у?
— А почему нет? Я кого-то смущаю тут?
— Нет, совсем нет.
— Слушай, завтра я буду весь день в Центральном государственном музее, мы готовим один из его залов для тематической выставки с парой других художников… Приходи. Это будет вместо урока.
— Да, конечно. Я буду помогать или что?
— Можешь и помочь. Будет интересно для тебя, возможно.
— Ладно, — пробормотал я.
Какой бы сильной ни была моя нелюбовь к школе, это все же был мой мир. Элена знала обо мне многое, но никогда не входила в мои будни, вращаясь в своих высоких сферах. Это был весьма странный визит, и я пребывал в полнейшем смятении, потому что не понимал, что он значит на самом деле.
— Пока. Развлекайтесь дальше… — бросила она через плечо и выскользнула из зала.
Я повернулся к Дэну. Он только что вернул свою челюсть на место.
— Что это было? — спросил он, когда я подошел и присел рядом.
— Не знаю. Я не понял, — честно ответил я.
8
Остаток дня, что мы с ним шатались по центру, Дэн прожужжал мне все уши про Элену. Было интересно узнать его точку зрения. Жизнь научила меня за недолгие семнадцать лет, что некоторые вещи лучше видны со стороны.
— Я, если честно, охренел, когда заметил ее в дверях. И сразу понял, кто она. Ну, ты ее описал еще тогда, и то, как она на тебя смотрела…
— Как? — тут же схватил его за горло я, чуть ли не буквально. — Как она смотрела?!
— Ну, та-а-к… как на что-то очень ей интересное.
Я сдулся: это не то, что я хотел услышать.
— Она вообще такая… Я просто охренел, — повторил Дэн и покачал головой. — Неудивительно, что ты втрескался. Она словно идет и втрескивает в себя всех подряд. Но чувак… я не уверен, что вы смотритесь… Было бы очень странно, если такая женщина стала бы встречаться… ну… с тобой, не обижайся.
— Это из-за шубы, — отмахнулся я. — Она обычно одевается очень просто.
— Нет, шуба тут ни при чем. Знаешь, какие мужики с такими бабами бывают?
— Какие? — невольно заинтересовался я.
Дэн подумал мгновение, а затем выдал:
— Видал всех этих дядек с рекламы часов, автомобилей и дорогих духов? Вот такие, только солиднее и старше.
— Да ее бывший вообще был обычным верзилой в костюме…
— Ну, не знаю… Мне так видится почему-то.
Мы помолчали, идя вдоль сугробов. Уже темнело, а я был все еще на нервах. Каждый раз от вида Элены внутри меня все переворачивалось, и я терял покой.
— И как ты думаешь, зачем она пришла?
Дэн пожал плечами.
— Ну, ты сам говорил, она эксцентричная. Может, захотела произвести эффект. Я понял, что она очень любит производить эти эффекты и может даже специально так делать. Такой тип баб… любящих внимание.
— Глупости, она не такая.
— Это потому, что ты совсем ослеп от любви. Поверь мне, — Дэн приподнял брови, заглядывая в мое лицо, — она любит внимание. Она его просто о-бо-жа-ет. Вопрос в том, кто как себя преподносит. Возьмем, допустим, ну-у-у… ту же Алену. Она делает это совершенно бездарно. А твоя Элена знает себе цену, и, поверь, это очень высокая цена. Просто она все это делает… со вкусом.
Дэн продолжал меня удивлять раз за разом. Он увидел в Элене то, чего я не смог: мне не хватило внимания и желания. Но именно эта манера преподносить себя восхищала больше всего. Элена делала из всего произведение искусства, и в первую очередь — из себя самой.
— Но, — добавил он для объективности, — когда вы там трепались… это было, как бы тебе сказать… ну, как-то гармонично, что ли. В плане… если бы я увидал такую бабу где-то и даже если бы она учила меня рисовать, я бы не решился с ней заговорить в такой свободной манере.
Тут я заулыбался как идиот и ходил с таким выражением лица до вечера.
А на следующее утро вскочил чуть свет, привел себя в порядок и пулей помчался в этот музей. Я не знал, что значит в ее понимании «весь день». Должна ли она там быть с восьми, когда я проснулся, или позже? Я опять впал в сомнения и в итоге забежал в ближайшее кафе, чтобы подождать до одиннадцати. Попивая растворимый кофе, я глядел, как машины взбивают коричневую снежную грязь на тротуаре. Стрелка часов ползла очень медленно.
Наконец-то, дождавшись нужного времени, я отправился в музей. Это было большое здание, чей вход предваряли здоровые колонны. Каждый, кто родился и жил в этом городе, бывал тут в детстве. Я помнил, как меня сюда водила мама, а потом были еще школьные экскурсии, и когда-то он казался мне самым таинственным и интересным местом на земле.
Музей был разделен на временные эпохи, и первый, мой любимый, зал начинался с момента возникновения Земли. Там были планеты, и на основе различных инсталляций показывалось зарождение Земли в космосе. Я завороженно наблюдал, как из кипящего ада она превращалась в болото, и затем появились первые живые существа. Далее был не менее любимый мною зал про динозавров, первых людей и ледниковый период. По сути, мне все было интересно до Ренессанса. Дальше жить становилось скучнее.
Что с музеем сейчас, я понятия не имел. Я не был там почти десять лет.
Я нерешительно открыл гигантскую дверь и оказался в холле. Сколько бы мне ни было лет, я все равно ощущал себя крошечным в этом здании. В холле сквозила пустота, только в окошке кассы виднелась сонная бабушка.
Но на мое появление она среагировала чутко, мгновенно открыв глаза.
— Билеты берем у меня, — сообщила она.
— Я тут пришел помогать… э-э-э… тут скоро выставка должна быть.
— А, — поскучнела она, — тебе в новые залы.
Какие еще новые залы?
— Это в новом крыле.
Какое еще новое крыло?
— Идешь прямо и по стеклянному мостику.
И тут до меня дошло, что странное блестящее здание позади музея и было его новым крылом. Я сделал, как сказала эта бабушка, и вскоре оказался в совершенно другом месте. Здесь все было очень современным. Я проходил мимо залов, отданных для образовательных и бизнес-выставок, что имело мало отношения к истории.
В одном из этих светлых, выбеленных помещений сновали люди и таскали какие-то коробки. Я увидел Элену, сидящую на столе, в ее любимых рваных джинсах и свободной голубой рубашке.
— Эй, — тихо сказал я, когда подошел к ней.
Рука легла ей на плечо. Она обернулась, и ее взгляд вспыхнул. Я нехотя убрал руку через мгновение.
— А, вот и ты, — сказала она. — Кстати, мог оставить свою куртку в гардеробной.
— Да уже неважно.
Я примостился рядом с ней, глядя на людей. Пока в помещении стояли только нераспакованные ящики.
— Это будет выставка со световыми инсталляциями, — пояснила Элена. — Молодые художники использовали самые разные лампы и возможности освещения, чтобы создать скульптуры или интересные эффекты, меняющие пространство…
— Круто.
— Очень современно для вашего города, я тебе скажу. Тут весьма традиционные взгляды на искусство.
— Странно, что тут вообще им кто-то занимается, — проворчал я.
Элена улыбнулась, но никак не прокомментировала.
— И какова твоя роль?
— Я… вроде координатора. Я и пара коллег. Мы помогали ребятам с разработкой их концепции, а сейчас смотрим, чтобы все работы были расположены в определенном логическом порядке. Иногда нужны советы по установке и размещению. Не технические, а более… м-м-м… творческие.
Я так и не понял, чем мог бы быть полезен. Полдня распаковывали осветительные приборы и прочую атрибутику для инсталляций. Набежали и сами художники, и каждый занялся установкой своей площадки. Периодически они все гонялись за Эленой, спрашивая ее мнение по поводу и без. Она в основном расхаживала туда-сюда, не обращая на меня внимания. Я же сидел на столе и наблюдал за ней.
Часа в три она предложила мне перекусить в кафе в старой части музея. Заодно я воспользовался моментом и показал ей свой завершенный рисунок. Глаза Элены медленно наполнились удовлетворенной темнотой, словно я оправдал какие-то ее ожидания.
— Ну что же… ты проделал большой путь внутри себя.
— Спасибо.
— А каково его функциональное назначение?
— А оно должно быть?
Элена повела по рисунку пальцем и сказала:
— То, для чего оно должно служить, расскажет много о тебе самом, то, чему хотел бы служить в жизни ты.
— Ой-ой-ой, — поскреб я затылок. — Об этом я вообще не думал. Не уверен, что все настолько связано со мной. Это просто… дом в тысячу этажей.
— Ошибаешься. Любое творчество — выражение тебя. Я заметила, что ты тяготеешь к церковной архитектуре. Я бы назвала это здание собором.
— Ну да, вполне, — согласился я.
Я действительно вдохновлялся соборами и церквями, когда рисовал. Мне нравилась их монументальность.
— И почему она тебе так нравится? — спросила Элена, продолжая рассматривать рисунок.
— Не знаю. Церковная архитектура стремится не просто к красоте. Она хочет передать в себе идею Абсолюта, архитектуру Бога…
— Ты религиозен? — Ее вопросы один за другим влезали в меня, как настойчивые невидимые червячки.
— Нет, вообще нет. Просто соборы стремятся… к идеалу, к совершенству.
И тут она взглянула на меня с очередной вспышкой света в глазах и развела руками.
— Вот ты и ответил на мой вопрос, а заодно раскрыл свои истинные стремления.
Элена и ее трюки. И ведь всегда оказывается права. Я смотрел на нее с усмешкой, поражаясь тому, как ей удавалось так глубоко копать. В кафе просочились уже знакомые лица. Художники тоже взяли паузу, и, судя по всему, надолго.
— Пройдемся по музею? — предложила Элена. — Нам можно и без билета.
Я был рад, потому что понял, что хотел бы снова прогуляться по своим любимым местам.
— Теперь тебе надо разрушить свое здание, — сказала она, когда мы вошли в первый зал, о сотворении Земли.
«Как антисимволично», — подумал я о таком совпадении.
— М-м-м, знаешь, я решил, что не хочу его уничтожать. Я слишком много в него вложил и выносил, как ребенка, хотя это звучит странно.
— Дело твое, разумеется, — как всегда дипломатично отозвалась она. — Но я рекомендую тебе его уничтожить.