— Дядя Фери, — сказал он наконец, — увы, я должен проститься с вами…
— Что с тобой? Или нездоровится? — удивился сварщик.
— Пойду на улицу. Попробую собрать трезво мыслящих студентов, университетскую молодежь. Может быть, удастся…
— Поговори прежде с Коцо.
— Через десять минут смена. Хорошо, подожду.
Издалека донесся грохот орудий и треск пулеметов.
— Сколько времени? — спросил Камараш.
— Девять минут одиннадцатого.
— Снова где-то начался бой, — тихо сказал сварщик.
Около девяти часов утра подполковник Комор и секретарь парторганизации майор Фекете вернулись с заседания партбюро. Подполковник сразу вызвал к себе Хидвеги и Шимона. Пока посланные ходили за обоими офицерами, Комор и Фекете перекинулись несколькими словами.
Майор Фекете в свое время окончил Народный колледж, затем его, дипломированного инженера, партия направила на работу в органы госбезопасности. Фекете принадлежал к категории людей, которые никогда не теряют присутствия духа. В самых сложных переплетах он оставался веселым и жизнерадостным, вселяя в окружающих спокойствие и уверенность.
Майор озабоченно посматривал на Комора, который, по-видимому, обдумывал какой-то очень серьезный вопрос.
— О чем ты задумался? — повернувшись к Комору, спросил он. — Ты чем-то озабочен, друг?
Горестная усмешка скользнула по лицу подполковника.
— Да нет, просто так, — отмахнулся он. — Думаю, какая дьявольская штука — жизнь! Утром звонила жена. Говорит, соседи вот уже несколько дней открыто угрожают ей. Спрашивает, что делать. А что я могу посоветовать? Вот какие дела… Судьбы своей не предугадаешь… Все так меняется… Стоит сейчас кому-нибудь на улице показать в мою сторону и крикнуть: «Ребята, вон идет а́вош!» — чтобы меня без разговоров убили на месте. А если бы несколько недель назад партия послала меня не сюда, а на другую работу, толпа теперь носила, бы меня на руках как мученика и героя, стоило бы мне только показать справку, что я недавно освобожден из заключения!..
— Ты, наверное, проклинаешь тех, кто сунул тебя на работы в органы? — засмеялся Фекете.
— Честно говоря, ругаю. Потому что все мы в этом здании — смертники. Надеюсь, ты и сам это понимаешь? — спросил подполковник у Фекете.
— Да, дела у нас неважные, но и не такие уж безнадежные.
— Слушай, Золтан, — серьезно заговорил Комор, — положение во много раз хуже, чем мы думаем. Надо рассуждать трезво. Ты пойми: армия в руках предателей. Командующим «национальной гвардией» Имре Надь назначил Белу Кирая. Военный совет заодно с «национальной гвардией». Главари мятежников отлично понимают, что мы для них — главная опасность, и постараются уничтожить нас, чего бы это им ни стоило. Рядовой солдат в тонкостях политики разбирается плохо. Он получит приказ и будет его выполнять.
— Быстро же ты забыл о задачах, которые только что поставило перед нами партийное руководство, — заметил Фекете.
— Все это так, Золи, — ответил Комор, — но одного ты не учитываешь. Я имею в виду настроения наших сотрудников. Кто защитит наши семьи от самосуда уличной толпы? Имре Надь, который ведет переговоры с Дудашем? Или, может быть, военный совет, отдавший приказ о ликвидации работников госбезопасности? Представь себе: кто-то из наших ребят узнает, что толпа расправляется с его семьей. Не будет ничего удивительного, если он все бросит и поспешит туда, домой! Мы, Золтан, тоже люди, и в каждом из нас сочетаются порой и суровая жестокость дикого зверя, и нежность мирно воркующего голубя.
Фекете хотел ответить Комору, но осекся, увидев взволнованные лица Хидвеги и Шимона, вошедших в комнату.
— Что случилось, Карой? — спросил Комор.
— Люди требуют начать активные действия, — возбужденным голосом объяснил Хидвеги. — Они не хотят отсиживаться здесь и ждать, стока мятежники перережут их семьи.
— Да говори толком, что случилось? — перебил его Фекете.
— Час назад вооруженные террористы выбросили из окна квартиры жену и сынишку лейтенанта Шумеги… С четвертого этажа…
— Знает об этом Шумеги? — помрачнев, спросил Комор.
— Насилу отняли у него оружие, — сказал подполковник Шимон. — Бедняга сам подошел к телефону, когда кто-то из жильцов дома сообщил ему о происшедшем. Хотел броситься на улицу и отомстить мятежникам.
— Безумец! — прошептал Фекете.
— Из города ежеминутно поступают тревожные вести, — продолжал Хидвеги. — Только что вернулись разведчики. Докладывают, что в городе идет организованная охота за коммунистами и работниками госбезопасности. Вооруженные банды получают точные адреса. В квартирах все переворачивают вверх дном, ломают мебель, убивают людей… На улице достаточно кому-нибудь крикнуть: «Вон идет а́вош!» — и обезумевшая толпа тут же расправляется с человеком. А мы сидим здесь и не можем пальцем пошевелить… Уж лучше в бою погибнуть, чем так…
— Послушай, Карой, — заговорил Комор, — я тебя понимаю, но успокойся. Я затем и пригласил вас, чтобы обсудить наши задачи. Сам знаю: тяжело, но нельзя терять самообладания. Говорить громкие слова, общие фразы не стану. Не стану потому, что у меня у самого на сердце кошки скребут, как подумаю о жене. Предположим, мы с вами на фронте, а наши семьи оказались на территории, занятой противником. Смогли бы мы помочь им? Сейчас — нет. Если мы отправимся по домам, мятежникам легче будет перебить нас поодиночке. А здесь, вместе, мы — сила, в наших руках оружие. Согласны?
— Да, — тихо ответил Хидвеги.
— А если да, слушайте дальше, — продолжал Комор. — Некоторые товарищи из партийного руководства убеждены, что Имре Надь — предатель. Лавина катится дальше… Но мы должны вырвать власть из рук изменников. Сделать это можно только в борьбе, а к борьбе нужно готовиться. Партия уже приступила к организации сил, верных делу рабочего класса. Руководство рассчитывает и на нас. Но для организации требуется время. Приходится пока выжидать. Сейчас обстановка не благоприятствует нашему вооруженному выступлению — оно привело бы к ненужным жертвам.
— А чего ждать? — спросил Хидвеги.
— Одновременного выступления всех организованных сил. Я не знаю, когда это произойдет: завтра, послезавтра, а может быть, через неделю. Одно ясно: очень скоро. Времени у нас немного. В ближайшие сутки мы уйдем из этого здания.
— Куда? — спросил Шимон.
— По плану — на окраины Буды, — ответил Комор. — Твоя задача, Карой, — подготовить эвакуацию. Оружие берем с собой. Как можно больше оружия и боеприпасов. Видимо, мы пойдем на соединение с воинскими частями, верными партии. Это во-первых. Во-вторых, находящихся здесь партизан мы должны направить в рабочие районы для создания вооруженных групп. Наконец, необходимо организовать постоянно действующую разведку. Это очень опасное дело. Поручим его только добровольцам. Товарищ Шимон, — повернулся Комор к подполковнику, — а тебя я попрошу: спроси у бойцов, пойдут ли они с нами. Приказывать в данном случае я не могу.
— Я уже говорил с ними, — ответил Шимон. — Куда я, туда и они.
— Золтан, — продолжал Комор, — объясни обстановку своему подразделению. А я тем временем поговорю с бойцами партизанских групп.
— Хорошо, — согласились все.
После ухода Хидвеги и других товарищей Комор принялся за работу. На его долю выпала трудная и сложная задача. Огромным напряжением воли он должен был побороть и самого себя. Не раз ему казалось, что он уже обессилен внутренней борьбой. Но сейчас он руководит подразделением. Ему непростительна даже минутная слабость. Товарищи должны видеть в нем не отца семейства, поглощенного мыслями о жене и детях, а решительного, непоколебимого борца, способного на любую жертву ради великого дела. Все, что мешает этому, надо вырвать из сердца. И как бы ни было больно ему — пусть этого никто не заметит!
С Шандором Вамошем и Гезой Капошем он быстро договорился: Вамош согласился отправиться в Пештэржебет[22] и приступить там к организации групп сопротивления.
Вамош работал в этом районе еще до освобождения Венгрии от фашистов, лично знал многих, да и сейчас там жили его старые друзья. Геза Капош будет его связным. При установлении связи решили соблюдать строгую конспирацию. Сразу после совещания оба товарища ушли. Прощаясь, Вамош и Комор обнялись.
— Ты, наверное, тоже не думал, — уходя, заметил Вамош, — что на двенадцатом году народной власти нам придется уходить в подполье?
— Нет, Шандор, — подтвердил Комор, — не думал. Но у нас есть силы, и скоро мы восстановим порядок.
С Мирковичем дело осложнялось — у него не было знакомых в рабочих районах. Поэтому Комор решил пока оставить Мирковича вместе с остальными в здании министерства внутренних дел.
С Белой Вашем и Эржи подполковник говорил после всех. Несмотря на их молодость, он решил дать им ответственные задания.
Комор пристально всматривался в печальное лицо девушки. Эржи можно было принять скорее за мечтательную влюбленную курсистку, чем за революционерку, уже принявшую боевое крещение. Зябко съежившись, девушка внимательно слушала подполковника.
— Я хочу поручить вам очень опасное дело. Беритесь за него только в том случае, если уверены, что справитесь. Можете отказаться — в этом не будет ничего дурного.
— Даже не догадываюсь, что вы имеете в виду, — неопределенно отозвалась Эржи.
— Надо пойти в город на разведку и принести точные данные. Что нас интересует? Опорные пункты контрреволюционеров, численность вооруженных мятежников. Но подробнее поговорим об этом позже. Сегодня до полудня вы выйдете в город, а завтра в три часа дня придете на свидание к памятнику Остапенко. Там вас будет ждать товарищ Миркович, он и проведет вас ко мне. Готовьтесь пока к выходу, а потом обсудим все детали. Договорились?
— Хорошо, — тихо промолвила Эржи. — Товарищ подполковник…
— Да?
— Нельзя мне пойти вместе с Белой Вашем?
— Для товарища Ваша у меня другое задание, — улыбнулся Комор, — но если вы раздумаете пойти на разведку, я не возражаю — можете работать вместе с ним.