не сунется! Как вот только потом еще оторваться от него, ненадолго, чтобы попасть в овощной? Эту проблему Маша оставила на потом, для начала решив договориться о встрече. Набрала себе белья для примерки, скрылась с ним в кабинке, убедилась, что соседняя примерочная пуста, и начала звонить по запомненному номеру, молясь о том, чтобы никто не сунулся сюда во время ее разговора. Конечно, посторонним людям услышанное мало что могло бы сказать, но Маше все равно было страшно. Она ведь теперь знала, что Глеб в свое время ее не запугивал, а говорил чистую правду, и что расправа в случае чего действительно будет страшной.
— Алло?! — ответил ей мужской голос.
— Здравствуйте, — заговорила Маша вполголоса. — Я звоню вам от Глеба Вакантова, по поводу копии дневника. Сам он не смог приехать позавчера, потому что на него покушались, он ранен и вынужден пока скрываться. Но если вы решитесь передать эту копию мне…
— А вы кто? — последовал закономерный вопрос.
— Меня зовут Мария. Большего я не могу вам сказать, я и так сильно рискую, да вы и сами должны это понимать. И говорить с вами долго я не могу. Так что решайтесь, да или нет? Если да, то скажите, когда и где мы могли бы встретиться? Я сейчас в торговом комплексе, недалеко от вашего магазина.
— Сейчас у меня с собой нет дневника. Может, мы могли бы встретиться вечером, возле нашего дома? Вы знаете адрес?
— Нет, к вам я не смогу. — Адрес Маша знала все из тех же записей с флешки. Как и то, что это в другом конце города. А ей, если удастся сегодня вырваться, то в первую очередь Глеба надо бы навестить. Дневник ведь не живой, может и подождать. И Глебу, возможно, все равно пока не до его изучения. — Вы живете слишком далеко от меня, а я ограничена временем.
— Жаль. — Мужчина, которого, как Маша знала все из той же флешки, звали Семеном, разочарованно вздохнул. — Я бы хотел передать эти записи как можно скорее. Видите ли, не встретившись с вашим Глебом, я снова стал настойчиво требовать возбуждения дела в следственном комитете. Это было вчера днем. А вечером мне сделали, как сказали эти головорезы, последнее предупреждение. Теперь я не знаю, чего и когда мне ждать, поэтому хотелось бы передать дневник в третьи руки, и как можно скорее.
— Тогда, может, вы оставили бы его в камере хранения? — предложила Маша.
— Нет. Я хочу с вами встретиться лицом к лицу, чтобы видеть, кому я передаю эти записи. Потому что вынужден вам сейчас доверять под давлением обстоятельств. А передать бы хотелось не копию — подлинник. Я думаю, у вас он будет сохраннее, чем теперь у меня… если вы действительно помощница Глеба. Там есть записи, которые, возможно, действительно могли бы ему помочь.
— Так что же делать? — продолжая краем уха прислушиваться к окружающему, Маша пыталась решить проблему: что в данный момент может оказаться важнее? Дневник или Глеб? Когда она сможет выбраться к нему в следующий раз? И не опоздает ли? Как он вообще сейчас себя чувствует? Впрочем, за дневником, оказывается, тоже можно не успеть, если мужчина в разговоре с ней не сгущает краски. Попросить, чтобы привез его к ней? А ну как за ее подъездом, доставив ее домой, будут следить? И узнают этого курьера?
— А завтра утром вы не могли бы подъ-ехать? Часов, скажем, в шесть? В это время я буду уже не дома, а у себя на складе, — прерывая ее размышления, Семен продиктовал ей адрес.
— Так это же намного ближе! — Маша даже обрадовалась такому решению: рванет на этот склад прямиком с дачи, их пригородный автобус как раз проходит мимо и свою предпоследнюю остановку делает совсем рядом! И не надо будет искать способ, как избавиться от компании Ворота. Вот только автобус со своим расписанием вносит свои коррективы. — Но я смогу подъехать не в шесть, а лишь ближе к семи. Это не поздно?
— Нет. Мой магазин открывается в девять, так что до половины восьмого я вполне смогу вас подождать на складе. Даже предложил бы потом вас подкинуть, но, к сожалению, моя компания в последнее время может оказаться небезопасной.
«Везет мне в последнее время на таких!» — подумала Маша, попрощавшись и отключаясь. Чтобы оправдать свое «зависание» в раздевалке, выбрала пару комплектов белья, аналогичных тем, что у нее уже были — значит, и без примерки можно быть уверенной в том, что они ей пойдут, — и пошла на кассу. Ворот терпеливо ждал ее возле входа, в углу магазинчика, рядом с их местным охранником. Принял у нее пакеты с покупками, хоть и легкие, Маша шутя могла бы нести их сама, одним пальцем, но статус обязывал.
— А теперь через косметический отдел и в аптеку, — скомандовала она. Аптечный отдел она намеренно выбрала тесный, этакий закуток с витриной, куда Вороту с его габаритами было разве что протискиваться. Он и не стал этого делать, оставшись снаружи, возле стеклянной стены. Откуда мог видеть Машу, но не ее покупки. А она, пользуясь этим, взяла себе только рассасывающую мазь для синяков, зато Глебу набрала и витаминов с железом, и гематогена, восстанавливать кровь после ее обильной потери. Потом прошлась еще по парочке отделов, теперь просто для собственного удовольствия.
— Марья, Никифор Львович велел еще в ювелирный тебя сводить, — подал голос Ворот, послушно следуя за ней.
Ну да! Как всегда! За любой доставленный ей дискомфорт Никифор расплачивался золотыми украшениями. Но сегодня Маша отмахнулась:
— В следующий раз. Когда шея вернется к своему нормальному виду и я свободно смогу примерять все, что понравится.
Отказаться отказалась, зато, вернувшись в особняк, кинулась к Никифору так, как будто и впрямь купила что-то очень ценное. Хотелось его задобрить, да и настроение от улаженных дел и в предвкушении поездки домой поднялось, можно сказать, до плюсовых отметок. Он, в компании с какими-то представительными дядьками, не остался равнодушен к Машиным знакам внимания, и, как ей показалось, даже поглядывал на своих собеседников с затаенной гордостью. Впрочем, они оценили ее по достоинству, это она тоже заметила. Если бы не ее статус Никифоровой любовницы, то как минимум половина из них наверняка попыталась бы познакомиться с ней поближе. Но Никифор, то ли ревнуя, то ли просто не желая посвящать в свои дела, довольно быстро отправил ее к себе. К разочарованию своих гостей и к Машиному тоже: она не прочь была бы узнать, что за вопросы стоят у них на повестке дня. Но уже давно успела понять, что любую информацию для Глеба сможет добывать лишь урывками.
Никифор был занят почти весь день, чем — оставалось только гадать. Но вечером, когда Маша уже стояла возле машины, чтобы поехать домой, он подтвердил ее догадку насчет впечатления, которое она произвела на его гостей, прошептав ей:
— Ты восхитительна, Машенька! Даже прожженные ловеласы восторгаются тобой, словно мальчишки!
— В этом есть и ваша заслуга, Никифор Львович, — ответила Маша, вспомнив Глеба с его фразой: «Когда во внешность красивой женщины еще и хорошие деньги…» Потом, снова играя на публику, которой и вечером было немало, подалась вперед, поцеловала Никифора в губы. Сколько в ее жизни было этих поцелуев! Со знакомыми парнями, с Томкой, тренировочные, теперь вот с Никифором. Ни к чему не обязывающие, не затрагивающие в душе ни единой струны. Флирт, игра. Все, кроме одного, безответного, на который надо было еще решиться. С хмурым черноглазым истуканом, не соизволившим даже выражение лица изменить, как будто это вовсе и не его целовали. Ну что же, что в нем такое было, что так отличало его от всех остальных?! И почему Маше хотелось делать это снова и снова именно с ним?!
— Не скучай, Машенька, — ласково напутствовал Никифор, заметив, как вдруг омрачилось ее лицо. — Завтра увидимся. И надеюсь, что буду уже посвободнее.
— До завтра! — через силу улыбнулась Маша, уже сидя в машине.
Маме тоже пришлось улыбаться через силу, потому что Маша не могла не заметить, как изменился, переживая за нее, ее Лучик. Еще пара вечеров, поклялась себе Маша, и как только Уголек уверенно пойдет на поправку, она в очередные выходные от мамы больше шагу не сделает. Любовь любовью, но Лучик ей тоже не безразличен, уж не говоря о том, что родной. Но это все было пока только в планах. Сегодня же, уделив маме всего пару часов, Маша стала собираться по уже отлаженной схеме. Переоделась, спрятала волосы. Вылила на себя купленных по случаю духов, призванных забить аромат ее собственных, известных, наверное, уже всей Никифоровой банде. Переобулась, сменила телефоны, запаслась провизией и, через Марту Викторовну, отправилась ловить последний автобус на Бор.