…Ирена так обессилела, что подкосились ноги, — пришлось опереться о балконные перила. Внизу, у подъезда, маленький Пётровский лежал на спине, раскинув ручки и закрыв глаза. Стефанек Осипович озабоченно склонился над ним.
— Ты чего лежишь, лучше встань…
— Нет! — твердо ответил Вацек.
— А чего ты?
— Я Иисус.
— Ты Иисус?
— А ты ангел! Нагнись, я же на кресте вишу.
С лестничной площадки донесся тонюсенький голосок высунувшейся из окна, похожей на розовый цветочек, Терески:
— Мальчики, вы что делаете?
— Я Иисус! — откликнулся снизу Вацек, приоткрыв один глаз. — Иди к нам!
Опершись ручонками о жесть карниза, Тереска наклонилась так низко, что темная прядка волос упала ей на глаза. Она хотела откинуть волосы, но тут ладошка ее соскользнула с жести, девочка потеряла равновесие и полетела вниз. Она крикнула коротко, душераздирающе.
Первой во двор выбежала Пётровская. Увидев лежавшую на земле девочку, она схватилась за голову.
— Матерь Божья! — крикнула она трубным голосом. — Что тут случилось? Господи Иисусе!
Вацек, вскочив на ноги, орал как оглашенный. А маленький Осипович так оцепенел со страху, что совсем лишился дара речи.
— Тереска убилась, Тереска убилась! — отчаянно выл Вацек, топоча и затыкая уши пальцами.
Пётровский, который тоже поспешил во двор, подошел к неподвижно лежавшей на песке девочке и хотел нагнуться к ней. Но Пётровская оттолкнула его.
— Вон отсюда, мерзавец! — рявкнула она. — Ребенок — это святое!
Он пожал плечами и отошел в сторону. Тем временем почти все жильцы, всполошенные воплями Вацека, начали сбегаться вниз. Сперва появились супруги Осиповичи, потом Владек; спустя минуту во двор сошел и Замойский в домашней куртке и шлепанцах. Из окон соседнего дома тоже стали выглядывать люди. Двое мальчишек — один с самокатом, другой с деревянным ружьем — прибежали с улицы на место происшествия. Пробились поближе.
— Глянь-ка! — толкнул мальчишка с самокатом своего товарища. — Убилась.
Тот, потрясенный, кивнул головой. Глаза десятилетнего парнишки лихорадочно горели. Высунув язык, чтобы лучше разглядеть, он левой рукой почесывал исцарапанную ногу.
— Ну-ка, чтобы духа вашего тут не было! — возмутилась Пётровская. — Вас только не хватало!
Они отбежали и стали чуть в сторонке. Владек с Осиповичем, опустившись на колени, перевернули Тереску на спину. Бледная, как полотно, неподвижная, с закрытыми глазами, она и в самом деле казалась мертвой.
— Ну как? — на цыпочках подошел к ним Замойский.
Осипович приложил ухо к сердцу Терески. Минуту слушал.
— Жива! Кажется, ничего страшного. Просто в обмороке.
— Надо за доктором послать, — посоветовал Замойский.
Пётровская втиснулась меж ними.
— Ну что? Жива? Жива?
И тут она заметила Ирену, которая стояла на балконе, обеими руками схватившись за перила. Набрякшее лицо Пётровской вспыхнуло огнем.
— Жидовка! — крикнула она, подняв руку. — Это из-за нее несчастье!
Взгляды всех обратились в сторону балкона. Замойский побледнел и закусил губу. Тревожный шорох пробежал среди собравшихся. Только Пётровский стоял в стороне, едва заметно усмехаясь.
— Пани Пётровская… — шепнул Осипович.
— Жидовка! — с ненавистью завопила та.
Только теперь Ирена скрылась в комнате. Но ее исчезновение еще больше взбесило Пётровскую. Растолкав стоявших поблизости, шелестя шелком тесного своего платья, она как фурия бросилась на лестницу и в момент оказалась на втором этаже.
— Откройте! — принялась она дубасить в дверь кулаками. — Откройте немедленно!
Минуту Ирена стояла посреди комнаты, заткнув уши руками. Она дрожала, вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица. Инстинктивно оглянулась, ища, куда бы спрятаться. В дверь стучали все громче, все настырнее.
— Откройте! — истерически хрипела Пётровская. Дальше выносить этот крик Ирена была не в состоянии. Вся дрожа, с побелевшими губами, она выбежала в прихожую.
Пётровская выглядела страшно: красная, растерзанная, с пеной на губах.
— Что вы, что вы? — пролепетала Ирена
— А то! — истошно взвизгнула Пётровская и, схватив Ирену за руку, потащила ее вниз по лестнице. Только на первом этаже Ирена попыталась было вырваться. Но Пётровская с силой дернула ее и вытолкнула во двор, к толпе.
Ирена отсутствующим взглядом оглядела стоявших. Тереску держал на руках Осипович. Все были смущены, прятали от нее глаза. Последним она увидела Пётровского. Сунув руки в карманы, он смотрел на нее, слегка откинувшись назад и прищурив глаза, с наглой, издевательской усмешкой.
Петровская тяжело дышала.
— А ну! — махнула она рукой в сторону Ирены. — Двигай отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было!
По другую сторону проволочной сетки забора столпились жильцы соседнего дома.
— Глянь! — толкнул товарища мальчишка с самокатом. — Еврейку поймали.
Тот кивнул головой. Он все почесывал свою ногу. Остальные молчали. Даже Вацек перестал реветь.
— Пани Пётровская, нельзя же так… — шепнула пани Осипович, держа за руку все еще немого Стефанека.
Та обернулась к ней и дерзко подбоченилась.
— Чего это нельзя? — вызывающе ответила она — Может, она откажется, что не жидовка, мол? Пусть-ка откажется! Ну-ка, — двинулась она на стоявшую неподвижно Ирену. — Только посмей отказаться!
Ирене почудилось, что та хочет ее ударить.
— Не смейте ко мне прикасаться! — выдохнула она. Пётровская презрительно рассмеялась.
— Да кто станет тебя трогать? — Она огляделась вокруг и, чувствуя свое превосходство, повелительно крикнула:
— Ну, пошевеливайся! В гетто свое возвращайся, там найди себе Сруля! Ну!..
— Пани Пётровская… — снова начала было жена Осиповича.
Но та вскипела злобой.
— Ну! Ясно тебе? Вон отсюда!
В этот момент Тереска шевельнулась на руках тощего Осиповича. Открыла глаза.
— Где мамочка? — сказала она шепотом.
— Приедет, — склонился он к ней, — сейчас мамочка приедет.
— А Влодек?
— И Влодек приедет.
Ирена стояла все так же не двигаясь среди избегавших смотреть на нее людей, сердце ее, как живой кусок плоти, пульсировало в горле. И вдруг она почувствовала, как на нее нахлынула слепая, бурлящая ненависть. Она гордо выпрямилась.
— Хорошо, я уйду! — сказала она неестественно громко и, уверенная теперь в своем превосходстве, глянула в глаза Пётровской. — Но твой щенок пусть поломает себе руки и ноги…
Пётровская побледнела, открыла рот, но растерялась и не нашлась, что сказать. Только прижала к себе Вацека и заслонила ему лицо руками.
Ирена взглянула на окружавшие ее смущенные, ставшие вдруг испуганными лица. И почувствовала радость — обжигающую, злобную.
— А вы все, чтоб вы сдохли, как собаки! — выплеснула она из себя мстительно, не сознавая, какие произносит слова. — Чтобы вас огнем выжгли, как нас! Чтобы всех вас перестреляли, перебили…
Она вдруг повернулась и в наступившей вдруг мертвой тишине медленно пошла к выходу. Отворила калитку, перешла наискосок улицу и направилась дальше по тротуару ровным, спокойным шагом. И только свернув в боковую улочку, когда никто из дома уже не мог ее видеть, пошла быстрее. Потом побежала.
Вскоре она была уже на трамвайной остановке, там вскочила в отъезжавший вагон. Он был почти пуст. Мало кто в столь поздний час, да еще в Страстную пятницу, ехал в город. Вдалеке грохотала канонада, и кровавое зарево пылало над гетто средь клубов черного дыма.
(1945)
Юлия ВинерПережить войну на арийских документах
пережить войну на арийских документах
всегда помнить, что ты еврей
всегда помнить, что ты н е еврей
не носить старой грязной одежды и следить за ногтями и зубами
ведь известно, что евреи неряшливы и скверно пахнут
не носить новой нарядной одежды
евреи болезненно чистоплотны и любят модно одеваться
не носить бороды
большая борода отличительный признак еврея
не ходить гладко выбритым
сразу увидят еврея только что сбрившего бороду и пейсы
не быть слишком худым
по худобе узнают еврея бежавшего из гетто
не быть слишком толстым
ведь известно что еврей жиреет чужими трудами
не разговаривать громко
ибо евреи назойливы и крикливы
не разговаривать тихо
ибо евреи принижены и трусливы
не улыбаться и не смеяться
ведь известно что еврей радуется чужим неудачам
не вздыхать не жаловаться и не плакать
ведь еврей вечно недоволен и несчастен
не отводить взгляда при встрече с незнакомым человеком
ведь известно что у еврея нечистая совесть
никогда никому не смотреть прямо в глаза
ведь известно что евреи наглы и бесцеремонны
никогда никому ничего не предлагать
ведь еврей лицемерен и чрезмерно услужлив
никогда ничего ни у кого не просить
еврей вечно что-нибудь клянчит
говорить без еврейского акцента
еврей всегда говорит с акцентом
не говорить слишком чисто на местном языке
евреи замечательно подражают чужим языкам
не заботиться чрезмерно о жене и детях
все евреи образцовые мужья и отцы
никогда не приближаться к посторонней женщине
все евреи сластолюбивы и развратны
не искать приличной работы
еврей всегда норовит пристроиться на теплое местечко
не искать черной работы
белые руки сразу выдадут еврея
не сидеть без дела
евреи ведь известные лентяи и паразиты
не заводить своего дела
все евреи ловкачи торгаши и спекулянты
не вступать с людьми в разговоры