…Знакомый индус сказал мне однажды: «Память говорит, что нацисты убили столько-то евреев и что потом, после всего этого, город был разрушен американцами. Преступление и наказание. Затем приходит история и говорит: в годы великой войны были убиты столько-то евреев и столько-то немцев. Тут уже есть баланс, есть равенство между преследователями и преследуемыми. А история более отдаленная, та, что должна охватить многие войны и многие поколения, скажет: в середине двадцатого века была великая война, и в ней было убито столько-то человек, да, люди убивали друг друга. А потом придет археология и установит, что в начале третьего или в конце второго тысячелетия была великая катастрофа и великий пожар. Свидетельством тому послужит черный слой и сохранившиеся кое-где обломки железных орудий. Как видно, город был отстроен заново».
Таковы были слова индуса. Я обернулся назад, чтобы еще раз увидеть ворота городского сада. Они были открыты настежь. Когда они закроются за мной, я вдруг пойму, что маленькая Рут заключена во мне, в саду детства, между фонтанами смерти и лужайками кремации, под облаками, одно из которых принадлежит ей, поскольку поднялось дымком от ее сожженного тела…
(1963)
Дан ПагисОпечатанный вагон
Европа, поздноПеревод с иврита Зои Копельман
В небесах веют скрипки
И парит канотье. Простите, сударыня, год который?
Тридцать девять с лишком,
Еще в общем-то рано.
Можно выключить радио,
Вот, знакомьтесь: морской ветерок, живое дыханье аллеи,
Прихотлив и проказлив,
Кружит колокол платьев, ритм выбивает
по газетам тревожным: танго, танго!
И сад городской напевает…
Мадам, целую вашу руку,
она нежна, бела, как будто
перчатки ласковый сафьян.
Всё встанет на свои места —
да, да, в мечтах.
О, не волнуйтесь так, мадам,
здесь никогда того не будет,
вы убедитесь в том сама,
здесь никогда
Написано карандашом в опечатанном вагонеПеревод Гали-Даны Зингер
Здесь в этом транспорте
я Ева
с сыном Авелем
если увидите моего старшего
Каина сына Адама
передайте ему что мама
На поверкеПеревод Зои Копельман
Он стоит, притоптывая сапогами,
потирает руки: зябко ему на раннем ветру,
ангел прилежный, он честно трудился и чином повышен.
Вдруг ему показалось, что он обсчитался: он весь очи[101]
и снова и снова сверяет в открытом блокноте
в ожиданье квадратом стоящих людей,
в сердце лагеря лагерь второй: только я
я не тут, меня нет, я ошибка,
я гашу поскорее глаза, свою тень я стираю.
Не берите меня в расчет, пожалуйста, пусть уж счет сойдется
без меня: здесь навсегда.
СвидетельствоПеревод Гали-Даны Зингер
Нет, нет, они, без сомненья были людьми:
мундир, сапоги.
Как объяснить: они были созданы по образу и подобию.
А я был тенью.
У меня был другой создатель.
И он в своей милости не оставил мне ничего, что умрет.
И я убежал к нему, поднялся легко, без стесненья, синий,
примиренный, и говорил: примите мои извиненья.
Дым к всемогущему дыму
без образа и без тела.
Еще одно свидетельствоПеревод Зои Копельман
Ты первый и Ты остаешься последним,
сокроется ли от Тебя тяжба меж судом и судом,
меж кровью и кровью,
внемли на суде моему сердцу ожесточенному, зри мою бедность[102].
Твои вспомогатели, Михаэль, Гавриэль,
стоят и дают показанья,
уверяя, что Ты сказал: «Сделаем человека»,
а они отвечали «Амен».
Наставление при незаконном переходе границыПеревод Зои Копельман
Вымышленный человек, езжайте. Вот паспорт.
Вам запрещено помнить.
Вы должны соответствовать во всех деталях:
теперь ваши глаза синие.
Не вздумайте бежать вместе с искрами
из трубы паровоза:
вы человек и сидите в вагоне. Сядьте свободно.
Вот ведь — пальто приличное, тело в исправности
и новое имя готово у вас на устах.
Езжайте, езжайте. Вам запрещено забывать.
Набросок соглашения о перемирииПеревод с иврита Зои Копельман
Будет, будет вам, господа, кричащие, как всегда: беда,
докучные чудотворцы,
тихо!
Всё вернется на свои места,
по порядку, по пунктам.
Вопль — в глотку.
Золотые зубы — в десны.
Страх.
Дым — в жестяные трубы и далее, внутрь,
в полость костей,
и вот уже кожный покров, и жилы, и будете жить,
еще будете жить-поживать,
сидеть в гостиной, читать вечерний выпуск газеты.
Вот же вы! Всё в свое время.
А касательно желтой звезды: ее срежут немедленно
с вашей груди
и вышлют
в небо.
(1970)
Натан Зах«Мой портной — противник разлук…»Перевод с иврита Зои Копельман
Мой портной — противник разлук.
Оттого-то, — так он сказал мне, — он никуда не поедет, не хочет
расставаться с единственной дочкой. Он решительно
против разлук.
Однажды расстался с женой и больше
уж с ней не встречался (Освенцим). Оставил
своих трех сестер и тоже
их больше не видел (Бухенвальд). Однажды
расстался с мамой (отец его дожил
до старости). И теперь он —
противник разлук.
В Берлине он был
дружен с моим отцом. Они вместе
нередко кутили в прежнем Берлине. Безвозвратно прошла —
будь она проклята! — та пора.
Уж теперь-то он никуда не поедет.
Он решительно (мой отец тем временем умер)
против разлук.
Дэнис КевансПацифистПеревод с английского А. Седыха
Один пришел я в Равенсбрюк,
Где ад недавно был,
И взял молитвенник с собой
И четки не забыл.
И день и ночь молился я
За погребенных тут,
За тех, чей прах ни сын, ни брат
Вовеки не найдут.
Бог весть, лежит во рву француз,
Поляк или еврей,
Я все могилы окропил,
Как добрый иерей.
А после к ангелам воззвал:
Уймите Сатану,
«Когда б не он, не стал бы Бог
Благословлять войну!»
Но пеплом, кровью и золой
Ответил Равенсбрюк:
«Не слышит Бог, но ты кричи —
Ведь люди есть вокруг!»
Александр РозенфельдНад ВислойПеревод с польского Юлии Винер
«у раввина дочки умницы…»
у раввина дочки умницы у раввина дочки красавицы
очень умны очень хороши их втащили за косы
прямо в небо без крыльев без волос и без мяса на костях
и новые молитвы понеслись к эсэсовскому господу богу
дитя мое майн кинд деточка моя мой ребенок
моя дочка хороша моя дочка умна
хороша и умна как дочка раввина
ах мазлтов всяческого вам счастья
сегодня день свадьбы а у нас только в будни
черствеют души как буханки старого хлеба
ах мазалтов мазлтов радости вам и удачи
молодой жених утирает невесте слезы это просто дождик
пополам со смехом добрый боженька забрал к себе в небо
всех молодых евреев и молодых евреек
и там под балдахином добрые ангелы поют им
свадебную песню ах мазлтов мазлтов а потом такая мука
и так трудно понять все юные супружеские пары
были загнаны в печи добрый боженька пел своим овечкам
ах мазлтов ах мазлтов радости вам и счастья
вы не кланяетесь печным трубам почему же
вы не кланяетесь трубам это просто кирпичи кирпичи вы говорите
но ведь там живут птицы это наши
отцы наши матери
«на земле есть два только места…»
на земле есть два только места
где так страстно поклоняются Богу
над Вислой и над Иорданом
два храма устремляются к небу
тот что в Гнезно
и та стена из камня в Иерусалиме
у которой евреи плачут
на земле есть только два народа
так нерасторжимо связанных с небом
так неумолимо обреченных геенне
любящих и ненавидящих с равной силой
………………………………
неприятель окружает оба народа
и если б не хранило их око Божье
давно бы враг поглотил их земли
а людей их отдал диким зверям на съеденье
………………………………
на земле есть два только места
где люди должны поклоняться Богу
над Вислой за то что не сгинули без остатка
над Иорданом за то что восстали из мертвых
………………………………
о Израиль о Польша
нет кроме вас на земле иного места
куда душа моя рвется прочь из тела
и двух других городов таких нету
столь схожих судьбами столь возвышенных верой
Иерусалим и Варшава
………………
вера меня захватила в плен
я теперь сам себе не хозяин
каждый предмет изучаю прилежно — ищу знака
здесь у Бога лицо человечье