— Я привыкла, понимаешь? Нельзя вот так, брать человека и увозить. Это как выдрать дерево с корнями. Я уже пустила эти корни! — эмоционально объясняла она.
Я сделал вывод, что с отцом отношения складываются далеко не гладко. Она никогда не говорила о семейных проблемах. Но я чувствовал, что они есть и кроются именно в сильной личности главы семейства.
— Ну, я своего отца не видел, — в свою очередь поделился я. — Они с мамой расстались до моего рождения.
— И что, он никогда не объявлялся? — Ее глаза стали сразу в пол-лица.
— Нет. Где-то он определенно существует, как биологическая единица. Но я никогда не ощущал его отсутствия. Возможно, потому, что не знал разницы. Нельзя скучать по тому, чего не было.
Она недоверчиво сощурилась. Я понимал, что ей сложно такое представить. И дело даже не в отсутствии воображения. Это просто норма жизни, у каждого она своя. Я не упрекал ее в отсутствии эмпатии. Я ни в чем не мог ее упрекнуть.
Мы не виделись только по воскресеньям. Это был семейный день, и она принадлежала им. Я же по инерции шел к своим пустырям, дамбам и заброшенным зданиям, но без нее все это имело мало смысла. Я просто торчал там, в столбе сигаретного дыма, представляя, что сейчас у них дома, наверное, очень уютно и они смеются, шутят, близнецы метают еду, а собака хватает ее в воздухе…
И мне хотелось стать частью этого мира.
Но мой мир оставался таким же, хотя в нем определенно стало светлее. Мама бегала на свидания с загадочным «знакомым», а я про себя ставил ему звездочки. «Марокканской розой» так никто и не помылся. Кот спал целыми днями, делая перерывы, только чтобы пожрать. Я тыкал его в бок, пытаясь расшевелить, но в ответ получал лишь ленивый удар лапой.
Потом я завалил контрольную по алгебре, и пришлось переписывать ее вместе с Яном. При виде меня тот, как всегда, ехидно улыбнулся, но мы ограничились сухим приветствием.
Когда я застрял в каком-то месте, то вдруг получил от него пинок под партой. Осторожно подняв глаза, я увидел, что он слегка подвигает ко мне тетрадь. Учитель на нас не смотрел. Мы сидели в набитом классе, где он вел урок, и это было нормально. Все, кто сдает что-то повторно, делают это чаще всего в таких условиях.
— Ты чего? — спросил я.
— Сдувай, я решил, — одними губами ответил Ян.
Меня некоторое время раздирали принципиальность и желание списать. Последнее победило, и я скрипя зубами скатал его решение. Ян загадочно улыбнулся уголками губ. После того как мы сдали тетради, надо было его как-то поблагодарить.
Мы стояли в пустом коридоре, потому что вышли посреди урока. Вдали громыхала ведром уборщица.
— Э-э-э, спасибо, — произнес я. — Ты мне очень помог.
— Да не за что, — гладко ответил он. — Я же лучше тебя в этом шарю… Вижу, застрял человек.
— Могу помочь с сочинениями или английским.
— Серый, ну мы же не на рынке. Что я, бескорыстно не могу помочь?
Я мгновение разглядывал его развеселые глаза и эту ухмылочку. Черт его разберет, этого Яна. Он всегда был с каким-то подвохом.
— Ты сейчас домой?
— Нет, у меня тренировка через полчаса.
Огонек в его глазах полыхнул как от ветра.
— Что за тренировка?
— Баскетбол, — лаконично ответил я.
— Интересно, — пробормотал Ян. — Неожиданно как-то.
Я пожал плечами. Ничего объяснять не хотелось. Что я, всю жизнь должен избегать любой групповой деятельности?
— Я тебя видел недавно, кстати… — сказал он как бы вскользь, — в торговом центре.
— Все правильно. Люди часто видят друг друга в таких местах.
— У тебя красивая девушка. — Он обронил эти слова как пару капель воды. Все вдруг приобрело какой-то двойной смысл. — Не из нашей школы, как я понял.
— Нет.
— А из какой?
— Это неважно.
Ян лишь ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.
— Ну, вот видишь, и на тебя нашлась управа.
С этими словами он удалился, насвистывая. Я смотрел ему вслед с необъяснимой неприязнью. Что значит управа?
15
Общение с Алиной приоткрывало мне и другие истины об отношениях. В минуты, когда мы были вдвоем и я чувствовал ее сердцебиение, мне внезапно становилось страшно. Страшно от того, как сильно один человек может привязать к себе другого за каких-то три недели.
Я уже не мог представить себе жизни без нее. Вспоминая о своих отшельнических скитаниях по городу, я вдруг погружался в дикую тоску и отчаянно зарывался лицом в ее волосы, чтобы изгнать образы того времени.
Рядом с ней я назвал бы себя бесхарактерным. Я делал все, чего она хотела, потому что мне нравилось видеть ее счастливой. Она не просила о безумных вещах или о многом. Но если бы вдруг потребовала, я не смог бы сказать «нет».
И она висела на моей шее, лохматила мне волосы, а я чувствовал себя глупой влюбленной собакой, готовой побежать за ней на край света по свистку. В этом отношении противный вездесущий Ян был прав. Она меня приручила, как опытный дрессировщик, хотя все ее действия были лишены какого бы то ни было расчета.
Я не знал, как мне относиться к этим переменам во мне. Мне нравилось, что все внезапно сдвинулось с мертвой точки. Словно вселенная взяла дело в свои руки, как только я понял, что зашел в тупик со своим одиночеством. Но я и не знал, кем был теперь. Я менялся в неизвестную мне сторону.
В один из таких моментов я вдруг увидел себя бредущим где-то под звездным небом. Я обернулся. Башни больше не было. Как только я вышел из нее, она разрушилась.
16
Когда стало теплеть, мы начали гулять в парке — единственном зеленом островке нашего индустриального городка. Алина брала с собой на прогулку сенбернара, который носился по округе как чокнутый, собирая на лапы всю грязь. После этого он любил подбежать к Алине и положить эти лапы ей на колени.
У меня, кроме кота, животных не было. Он чувствовал себя царем квартиры, оставляя везде эфемерные клубки шерсти. Мама периодически гоняла его с покрывал, но его это мало волновало. Раз в месяц его тошнило этой шерстью, и я нехотя его вычесывал. Мы по-своему любили нашего кота, но он в нас не сильно нуждался. Хотя маму определенно жаловал больше, чем меня.
Когда проклюнулась трава, Алина стала устраивать пикники. Мы приходили в парк по субботам и наслаждались теплеющими днями. Сенбернар носился рядом, распугивая бабочек. Картина нас троих на траве могла бы послужить сопровождением к идиллической рекламе йогуртов.
— Я не люблю людей, которые не любят животных, — заметила как-то раз Алина. — Мне кажется, такие и людей-то не любят на самом деле.
Обычно она болтала обо всем, что приходило ей в голову, но среди этого потока часто выдавала поразительно мудрые мысли.
Иногда к нам присоединялась ее подруга, Вероника, которая, если честно, мне не очень нравилась. В людях, к сожалению, Алина не всегда хорошо разбиралась. Она считала ее лучшей и доверяла ей абсолютно все.
Я же видел, что Вероника — довольно ушлая приспособленка. Во многом она с вами соглашалась, но не искренне и даже не из-за отсутствия собственного мнения. Скорее, потому, что ей было так удобно. Вероника напоминала мне Яна. Так же быстро, как губка, впитывала информацию и тут же делала из нее какие-то расчеты. Я даже в шутку предложил их спарить, но Алина почему-то сказала, что это гнусно. Может, ей просто не понравилось сравнение.
Вероника внимательно разглядывала меня и слушала наши разговоры. Но даже когда они о чем-то чирикали с Алиной, я чувствовал ее неугасающее внимание ко мне. Лучше Веронику удалось узнать, когда я как-то ушел за мороженым, но имел неосторожность вернуться во время обсуждения меня. Полянка, где мы сидели, была отгорожена парой высоких елей, и вот за ними я и встрял, слушая Веронику.
— Алина, он же проблемный! По лицу понятно. И, потом, вот ты сейчас влюблена, но после что? Я тебе объясню, как он к тебе относится. Он считает, что ему страшно повезло, таким типам вообще приличные девочки редко обламываются. Ты его перерастешь, ну подумай… кто твой отец… и какие у тебя самой планы. А он будет за тебя держаться, буквально за ноги схватится. Я знаю, о чем говорю. Это же история из жизни моей сестры! Было то же самое!
— Он не такой, — сердито отвечала Алина. — Я его знаю. У него другой взгляд на мир, но… он добрый внутри, понимаешь? Но специально себя так ведет, чтобы никто не приставал…
— Ну, как знаешь, дорогая… Мое дело — предупредить. Но этот парень тебе ничего не сможет предложить. Он не обеспеченный, да и с кучей всяких траблов… Намучаешься с ним.
— Прекрати каркать. — И Алина слегка стукнула ее по голове завернутым в пакет батоном.
— Ну спасибо…
Я вынырнул из-за елок, и они стремительно повернулись. У обеих на лицах застыло какое-то растерянное выражение. Я сделал вид, что ничего не слышал. Но про себя подумал: в чем ее интерес лезть в чужую жизнь? Вряд ли она заботилась об Алине. Вероника принадлежала к тем равнодушным людям, которые изображают сочувствие, только когда того требуют обстоятельства.
Позже, воспользовавшись моментом, когда мы остались одни, я честно спросил Алину о том, что услышал. На ее лице мелькнул легкий страх, а затем она затараторила как сумасшедшая:
— Ты что, думаешь, я полагаюсь на других в таких делах? Я не дура и как-нибудь разберусь, кто мне подходит, а кто — нет!
— А почему ты тогда ее вообще слушала?! — возмутился я.
— А что, мне надо было засунуть этот батон хлеба ей в рот, чтобы она молчала?
— Почему бы и нет?
— Да, в этом весь ты, — передразнила она мою гримасу. — Для тебя лучше быть одному, чем пытаться найти компромисс. Она моя подруга. И я благодарна ей за то, что она честна со мной. Это лучше, чем она молчала бы. Но какой из этого последует вывод — уже мое дело.
— В топку таких друзей, — лишь проворчал я.
— Как ты вообще можешь мне не доверять?! Сам хорош! Торчал под елкой и подслушивал! — встречно рассердилась она. — Если я буду поступать с людьми как ты, я вообще одна останусь!