— Привет, сестренка! — Маша остановилась, узнав эту особу неопределенного возраста. Пару месяцев назад, когда она выносила мусорное ведро, то встретила женщину возле мусорного бака. Выковыряв из кучи мусора что-то съедобное, бомжиха прямо тут же жадно запихивала это себе в рот под насмешливые комментарии стайки пацанов-подростков.
— Сестренка, тебе что, совсем кушать нечего? — посочувствовала ей тогда Маша. — Так ты подожди меня здесь, я сейчас.
— О, Машка себе сестренку нашла! — тут же прокомментировали пацаны. Маша окинула их пренебрежительным взглядом, проходя мимо. Сопляки! При всем при том, что двое из них воображали себя взрослыми и обычно выделывались перед Машей, как только могли, стараясь привлечь ее внимание. Самое время преподать им урок уважения к человеку! Так что, помимо бутербродов, Маша захватила с собой из дома еще и бутылочку вискаря. На улице она налила себе виски в одноразовый стаканчик, бутылку сунув бомжихе, и потянулась чокнуться с ней:
— Ну, давай, сестренка! За жизнь!
Они чокнулись и выпили под ошалелыми взглядами притихших пацанов: тем за все время так ни разу и не удалось зазвать Машу хотя бы на бутылочку пива. В лучшем случае, встретив их вечером во дворе, она перекидывалась с ними парочкой задорных слов или свежим анекдотом. А тут… Подхватив свое ведро, Маша сделала им ручкой после того, как кивком головы попрощалась со своей случайной «собутыльницей». И в полной тишине покинула двор. Сделали ли после этого для себя какие-то выводы пацаны, она не знала, но вот бомжиха с тех пор всегда с ней здоровалась. А сегодня, похоже, еще и собиралась что-то сказать, каким-то чудом узнав Машу в ее новом, тщательно измененном облике. Кстати, нелишне было бы уточнить, как именно это ей удалось:
— А ты как меня узнала-то?
— Так я тебя именно поэтому тут и караулю, — неожиданно прозвучало в ответ. — Я-то ладно, не ради меня ж ты переодевалась. Но тут сегодня есть какой-то тип, который тоже караулит тебя, и, похоже, не к добру это делает. Не с этой, а с той стороны дома, — добавила она, увидев, как Маша оглядывает двор в поисках предположительно Ворота.
— С той?! — у Маши все так и похолодело внутри.
— Вот то-то и оно. Мы с корешами там обычно сидим, в зарослях, и видали иногда, как ты по балкону перебираешься. Так, случайно на глаза попадалась, нам-то это без разницы, куда ты бегаешь. Что до этого, что вчера, когда я тебя тоже увидела, потому сейчас и узнала. А вот вчера вечером или сегодня ночью — часов-то у меня нет! — но уже после того, как ты убежала, заявился во двор какой-то тип и начал с мужиками моими базарить про тебя. И описывал тебя, и окна твои показывал. И все вопросы задавал, где ты бываешь и с кем. Но я-то и слова мужикам сказать не дала, влезла вперед и начала ему ерунду всякую впаривать. Да только он все равно остался там, на заднем дворе. Отошел от нас и в бинокль на твои окна смотрел, даже на крышу двенадцатого дома с ним поднимался. А теперь просто на лавочке сидит, до сих пор караулит.
Двенадцатый дом! Маша по юности и сама не раз забиралась на его крышу с друзьями перед тем, как возвращаться из загула домой. Для того, чтобы оценить текущую домашнюю обстановку и степень рассерженности родителей. Потому что с той крыши ее квартира просматривалась как на ладони. И если сегодня кто-то заглядывал туда, то вполне мог заметить, что Маши этой ночью в квартире не было. А угадать, как она ее покинула, не выходя из своего подъезда, было в общем-то несложно. Неужели Никифор установил за ней куда более строгую слежку, чем можно было бы ожидать? Нет, вроде он Машу не ревновал. По крайней мере, настолько, и поводов к этому она ему не давала. Явных, во всяком случае. Зато с некоторых пор в этом городе появился человек, который, по словам Керубино, ни перед чем не остановится, чтобы только ее уничтожить. Эх, ну почему бы им с мамой было шторы на ночь не задернуть?! Но теперь об этом было уже поздно жалеть.
— Сестренка, а ты можешь мне этого типа описать? — обратилась она к бомжихе.
— Потом посмотришь, а пока тебе домой надо попасть незаметно. — Эта опустившаяся женщина была, оказывается, куда практичнее, чем можно было предположить. — Давай, тем же путем. Заберись на соседский балкон и жди там тихонечко. А как услышишь во дворе мои вопли, так быстро перебирайся к себе. Хоть ненадолго, но я его отвлеку, тебе должно хватить времени. Ну, давай! Я пошла.
— Спасибо тебе, сестренка, — с чувством сказала Маша.
Проводив женщину взглядом до угла дома, она нырнула в подъезд. Марта Викторовна, как всегда, оказалась дома. Маша быстро скользнула мимо нее, приложив палец к губам, и затаилась, не высовываясь за пределы перил. Лишь в небольшую щелочку могла видеть часть внутреннего двора. И мужика на одной из скамеек. К нему как раз и направлялась бомжиха, но Маша узнала бы его и так. Тимур! Образ и силуэт этого карателя прочно врезались в Машину память. Тем более что и одевался он всегда одинаково, если вообще одежду менял. Так что даже одного беглого взгляда ей хватило, чтобы его узнать. И тут же все похолодело внутри: ох, не к добру он сюда явился! Но паниковать было некогда, нужно было собраться: Машина союзница уже приближалась к нему, чтобы дать ей единственный и короткий шанс на то, чтобы незаметно попасть домой. Маша подобралась, ожидая решающей минуты. Шаг… еще шаг. И тут женщина заголосила:
— Мужик, дай хоть десятку на опохмел! Подохну! Трубы горят!
— Пошла вон! — огрызнулся он.
— Ну спаси! — упав перед ним, бомжиха вцепилась ему в штанину. Он вскочил, пытаясь ее отбросить.
Маша поняла: пора! И хорошо отработанным движением перемахнула через перегородку. Облегченно вздохнула, оказавшись на своей территории. И снова затаилась, переживая уже за свою союзницу. Не сумев освободиться одним рывком, Тимур ударил ту в лицо, так что она покатилась по траве, и сел опять, вперив взгляд в Машины окна. Маша тихонько охнула: бомжиха зажала руками лицо, но сквозь пальцы сочилась кровь. Первым Машиным побуждением было сразу бежать во двор, на помощь своей спасительнице. Но она быстро одумалась: ползком, не высовываясь за перила, пробралась в квартиру и принялась торопливо переодеваться, принимая более свойственный ей вид. И лишь после этого, сунув в пакет бутылку хорошей водки и всяких деликатесов, выбежала из своего подъезда во двор. Во дворе сразу заметила шевеление: кто-то при виде ее встрепенулся в припаркованной у подъезда машине. Никифоровские стражи? Или сообщник Тимура? Не подавая вида, что хоть что-то заметила, Маша с пакетом продефилировала к углу дома, в сторону мусорных баков. Там остановилась, пытаясь найти какой-то способ, чтобы привлечь внимание своей спасительницы, согнутая фигура которой виднелась из-за угла. Но та, видимо, ожидала награды за свой поступок, потому что сразу заметила Машу сама и тут же подковыляла к бачкам, зажимая лицо рукой.
— Сестренка, сильно он тебя? — сочувственно спросила Маша, подавшись ей навстречу.
— Да ерунда, нос разбил, — проговорила та, размазывая кровь по лицу. — Ты не переживай, мне не впервой, я привычная. Видела его?
— Видела. Это страшный тип. А ты сегодня меня спасла. Вот, возьми, — Маша сунула ей пакет. — Поешь да выпей, чтобы не очень болело. Еще увидимся.
— Увидимся, — оживилась женщина, переключая на пакет все свое внимание — видимо, «с трубами» и в самом деле было не все так просто. И по привычке пошла с ним к «своей» скамейке, на которой недавно сидел и Тимур. Но сейчас, как успела заметить Маша, его там уже не было. Снял наблюдение, увидев ее во дворе? Но если понял, что зря караулил ее под балконом, то каких козней еще от него можно ждать? И насколько скоро?
Ответ на свои вопросы Маша получила уже этим вечером, после того как вернулась к Никифору. Такой, что она предпочла бы всю жизнь мучиться от неизвестности. Началось все с телефонного звонка, от соседа по даче.
— Маша, тут какой-то тип сегодня шарился у вас по двору. И в дом заглядывал, и в сарай. Я его спугнул, так что вынести он ничего не успел, но…
— Все в порядке, Ефимыч, это там мой одноклассник живет.
— Нет, не он. Тот, другой, на своем мотоцикле еще утром уехал. А этот другого полета птица, наглый. Еще и угрожать мне пытался, когда я начал спрашивать, чего ему здесь надо.
— В темно-зеленой майке? И стрижен так, что голова какая-то неестественная, будто у робота? — спросила Маша, сразу заподозрив неладное.
— Он, — безошибочно узнал Тимура Ефимыч. — Может, тоже из твоих, но гадкий тип. Ты бы лучше с такими не связывалась.
— Рада бы, — вздохнула Маша, поблагодарив соседа и отключаясь.
И не успела она еще осознать ситуацию, как телефон зазвонил снова. На сей раз это был Антон, по голосу которого Маша сразу поняла: и тут тоже что-то случилось!
— Маш, предупредить тебя хочу. Меня вчера двое типов взяли за жабры, интересовались тобой, а еще сняли показания с навигатора. Особенно их твоя поездка в Сосновку заинтересовала. Ты уж прости, но мне пришлось им сказать, кого я туда возил. Да они и сами тебя назвали. А еще пригрозили, что знают, где я живу, и если что, то в моей семье будут крупные неприятности. Ты прости, Маш, но своими рисковать я не мог.
— Все нормально, Антош, спасибо за предупреждение, — только и ответила Маша. Сложно было упрекнуть Антона за то, что семья оказалась ему дороже клиентки. Все равно ведь переживает и все-таки решился предупредить, пусть и не вчера, а уже сегодня. Теперь оставалось только благодарить судьбу за то, что в свою последнюю поездку, за раненым Глебом, Маша отправилась совершенно с другим таксистом. Но и без этого Тимуру известно про нее, похоже, уже слишком много! Стоя посреди своей светлой комнаты с ее белыми потолками, она почти наяву видела, как над ее головой сгущаются черные грозовые тучи. И холод, холод заползал ей в душу. Леденящий страх. Тимур ее вычислил! Сосновка, балкон, дача… Это конец! В какой-то момент у Маши мелькнула мысль: пока все это еще не дошло до Никифора и он не приступил к ее допросу при помощи своих головорезов, она еще может успеть убежать! Вот прямо сейчас, не теряя времени. Но куда? Весь ее пыл сразу охладился этим вопросом. Никифор ведь знает, где она живет! Разве что, подобно Глебу, превратиться в этакую блуждающую мишень, постоянно ускользающую от погони? Но у Глеба не было никого, а у нее была мама. Ее Лучик, который тоже м