— Наконец-то, — вырвалось из груди мужчины. — Мы уже начали думать, что о нас совсем забыли. Пройдемте в другую комнату, — сказал он, направляясь вперед.
Они вошли в хорошо обставленную столовую. Посредине комнаты стоял большой стол, вокруг него мягкие стулья. Между двумя огромными окнами — горка, слева в углу пианино, справа у стены буфет, по обе стороны от него уютные кресла с высокими спинками, перед ними низенькие табуретки для ног. У входной двери радиола, на другой стороне тахта, покрытая восточным ковром. Справа от тахты двустворчатая белая дверь, ведущая, очевидно, в гостиную.
— Садись, — предложил ему Вида, на правах старшего обращаясь на «ты». — Я сейчас скажу ребятам.
Бела сел. Немного погодя дверь открылась и в сопровождении Вида вошли два молодых человека. Тот, кто был повыше ростом, назвался Балинтом Мико. Это был, по-видимому, ровесник Белы, словоохотливый блондин с блестящими глазами, широкими плечами и длинными руками. Второй выглядел года на два моложе. Щупленький, худощавый, хорошо сложенный паренек говорил спокойно, обдуманно, негромко, и это произвело на Белу хорошее впечатление. Беле особенно понравились его умные карие глаза. Волосы у него были подстрижены коротко, как у спортсменов. Чуть сгорбленная спина придавала ему сутуловатость, какая бывает у столяров.
— А мы уж думали, что нам придется киснуть здесь, — раздраженно заговорил Мико. — Ни вестей, ни указаний, ничего, а мятежники тем временем заняли дом.
— Не волнуйся, Балинт, — принялся успокаивать своего дружка Имре Барта — так звали юношу помоложе.
— Как же, черт возьми, не волноваться? Почему я должен быть спокойным? Так поступать нельзя! Посылают человека с заданием и забывают о нем, — продолжал ворчать Мико. Лицо его покрылось красными пятнами, как при крапивнице.
— Когда ты пришел сюда? — спросил Бела.
Мико хотел было ответить, но Барта опередил его. Он рассказал, что еще накануне двадцать восьмого октября их послали на разведку в переулок Корвин, поскольку на следующий или на третий день венгерские войска должны были предпринять наступление на кинотеатр «Корвин» и казармы Килиана. Они тщательно все разведали. Барта побывал даже в кинотеатре и познакомился с руководителями мятежников.
— Мы произвели основательную разведку и составили схему. Ждали связного, а он все не приходил. Согласно распоряжению пришли сюда. В первый день еще работал телефон, но затем мятежники отключили все телефоны. До вчерашнего вечера мы поочередно продолжали разведку. Нам удалось установить, что в школе на улице Пратер тоже находится штаб и имеется много оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования и военного снаряжения. Но что еще важнее — в здании работает нечто вроде чрезвычайного трибунала. Туда согнали много коммунистов и по вечерам, как рассказывают жители, допрашивают. Уже казнили не менее десяти коммунистов. Если руководство не примет срочных мер, погибнет много людей, так как подвалы, судя по рассказам, переполнены арестованными…
— К вечеру, — продолжал Имре, — уже нельзя выйти, потому что в доме поселилась группа мятежников. Удостоверений личности у нас нет, кроме тех, что выданы министерством внутренних дел, но ходить с ними — значит быть круглым идиотом.
— А у тебя не потребовали документов? — спросил скороговоркой Балинт Мико.
— Нет, — ответил Бела, — обошлось без всяких эксцессов.
Он заметил, что переживания последних дней изрядно расшатали нервы Балинта.
Как раз в это время в комнату вошла хозяйка квартиры, младшая сестра подполковника Комора, стройная, очень красивая брюнетка. Эта умная, уравновешенная женщина была активной коммунисткой. Вида, ее муж, был главным инженером одного из заводов в окрестностях Будапешта, а жена его работала в редакции какого-то издательства.
— Товарищи, — сказала она, ставя на стол чайник, — дворник просил передать, что надо быть начеку, так как мятежники собираются проверять документы у всех жильцов дома. Хорошо бы найти какое-нибудь надежное место.
— Мне надоело прятаться, — вскипел Балинт. — Если они войдут сюда, буду стрелять… до последнего патрона…
— Тогда ты выстрелишь только шесть раз, — невозмутимо произнес Имре, — а что потом? Будешь спокойно смотреть, пока они не уничтожат всю семью, а?
— Я больше не в состоянии прятаться. Пойми, нервы не выдерживают. Чтобы я прятался при пролетарской диктатуре? Никогда! Если придется погибать, погибну с пистолетом в руке, — одним духом выпалил Балинт, весь дрожа. Он вскочил со стула и быстро заходил по комнате.
Все переглянулись.
Неожиданно Балинт остановился и, задыхаясь, безумно вращая налитыми кровью глазами, снова заговорил хриплым голосом:
— Теперь я понимаю душевное состояние анархистов. Мне кажется, я способен, — на миг он осекся, — да, способен собственными руками разорвать в клочья или продырявить напильником сердце Имре Надю или любому изменнику. Стоит мне только подумать, что моя жена, дети, беззащитные, оставленные на произвол судьбы, дрожат дома, я готов броситься на весь мир. Но клянусь: если с моей семьей что-нибудь произойдет, я жестоко отомщу…
— Балинт, друг, — оборвал его Барта, — успокойся, наконец. Так мы ничего не добьемся.
— Теперь надо думать не о личной мести, — заговорил Бела, — а о том, чтобы выиграть эту битву. Положение серьезное. Мы должны действовать. Здесь оставаться нельзя… Слушайте меня. Я подробно изложу вам события прошедших дней, познакомлю с планом и с возложенными на нас задачами. — Помедлив немного, Бела продолжал: — Вам надо немедленно подыскать новое место. Я уйду и попытаюсь как можно быстрее достать для вас документы. Не знаю, где мне удастся раздобыть их, но я их достану. Результаты вашей разведки сейчас же перешлю через своего связного подполковнику Комору. А вас попрошу, особенно тебя, товарищ Мико, вести себя спокойно, обдуманно. В полдень я обязательно вернусь, и мы уйдем из этой ловушки.
Слова юноши встретили общее одобрение. Прощаясь, сестра Комора отвела Белу в сторону.
— Товарищ! — Ее глубоко посаженные черные глаза подернулись какой-то пеленой, словно она смотрела через вуаль. — Скажите, у моего брата все в порядке? — с тревогой спросила она.
— Все хорошо, — ответил юноша. — Товарищ подполковник — твердый человек.
— Он не очень нервничает?
— Внешне это незаметно. Может быть, и нервничает, но виду не показывает.
— А ведь у него плохие нервы, боюсь я за него, — сказала женщина. — Передайте через своего связного, что его жена в безопасности. Вчера я отвела ее к Шатори. Не забудете?
— Нет, нет, — заверил юноша. — Шатори… Не забуду. — Он еще раз окинул взглядом комнату и вышел в коридор. Благополучно выбравшись за ворота, посмотрел на часы. «Эх-ма, надо спешить. Наверное, Эржи уже рвет и мечет, дожидаясь меня…»
Войдя в комнату, Бела не мог не заметить, что Эржи бледна и подавлена. В ее больших голубых глазах еще теплился живой огонек, но и в них, в самой глубине, затаилась боль и печаль. Девушка приводила в порядок комнату, но делала все машинально, ее мысли были где-то далеко-далеко. Свитер и лыжные брюки плотно облегали ее, подчеркивая стройную фигуру, в меру полные бедра, пропорционально длинные ноги. С уст Белы невольно сорвалось:
— Какая ты красивая, Эржи! — В голосе юноши прозвучала нежность и искреннее восхищение.
Эржи устало взглянула на него. Можно было подумать, что до нее не дошел смысл этих слов. Затем она глубоко вздохнула, вздрогнула, по лицу скользнула горькая усмешка. Не отвечая, она продолжала заниматься своими делами. Убирая в шкаф посуду, она слушала Белу, который начал рассказывать о том, что он успел сделать.
— Где же ты собираешься достать удостоверения? — спросила девушка.
— Над этим я и ломаю голову…
— Нелегкое дело, — сказала Эржи. Она села против юноши на маленький табурет, облокотясь на колени и подперев руками подбородок.
— А как узнают меня эти двое и как я сама их узнаю? — спросила она.
— Я сказал им, — ответил Бела, — что у тебя в правой руке будет газета. Они спросят у тебя: «Товарищ, в какой стороне Надьтетень?» «Идемте, я вам покажу», — ответишь ты. Ясно?
— Думаю, что не забуду, — ответила она, вставая. — Бела, я должна уходить. Хочу еще раз посмотреть Корвин и казармы Килиана. Да и в клинику надо зайти.
— Зачем? — повернулся к ней Бела.
— Вчера после обеда туда отвезли отца. Спасли во время какого-то пожара.
«Теперь понятно, чем она так удручена», — подумал юноша.
— Я провожу тебя, — сказал он.
Некоторое время они шли молча. В начале улицы Косору Бела нарушил молчание:
— Кто тебе сказал, что отец в больнице?
— Ласло. Как будто он и спас его.
— Ласло? — он с недоумением посмотрел на девушку. — Когда вы успели повидаться?
— Сегодня ночью он был у меня.
— Ну и?
— Что ну и?.. — раздраженно повторила девушка. — Ничего. Он сказал, что отвез отца в клинику. Потом мы поссорились… — Она опустила голову, опасаясь, что Бела прочитает на ее лице все, что случилось ночью.
— Не расстраивайся, Эржике, — тихо сказал Бела. — Я понимаю, тебе больно… Я очень хорошо понимаю тебя… Из-за чего вы поссорились?
— Когда-нибудь расскажу, только не сейчас… — прошептала девушка. — Произошло ужасное: Ласло — контрреволюционер! Убийца… — Она делала усилия, чтобы сдержать слезы. Бела нежно обнял ее.
— Успокойся!
«Неужели он понял? — пронеслось в голове у Эржи. — Возможно ли увидеть чужую душу?» Ей снова вспомнилась прошедшая ночь, мучительный, жестокий разрыв. Она не хотела, чтобы Бела видел ее слезы, но у нее не хватало сил. Тело Эржи содрогалось от сдерживаемых рыданий.
— Бела, — прошептала она сквозь слезы, — мне так тяжело…
— Ты его любишь? — спросил юноша.
— Очень. Больше, чем ты думаешь…
— А откуда ты взяла, что он убийца?
— И он… и он был… там… — всхлипывая, ответила девушка, — на площади Республики…
— Это еще ни о чем не говорит! — возразил ей юноша.