— Молодцы вы, ребята. Вы прямо как настоящие солдаты, — похвалил их Ласло. — Запомните, уличный бой — самый сложный, особенно в такую погоду. Надо быть очень осторожным. Ничего не случилось?
— Привыкаем, не такое уж трудное дело. И этому можно научиться. В подобной обстановке человек действует инстинктивно. Знаешь, инстинкт… — начал объяснять Доктор, но Ласло перебил его:
— Я спрашиваю, не случилось ли чего-нибудь особенного?
— Ребята из политехнического задержали грабителя. Он забрался в один из ювелирных магазинов. Хотели убить его на месте, но мы не допустили. Утром он отчаянно сражался. Отвели его к Фараго, пусть сам разберется. Чтобы не запятнать революцию, нужно все время следить за такими…
— Хорошо, хорошо, правильно, — перебил его Ласло, которому словоохотливость Доктора казалась сейчас неуместной. — Этот грабитель в нашей группе?
— Нет, — ответил Доктор.
Они пожали друг другу руки, и Ласло пошел к зданию, где разместился штаб.
«Интересный человек этот Доктор, — подумал он. — Не хочет называть свою настоящую фамилию. Интересно узнать, почему? Может быть, он начитался приключенческих романов? А впрочем, не все ли равно? Главное, он умный, надежный человек. Коммунист. Преподавал философию, а сейчас взял оружие и сражается вместе со своими учениками. Хорошие ребята эти студенты из университета. Напрасно их недооценивали! Все называли стилягами, космополитами. А сейчас эти стиляги стали героями, да еще какими! С такими можно завоевать весь мир. Нашелся бы только руководитель! Пусть он укажет, куда идти, и они пойдут за ним хоть на край света. Какая у нас молодежь!» И сердце Ласло наполнилось гордостью от сознания того, что он вместе с нею. Потом ему стало немного стыдно за себя… «Опять громкие фразы. Что значит герои? Обыкновенные люди, которые выполняют свой долг».
До 1945 года капитан Фараго служил в следственном отделе жандармерии. Он был человек образованный и неглупый, хитрый и осторожный. В его густых черных волосах сверкали серебряные нити. После побега из тюрьмы он отрастил усы и стал носить очки. Даже бывшие друзья с трудом узнали бы его. Три года он с фальшивыми документами работал в артели металлоизделий простым рабочим. С 23 октября — он командир отряда, состоящего в основном из студентов университета, гимназистов и дезертировавших из армии солдат. «Великолепный материал, — в первый же день сделал вывод Фараго. — Все люди замечательно настроены, самоотверженны, смелы, авторитетны, а это сейчас главное. Некоторые из них члены ДИС[2] и даже коммунисты, которые борются против «ошибок». Почему бы населению и не поддержать их?»
Ребятам было известно, что он бывший кадровый офицер хортистской армии. О своей службе в жандармерии он никому не говорил, зная, что к армейским офицерам эта молодежь относится иначе, чем к жандармам. «Но сейчас их ненависть к жандармам не имеет значения, — думал он. — Главное, чтобы они выполняли мои распоряжения и верили мне. Придет время, и они узнают, кто я такой…»
Задолго до 23 октября Фараго тщательно продумал, как он будет действовать. Согласно плану Чатаи, он должен был контролировать район улицы Барош и площади Кальварии. Во время нападения на здание Радио он организовал отряд в тридцать — сорок человек, главным образом из студентов и дезертировавших из армии солдат. Это сборище он за один день превратил в воинское подразделение. В наиболее важных в тактическом отношении пунктах Фараго выставил посты наблюдения, установил связь с Чатаи и разбил своих бойцов на мелкие группы. В узких улочках Йожефвароша[3] успешно могут действовать только мелкие подразделения.
Мелкие (в пять — восемь человек) вооруженные группы совершали неожиданные нападения одновременно в нескольких местах, и населению казалось, что вся округа полна восставшими. Никто ее мог сказать, сколько их. Напасть и быстро отойти — такова была тактика. Особенно пригодились Фараго дезертировавшие из армии солдаты: с одной стороны, население считало, что армия перешла на сторону восставших, и это был немалый выигрыш; с другой стороны, небесполезной оказалась их военная подготовка. Командиром разведчиков Фараго назначал танкиста Ласло Тёрёка. Ласло — смышленый малый, окончил техникум.
Когда Фараго доложили о задержании грабителя, он приказал привести его. «Для завоевания авторитета, — решил Фараго, — придется отдать приказ о расстреле. Надо приносить и жертвы. Эти одержимые разглагольствуют о незапятнанности революции и так всерьез принимают ее, что пока их не нужно разочаровывать. Глупость, конечно, но они станут еще больше доверять, да и с точки зрения пропаганды это будет выглядеть совсем недурно».
Штаб Фараго помещался в кабинете директора школы. Комната доверху была набита боеприпасами, оружием, консервами. На столе разложена карта. Красные точки на ней обозначают посты и места расположения отдельных вооруженных групп.
Горела только настольная лампа — Фараго не любил яркого освещения. И сейчас он установил лампу так, чтобы самому оставаться в тени. Инсценировка должна была быть недолгой — к часу его вызывали на совещание к Чатаи. Открыв дверь, он приказал ввести арестованного.
Двое юношей гимназистов ввели человека с полусогнутым, как у гориллы, телом и доходившими почти до колен руками, с густыми, начинавшимися чуть ли не от самых бровей волосами. С видом полного безразличия он стоял посредине комнаты. На его небритом лице застыло какое-то странное выражение. Он безучастно разглядывал узоры на покрывавшем почти весь паркет ковре. На нем был темно-синий рабочий комбинезон, вместо пояса — военный ремень, на ногах — новенькие спортивные ботинки на толстой подошве.
«Где-то я уже встречался с ним», — подумал Фараго, взглянув на стоявшего перед ним человека. Но сколько он ни перебирал в памяти все возможные места встреч, так и не вспомнил. «Может быть, он служил у меня солдатом? Нет, для этого он слишком молод. В плену? Конечно, там! Но когда и где? Спросить? Нет, пока не буду, но обязательно поговорю с ним наедине», — решил он.
В эту минуту молодой человек в комбинезоне поднял глаза. Прищурившись, он старался разглядеть, кто сидит за лампой, но яркий свет слепил глаза. От страха у него начались спазмы в желудке. Напрасно он подбадривал себя, — мол, не волнуйся, Моргун, ты среди своих, — внутренняя тревога не улегалась. «Хорошо бы закурить, — подумал он. — Эти сопливые щенки отобрали у меня все». Некоторое время он колебался — попросить сигарету или нет. Наконец, решился.
— Начальник, дай курнуть, — проговорил он хриплым голосом.
Фараго тотчас узнал говорившего. Прищуренные глаза, хриплый голос, длинные руки… Да, он знает, кто это… Ошибки быть не может…
— Ребята, — сказал он гимназистам, — оставьте нас. Я сам допрошу этого типа.
Юноши молча удалились.
Кто долго сидел в тюрьме, изолированный от мира, у того слух невероятно обостряется. Такие люди могут сразу узнать по голосу человека, которого не видели много лет. Моргун, известный взломщик сейфов, провел в разных тюрьмах очень много лет. Он не видел лица человека, сидевшего позади лампы, но узнал его, и ему хотелось кричать от радости. Он попал, куда следовало. Бояться ему нечего. Господин капитан свой человек.
— Как звать? — прервал его размышления голос Фараго.
Моргун улыбнулся. «Комедию ломает, — подумал он, — делает вид, что не узнал меня», — и он громко засмеялся.
— Не прикидывайся, начальник, своих не узнаешь?
«Узнал, — пронеслось в мозгу Фараго. — Теперь уже все равно».
— Моргун, неужели ты? — воскликнул он с наигранным удивлением.
— А кто же еще, начальник?
— Вот так встреча! Значит, ты и есть грабитель?
— Грабитель?.. Ерунда! Стоит ли подымать шум из-за такой чепухи? Хотел собрать пошлину с одного паршивого ювелирного магазинчика, так эти типы чуть не сбили с ног.
— Потише, Моргун, — сдерживал его Фараго, — не возмущайся. Эти ребята принимают «революцию» всерьез и требуют наказать тебя. Плохи твои дела, приятель. Времена настали трудные.
Улыбка застыла на лице Моргуна. Он не мог понять, серьезно говорит Фараго или шутит. «Вот дела, — смекнул, наконец, он. — Видать, начальник пристраивается, хочет войти в доверие. Чего доброго, он даст команду прикончить».
— Не хочешь ли ты сказать, начальник, что мне придется туго? — сквозь зубы процедил видавший виды грабитель. — Ты что, переметнулся?
— Слушай, Моргун, поговорим серьезно. Это дело я покрою, хоть это и не так легко. Но наперед такую работу будешь делать только по моему приказу… Понял?
— Понял.
— А сейчас слушай меня внимательно! — продолжал Фараго.
Он поправил абажур лампы и пристально, словно гипнотизируя, посмотрел в глаза Моргуну. Затем четко, по слогам выговаривая слова, сказал:
— Ты меня не знаешь! Мы никогда не встречались. Я не жандармский офицер. Запомни: я служил в армии! Понял?
Моргун не понял, но ответил:
— Понял, но угости же, наконец, сигаретой.
Фараго швырнул ему пачку сигарет.
— Закуривай, остальные спрячь!
Моргун ловко поймал пачку.
— Мерси, — сказал он. — У меня только спичек нет.
Закуривая, он вспомнил прошлое. Тюрьму та улице Ваци, где больше двух лет провел вместе с Фараго. Они сидели в одной камере. Там он привязался к капитану. Правда, он много работал за Фараго, по существу был его холуем, но это доставляло ему удовольствие, потому что жандармский офицер был хорошим товарищем. Он не презирал его, Моргуна, не подчеркивал своего превосходства над ним, простым уголовником, хотя сам был политическим. Он прямо-таки заставлял Моргуна называть его на «ты». А в глазах Моргуна это много значило, потому что другие офицеры требовали, чтобы уголовники называли их «благородиями». «А Фараго до войны был персоной поважнее, чем они. Сорок тысяч хольдов[4] — кусок не малый. Если ему верить, он даже лично знал регента Хорти. Может, это вранье, да какая разница? В прошлом капитан был видной фигурой, а нос не задирал».