Я позабыла ей сказать, что Гамлетов замок называется Кронборг. Гигантскую стрелу с надписью КРОНБОРГ Аня, конечно, видела, но ассоциации не сработали. Усталая от бесконечных хождений, она зашла в какой-то магазин и принялась спрашивать Хельсингёр, на что ей с удивлением ответили – это здесь.
– Знаешь, – рассказывала Аня вечером, – показывают – тут, мол, я подумала, вдруг чего не доглядела, незаметно осматриваюсь, где покои и тому подобное. После уж пришло в голову сказать «Гамлет»...
Апогеем ее покупательных достижений стала голубая губка.
Заупрямилась – куплю и куплю голубую губку, в Польше такая губка – несбыточная мечта. Шла как-то по улице, в витрине маленького магазинчика увидела голубую губку, зашла. Как только не пыталась объяснить, какая вещь ее интересует. «Une eponge», губка, и показывала, что моется, – без эффекта. Хмыриха в магазине подавала ей все по порядку, только не губку. Аня наконец рассердилась, применив наглядный метод, выволокла бабу за руку на улицу и остановилась перед витриной.
– О, вот это! – высказалась она четко по-польски. – Вот это!
– А-а-а-а-а! – воскликнула продавщица, воздев руки к небесам.
Помчалась в подсобку и притащила большой гипсовый бюст для завивки париков.
Бюст Аню добил, отказалась от губки в этом магазине. Купила ее без всякого труда в универмаге, где губки лежали навалом.
Следующим событием стал прием у Иоанны.
Насколько помню свое творчество, Иоанна выступает под именем Аниты в "Крокодиле из страны Шарлотты ", в книгах "Что сказал покойник " и «Все красное». Я выбрала Аниту, а она сама возжелала сделаться преступницей. Ни в коем случае не жертвой, на мое предложение запротестовала решительно, а вот убийцей – пожалуйста, сколько хочешь.
Иоанна-Анита датским владела прекрасно. Ее отец работал в каком-то нашем представительстве, и девочка училась в датской школе. Вернулась в Польшу и уже после развода с первым мужем встретилась в Закопане с Хенриком, датчанином, путешествовавшим по Польше; блуждал он по разным городам и весям и менял валюту в банках по двадцать четыре злотых за доллар. Иоанна-Анита его пожалела, занялась на досуге, они поженились и поселились в Дании. Знание языка дало ей возможность работать в датской прессе.
Жили они в Видовре, в садово-вилловом районе, и мои поездки к ним выглядели буквально так, как описано в "Крокодиле ". Городской железной дорогой до станции Видовре я доезжала спокойно, дальше, хоть тресни, запомнить не могла. Автобусом ездила исключительно в обществе Алиции, умевшей попасть к ним абсолютно непостижимым для меня образом, а одна я всегда брала такси. Иоанна-Анита держала открытый дом, обожала гостей, визиты, приемы, и в этом смысле я вынуждена ее обругать. У меня нет никаких сомнений – не только не обидится, но и отлично повеселится.
Предупреждаю: начинаются отступления и будет их много.
Хенрик, муж Иоанны-Аниты, нищеты не знал, но и миллионером не был, Иоанна-Анита как сыр в масле тоже не каталась, хотя зарабатывала неплохо. Вздумай они обильно кормить всю бывающую у них братию, вылетели бы в трубу и остались без гроша. В Дании живут экономно, без всяких гастрономических безумств, рождественский прием у господ фон Розен уже описала, пожалуй, могу описать следующий прием, у Фрица, тогда моего будущего шефа. Нас пригласили обеих с Алицией, можете себе представить, как это выглядело бы в Польше, – званый обед, приглашены иностранцы! У Фрица подали небольшую закуску – пол-авокадо, нафаршированное креветками, затем мясное блюдо, к нему картофель, салат, кукуруза, в конце мероприятия десерт в виде фруктового салата со взбитыми сливками. И кофе. Точка, конец. Учитывая торжественный характер обеда, из напитков подавалось не только пиво, но и вино.
Этот прием произвел на меня огромное впечатление, что, несомненно, сказалось позже.
Иоанна-Анита, как всякая нормальная настоящая женщина, экономила на еде. Как-то я оказалась у нее на обеде: простокваша с картофелем, котлета и клубника из собственного сада на десерт. Мне понравилось, доведенная до крайности печенью, я не могла много есть. А вообще-то Иоанна-Анита в экономии, по-моему, переусердствовала, чем я от нее и заразилась; понимать я ее понимаю, но в иные моменты, может, и следовало бы экономию побоку.
Вернулась Иоанна-Анита из Польши, привезла посылку, мы с Алицией поехали, просидели долго несолоно хлебавши, пока Алиция не взмолилась насчет кофе, а я попросила чай. Хенрик предложил вино. Иоанна упрекнула его – в погребе, мол, последняя бутылка.
– Смотри-ка, я по-датски понимаю! – обратилась я к Алиции прямо и беззаботно. – Она сказала Хенрику – последняя бутылка. Я правильно поняла?
– Конечно, правильно, – ответила Иоанна-Анита, пока тактичная Алиция собралась произнести хоть слово. – У нас и точно последняя бутылка, хотела сэкономить, ну коли нет, так нет.
Мы безжалостно вылакали эту ее последнюю бутылку, к которой Хенрик собственноручно приготовил бутерброды.
Так вот, заразившись от Иоанны, я пошла, понятно, еще дальше. Уже через много лет в Польше ко мне пришла приятельница Мария, та самая, из "Бегов ", я ее «приняла» – поставила на стол пиво и сырок, нарезанный кусочками. Мария взглянула и ужасно растрогалась:
– О Боже! Это же настоящий прием!
Теперь Иоанна-Анита утверждает, что Хенрик развелся с ней из-за ребенка от греческого хахаля (смотри «Все красное»). Греческого хахаля и ребенка я выдумала, а хахаль оказался фактом, что же касается ребенка, то никакого другого, кроме легального Яся, у Иоанны-Аниты не было. В общем же теперь никто не разберется, где у меня выдумка, а где правда. Хенрик хахаля еще пережил, а ребенка простить не смог.
Вторая особа, с которой я познакомилась довольно давно, – Эва (тоже смотри «Все красное»). Тогда Эва красотой еще не блистала, портила ее дородность, позже похудела и похорошела убийственно. Работала в ядерной физике, подбросила мне неплохой замысел «такого чего-то, небольшого, и с дном», но сама я замысла осилить не сумела, а она сменила профессию. Одолевали ее художественные идеи, сперва переквалифицировалась на графику, потом на живопись, на живописи утихомирилась. Картин ее я не видела, ничего не могу сказать, а вот графические работы делала прекрасные. В те времена еще не была знакома с Роем, вторым мужем, слыла женщиной модной, заботилась о своей внешности и нарядах, эти ее пристрастия оказали влияние на дальнейшие события.
Эва единственная решила подать на меня в суд. «Все красное» писала я без всяких дурных предчувствий – Эва и Рой сидят в Дании, в Польше их никто не знает, а датчане польские книги не читают, не учла я одного: в Польше живет семейство. Треклятая книга пошла с продолжениями в быдгощской периодике, а именно в Быдгоще или где-то неподалеку жили Эвины родители. Когда знакомые начали звонить – ах, ваша дочь описана в книге! – папаша разнервничался. Эва приехала и под родительским допингом рассвирепела, бросилась было к адвокату, да в последнюю минуту одумалась.
– Ну уж нет, такой рекламы я ей не обеспечу! – заявила она яростно и облаяла меня по телефону, на этом дело и кончилось.
А теперь снова возвращаюсь к текущему моменту.
На прием к Иоанне-Аните мы поехали с Аней, несомненно, в такси. Не успели мы переступить порог, встречаем Эву.
– Ну ясно, она опять в своем старом костюме! – облила она меня ушатом презрения.
Я не обратила внимания, Аня побледнела. Костюмчик и в самом деле носила года четыре, впрочем, был хорошо сшит и очень мне шел; может, немного надоел, тем не менее другого не было, а я проблемой одежды вовсе не собиралась давить себе на психику. Аня реагировала не так.
– Хватит! – заявила она по возвращении с приема. – Нельзя больше так ходить, надо купить все необходимое! У тебя есть деньги, даже если нет, ничего не случится – семейство перебьется, а ты позаботишься о себе! Пошли в магазин!
Я как раз получила зарплату. Мы отправились по магазинам, и впервые я купила себе одежду гуртом, растратив половину зарплаты. Аня была неумолима, считалась исключительно с моим вкусом, советовала и решала, полностью игнорируя свои требования. Я купила не только тряпки, но и все аксессуары: туфли, парик, искусственные ресницы и тому подобное. Поклялась Ане на следующем приеме у Иоанны-Аниты задать шику, пусть все обомлеют.
Ну и задала, черт бы все побрал!
Прием состоялся уже после отъезда Ани в Лондон к родственникам. Я осталась одна и сделала все согласно клятве.
Модное платье – широкое, короткое, в лиловые разводы, французские лакировки, платиновый парик, искусственные ресницы и убийственный макияж. Осмотрела я себя в зеркале и подумала: Аня похвалила бы меня; результат был достоин стараний, Эва не выдержала, слиняла чуть не с середины приема.
Одержанный триумф наподдал мне темпераменту, и я врезалась в сложную дискуссию. Разговаривали мы втроем – наш график Вальдек Свежи, я и толстый датчанин с огромными навыкате глазами, звали его Вигго. Вальдек говорил по-английски, я нет, но мне это ничуть не мешало, я уже привыкла к разговорам на смеси языков и непонятно как умела объясниться. Этот Вигго от меня сомлел, что легко замечалось, тема дискуссии явно была направлена против меня. Спорили о политике, общественных проблемах, об экономике и вообще о государственном строе, прием на сей раз был добротный – Иоанна-Анита расстаралась, напитков хватало, наша дискуссия пламенела, в итоге глазастый Вигго предложил отвезти нас в город.
Уселись мы с Вальдеком в автомобиль, спор продолжался, Вигго пригласил нас к себе, ну что ж, пожалуйста, мы причалили у него, с разгону и в энтузиазме Вигго вытащил виски, налил, закуски никакой – где ему помнить про закуску в горячке спора. Мне, по-видимому, его взгляды не понравились, я таки начала фыркать и сыпать искрами и вдруг поняла – моя рюмка пуста, а была полная. Опыт, как вы знаете, у меня был, и я переполошилась.
– Вальдек, – решительно потребовала я в сторонке, – линяем! Пусть его холера поберет со всем его треклятым капитализмом!