сорваться.
Но я не мог представить, что будет дальше. Бегать за ней, как собачка? Ждать поцелуев по настроению? Мне хотелось отчаянно вдарить по окну и почувствовать, как осколки осыпаются вниз.
Потому что не так я себе все представлял.
Это стало особенностью февраля: постоянное столкновение с пропастью, которая пролегала между моим воображением и реальностью.
12
Затем, как это со мной бывает, я внезапно на все плюнул, сосканировал свой дом в тысячу этажей и выслал на почту организаторов конкурса вместе с заполненной анкетой. Буквально в последний день. Мне нечего было рассказать им о пространстве, мире, людях. В разделе тематического блока я агрессивно вбил «Антипространство и я». Пускай трактуют как хотят. Искусство становится таковым в глазах интерпретатора.
Я знал, что Кэнон и Никон приготовили огромную фотосессию с участием друг друга на тему «Я и Другой». По-моему, они просто не хотели фотографировать кого-то кроме себя или наш страшный индустриальный город. Мельком слышал, что они арендовали для этого студию и какие-то костюмы.
Майк ничего не отправил. Сказал, что его треки — неформат. На это Ян тут же ехидно сообщил, что неформат — это лузерское оправдание. Непонятно, с чего ему было встревать, ведь он даже из пластилина ничего не слепил — но это же Ян.
И никто в классе не знал, что я тоже отправил себя на суд.
13
Затем случилось событие, которое на мгновение вырвало меня из моей унизительной чахотки по Элене.
Я получил письмо по электронной почте. От человека, который умер.
Саша прислал мне ссылку, и я не знал, что делать. Буквы складывались в его имя. Электронный адрес просуществовал дольше, чем сам человек. И теперь, мне кажется, прилетел привет с того света.
«Вам оставили самоактивирующееся видеосообщение».
Ссылка была короткой и указывала на какой-то файловый хост. Я не стал включать антивирус и не стал удалять письмо.
Я щелкнул и был перенаправлен на страницу присланного мне файла.
Видео на таймере. Вот как говорят с покойниками: через высокие технологии.
Play.
«Эй, Серый…» — на меня уставилось лицо, раздробленное на пиксели паршивым качеством дешевой веб-камеры.
Белые перистые волосы, неуверенная дрожь губ, как у ребенка, который боится улыбаться.
«Я тут тебе видео записал. Все будет как в плохом ужастике. Раз ты его смотришь, я уже умер».
Я в онемении смотрел на Сашу и отсчитывал про себя секунды до окончания записи.
«Как ты? Да ладно, не отвечай. Я записываю это за день до смерти. Специально для тебя. Знаешь, почему я поставил таймер отправки видео именно на пятнадцатое февраля? В этот день ты отмазал меня от хулиганов. И тогда мне показалось, что у меня есть друг. Я решил отправить это через год, к окончанию школы, когда весь этот кошмар будет подходить к концу. Хочу тебе сказать… что знаю: ты будешь часто задавать себе вопрос, почему я это сделал. Ты же постоянно задаешь вопросы: о мире, людях, даже обо мне».
Забей. Ты тут ни при чем. Да и никто другой.
«Просто…»
Бледные пятна ширятся по экрану. Блики. Ты поставил камеру против солнца, балбес.
«Не вышло у меня. Но ты сможешь. Хотя ты такой же, как я. Так мы и заобщались. Я чувствовал, что мы с тобой смотрим на мир, словно сидя на дне черной ямы. Только я решил в ней остаться. Мне тут… удобнее. А ты вылезай. Я горжусь, что мне удалось подружиться с тобой. Ты сопротивлялся яме, даже когда порол страшную пессимистичную чернуху. Поэтому ты не облажаешься. Со мной все будет нормально. Я это почему-то чувствую. Пока, Серый…»
Ничего не видно. Радужные круги. Чей-то облик по ту сторону экрана. Рябит. Исчезает. Конец записи.
Пальцы еле двигаются. Видео пропало. Страница обновляется. Файл сам себя уничтожил. Высокие технологии.
Мне нечего добавить.
Я хоть что-то узнал. Эти чертовы слова, которые ты мне отправил из прошлого в будущее.
Слушай, Саша… Я тоже думаю, что у тебя все хорошо. Я видел сон про мальчиков с картины Симберга, которые несли ангела. Ты был одним из них. А раз ты в той реальности, то ты в безопасности. Записывая видео, ты еще не знал об этом.
Но теперь я знаю.
14
Двадцать пятого февраля классная сказала, что после обеда в холле вывесят список победителей.
— Так быстро?! — завопила Кэнон.
Никон побелел и напрягся.
Остальным было глубоко по барабану. Кто-то пошутил, что талантов у нас так мало, что принять решение не составило труда.
Я понятия не имел, сколько человек из школы подало и сколько попало в этот список. Знал только про наш класс, но мне почему-то стало до жути страшно.
— Это будем мы, не волнуйся, — слышал я тихий шепот наших фотографов, которые сидели через парту. — Никто не делал профессиональные снимки в студии и с гримерами. Все остальные работы будут просто самоделкой на уроке труда…
— Ой, боюсь… Хочу, чтобы мы были в Берлине.
Классная сердито сделала им замечание, и они замолчали.
До конца занятий я сидел, дырявя глазами наручные часы. Всегда казалось, что в школе они специально идут медленно, а может, вообще ломаются. А из-за того, что меня вызвали отвечать на истории, я вообще забыл про конкурс.
Но о нем напомнили Кэнон и Никон, стремглав вылетев после последнего урока в коридор, как первоклассники, несущиеся в столовую. Я шел следом, старательно отставая. По-прежнему не хотелось показывать свою причастность и тем более заинтересованность.
У стенда с объявлениями уже стояла маленькая толпа. Среди них мелькнула рыжая башка Яна, который всюду пролезал без масла.
«Какой короткий список!» — с ужасом подумал я, глядя на висящую в одиночестве бумажку.
Там было всего двое. Девочка из другой школы, сделавшая видео, и я со своим антипространством. Вокруг стоял разочарованный гул. Мне же казалось, что у меня обман зрения.
— Ну она-то понятно: на курсы видеомонтажа ходила, про нее весь YouTube знает. Но ты с какого бока, а? — вкрадчиво раздался чей-то гнусавый голос.
Ян подошел ко мне вплотную, выглядя не на шутку заинтересованным.
— Не знаю. Наверное, я — просто интересная личность, — соскочило с языка.
Кэнон плакала, а Никон рассерженно писал кому-то сообщение. Оба посмотрели на меня исподлобья, как на врага народа, и мне захотелось провалиться под землю.
Но факт оставался фактом.
Антипространство выжило. Им был дом в тысячу этажей. Моя конструкция из смыслов, теорий и образов, обретших единую структуру.
Холл опустел. Только около лестницы сновали младшеклассники. У кого-то отняли шапку, и начиналась маленькая битва… Я продолжал смотреть на список, не ощущая триумфа. Но это был какой-то важный пункт, как щелчок замка. Еще один щелчок — и дверь откроется…
После обеда я вышел в заснеженный двор и задумался, чего бы я хотел. Можно пойти к Дэну на баскетбол и смотреть, как он орет на всех и бегает с мячом. Я дождался бы его, и в девять часов вечера мы уже оба никакие пошли бы травить себя фастфудом. Я мог бы сходить в кино, порисовать дома.
Но я понял совершенно отчетливо, словно мороз отсек все лишнее: надо увидеть Элену, рассказать ей про Сашино прощание и про все, что со мной происходит. Мне хотелось обнять самого себя, настолько ощущение ее нехватки напоминало физическую боль. Ее не хватало. Она саднила, как рана.
Через пару дней наступал март, и обещали сразу же бешеное потепление.
«Скоро все закончится», — подумал я и так и не понял, к чему это.
Некоторые мысли — как предчувствие.
15
В подъезде дома Элены было тихо и тепло. Тишина нарастала с каждой новой ступенькой. Здесь начинался переход в другую реальность. Я знал эти ощущения наизусть и все это время безумно скучал: по моменту восхождения, по ее двери. Это был и мой мир…
Палец уверенно нажал на звонок. Было одиннадцать часов дня, суббота. Все традиции воскрешались. Ее могло и не быть дома, учитывая, что она занятая и всеми востребованная. Но палец все жал и жал, и даже спустя пять минут я был уверен: она там. Я чувствовал ее сквозь стены.
Раздались шаги. Сначала всегда слышались шаги… А потом она появлялась в потоке света из окна гостиной.
…И она появилась в потоке света в длинном шелковом халате. Волосы небрежно встрепаны. Лицо выглядело слегка заспанным.
— Сергей? — прозвучало неожиданно хрипло. — Ты?
— Я.
Мы стояли на пороге, таращась друг на друга в недоумении. Элена всегда умудрялась оставлять между нами дистанцию, преодолеть которую мне не хватало сил.
— Ну заходи, раз пришел. — И она размашисто открыла дверь слишком широко.
На весь подъезд раздался металлический хлопок.
Неловкой походкой Элена устремилась в гостиную, слегка проводя по стенам пальцами. Я следовал за ней, будучи, как всегда, ведомым.
— Извини, если рано. Но мы обычно встречались в одиннадцать.
— Что, порисовать приспичило? — спросила она, присаживаясь на подоконник и закуривая.
Из запа́ха халата выскользнула бледная худая нога, но ей было все равно. В квартире что-то изменилось. На баре стояла гора грязной посуды и недопитая бутылка вина. По полу перекатывались какие-то конфеты типа M&M’s. Я наступил на одну, и та с хрустом превратилась под моей стопой в порошок.
Элена равнодушно наблюдала за мной, сидя на своем месте. Дым от сигареты полз вдоль ее лица, в котором что-то было не так. В нем сквозила странная пустота, она словно просвечивала…
— Элена… все в порядке у тебя?
— В полном, — довольно громко сказала она.
— Похоже, у тебя вчера была вечеринка…
— Наблюдательный какой, — ухмыльнулась она, прикусив сигарету зубами.
Мальчики с картины Симберга смотрели на нас с укоризной. У меня возникло странное предчувствие, что я вижу их в последний раз. Ну что за бред… Мы еще увидимся с Эленой. Мы — друзья, а друзья не могут так просто исчезнуть.