оворя, две книги в год только мешают друг другу. На них не пишут рецензий, потому что все же знают, что новые книги Пратчетта есть всегда. Это биографическая константа. Если выпускать по две книги в год, выпадают напряженные месяцы, когда книг бывает по три разом. Одну я начинаю, вторую вычитываю и редактирую (теперь еще и в двух странах разом), а с третьей нужно ехать в тур. Это как жонглировать. Если что-то пойдет не так, всё рухнет. И я вдруг понял, что не должен этого делать. Хотя бы не каждый год. Через пару дней после выхода книги читатели – благослови их Господь – спрашивают: «А что там дальше по плану?» Нет никакого плана. Есть только я.
Детские книги я буду писать и дальше. Они занимают столько же времени, сколько взрослые, но они хороши, а смена работы – это почти отдых. Почти. Я задумал еще две книги о Тиффани Болен.
Плоский мир тоже никуда не девается. Я начал писать детские книги о Плоском мире и для того, чтобы поиграть на другой площадке, потому что «взрослый» Плоский мир заполнен до краев. Жизнь у матушки Ветровоск причудливая, но длинная (кажется, магия продлевает жизнь; нет никаких данных о том, что ее бабушка уже умерла), а вот Ваймсу уже пора на покой. Сколько масштабных перемен готовы вытерпеть читатели? Да черт с ними, а сколько готов вытерпеть я? Другой правитель в Анк-Морпорке? Другой командор Стражи? Другой ректор Незримого университета? Мне кажется, что некоторые призраки просто так не сдадутся.
К счастью, в Плоском мире время течет медленнее, чем в нашем. Но в «Держи марку!» уже появятся совершенно новые главные герои, потому что они нужны для сюжета. Следующая книга, у которой пока есть только рабочее название (и я его никому не скажу, пока «Амазон» не начнет принимать на нее предварительные заказы), будет о Страже. Пока она кажется мне довольно неплохой. А будущее застлано таинственным туманом, в котором может скрываться что угодно.
Есть еще и фанаты, которые пишут мне письма и зовут на свадьбы. Без их постоянных вопросов и советов я бы не понял, что́ я делаю не так. Они знают, когда шутку надо воспринять всерьез и сделать ее не совсем шуткой.
Но что такое типичный фанат? Можно ли его узнать? Некоторые это умеют. Если вы имеете обыкновение стоять в очередях за автографом, в следующий раз внимательно проследите за фотографом из местной газеты, который войдет в магазин. Он точно будет искать легендарного Типичного фаната Терри Пратчетта. Смотрите, как он мечется туда-сюда, проходит мимо людей в костюмах, мимо тех, кто похож на чьих-то родителей, мимо людей, которые явно выбежали сюда в обеденный перерыв. Что же это? Триста человек в очереди и ни один не надел остроконечной шляпы?
Как сказал один озадаченный охранник, три часа наблюдавший за толпой, которая любезно воздержалась от вполне ожидаемых, но странных поступков, «они все такие… нормальные!».
Я ответил: «Что вы, всё не так плохо».
Было весело. И сейчас весело. Пусть так будет и дальше.
Спасибо.
Кевины
Журнал Author, зима 1993 года
В те золотые деньки, когда я только начинал писать, Лин, моя жена, приносила мне второй завтрак в кабинет. А вместе с ним – рукописи и кучу писем…
Жена звала их Кевинами. Это нечестно. На самом деле просто… ну… однажды мне разом пришло три письма от мальчиков по имени Кевин, она написала на маленькой папке «Кевины», и имя прижилось.
И теперь, раз в неделю или когда мне становится стыдно, я пишу Кевинам ответ. Многие Кевины женщины. Иногда даже бабушки. Я никогда их не считал. Знаю только, что каждый год пишу примерно двести тысяч слов писем. Два романа по объему. В основном это письма Кевинам.
Об этом никогда не говорят в книгах с названиями типа «Как стать писателем». Каждый день находите время писать… это правда. Пишите только на одной стороне листа… и это тоже. Но разве там рассказано, что делать с тридцатью одинаковыми формами 5А? Нет. Или как ответить человеку, который утверждает, что вы украли его идеи с помощью лазерных лучей, прежде чем он успел их использовать? Нет. И уж точно там не сказано, что иногда приходится покупать путеводитель по Новой Зеландии, чтобы расшифровать корявый обратный адрес (с британскими названиями вроде Нью-каракули-на-Тайне обычно можно справиться, но почти любое место в Новой Зеландии, если это не Окленд и не Веллингтон, называется Рангивангичтототам или как-то похоже).
Кажется, это всё принято называть письмами от фанатов. Поскольку я жанровый автор, мои читатели считают, что я им принадлежу, в большей мере, чем, например, читатели Мартина Эмиса. Как сказал один рецензент, я служу «уютным проводником мнений между читателями и писателями». (Это он в плохом смысле – он работал в «Сандей таймс»).
Так что они не стесняются просить о новых книгах с любимыми героями («Дорогой сэр Артур, а почему бы не вернуть Шерлока Холмса, чтобы он выследил Джека Потрошителя?..»). Или об автографах. О фотографиях с подписью (это меня бесит. Кому какое дело, как выглядит писатель? Вы прочитали захватывающую книгу, которая оставила в вашем мозгу раскаленные добела образы, а потом вы смотрите на обложку – а там лысый коротышка с трубкой).
Почему люди пишут авторам? Полевые исследования позволяют предположить, что многие из них тоже пишут и хотят получить подробную инструкцию о путешествии к Святому Граалю. У нас часто спрашивают: «А как вы опубликовались?», явно подозревая, что недостаточно написать хорошую книгу и рассылать ее издателям, пока кто-то ее не возьмет. Они хотят знать Тайну. Я бы тоже хотел ее знать.
Часто спрашивают: «А откуда вы берете идеи?» Я так и не придумал удовлетворительного ответа. «Со склада в Кройтоне» тянет разве что на смешной. Потом приходится думать.
Иногда нам пишут, чтобы нас подбодрить. Например, одна библиотекарша написала мне следующее: «Чудесно, что юным читателям нравятся ваши тексты. С их помощью мы заманиваем детей в библиотеки и приучаем к настоящей литературе».
А порой нас ругают. Учительница жаловалась на то, что восьмидесятилетняя сельская ведьма, которая никогда не ходила в школу, пишет с ошибками («Дорогой мистер Диккенс, подумайте, что можно сделать с речью Сэма Уэллера…»). С другой стороны, я имел очень интересную переписку с одним французским академиком о правильном употреблении слова «крен» в современном языке.
А молодежь, которая сдает экзамены на аттестат зрелости, не стесняется писать так (читать единым духом): «Дорогой мистер Пратчетт я прочитал все ваши книги вы мой любимый автор я делаю проект о ваших книгах ответьте пожалуйста на эти четыреста вопросов к пятнице потому что мне сдавать работу в понедельник».
Я обхожусь с этим так: выбираю двадцать самых интересных вопросов и распечатываю на компьютере список вопросов и ответов, который обновляется примерно раз в месяц. Очень мелким шрифтом. Полагаю, что многие удовлетворительные оценки получены только путем тщательного списывания…
Письма от подростков узнать очень легко. Иногда в них нумерованы предложения, примерно так: «Мистер Пратчетт, я хочу стать писателем, когда закончу школу. Ответьте, пожалуйста: 1. Работаете ли вы в свободном графике? 2. Сколько вы зарабатываете?» Каждый год, с регулярностью прилета птиц с зимовки, кто-нибудь просит взять его на практику на неделю. Об этом я всегда думаю по-гардиански («В одна тысяча девятьсот девяносто третьем году мастер Пратчетт нанял его подмастерьем за один фартинг в неделю…»).
В письмах от читателей помладше появляется карандаш и мелки. Эти письма короткие, и на них я предпочитаю отвечать сразу. Часто в них бывают картинки. Все, кто когда-либо писал для детей, понимает, о чем я. Иногда там встречаются очень неловкие вопросы. И списки домашних питомцев. Кевины с другого конца шкалы часто начинают так: «Полагаю, вы редко получаете письма от семидесятипятилетних матрон…»
Вообще-то часто. Просто взрослые, которые читают меня, не всегда в этом признаются. Знаете эти статьи в литературных журналах, когда в конце года у знаменитостей спрашивают, какие книги им понравились в этом году. Понятно, что все они читали Джоанну Троллоп, Тома Клэнси и Джилли Купер, но они делают постные лица и припоминают пять «серьезных» романов.
Статистически значимое число моих корреспондентов желает сообщить, что они встретили человека, читающего мою книгу, на отдаленном греческом острове. Разумеется, это может оказаться один и тот же человек.
В письмах много общего: почти все сомневаются, что автор их прочитает, а тем более ответит. Такое письмо – подвиг веры. Это почти то же самое, что запечатать послание в бутылку и отпустить на волю волн. Но…
Когда я был юн, я написал письмо Дж. Р. Р. Толкину, который тогда только становился бессовестно знаменитым. Я полагал, что меня очень впечатлила книга «Кузнец из Большого Вуттона». Думаю, что мое письмо стало одним из сотен или тысяч писем, которые он получал каждую неделю. Но мне пришел ответ. Скорее всего, он был продиктован. Насколько мне известно, ответ был типовой. Но там была подпись.
Наверняка он получал мешки писем из каждой коммуны и университета в мире. От людей, чьи дети выросли и пытаются жить нормальной жизнью, называясь при этом Галадриэлью. Я написал совсем чуть-чуть. Без вопросов под номерами. Я просто сказал, что мне очень понравилась книга. И он меня поблагодарил.
На одно мгновение между нами состоялся самый простой и драгоценный вид человеческого диалога: ты реален, а значит, и я тоже.
Подумав об этом, я постарался убедить себя, что почта – это не досадная помеха, а необходимое эхо писательства. Часть процесса. Своеобразное послепродажное обслуживание. Конечно, бывают и очень странные письма, но редко. А иногда почерк подводит. Порой читателям, которые хотят вступить в длительную переписку, приходится отказывать, потому что Господь неосмотрительно создал всего двадцать четыре часа в сутках. Но если не считать таких случаев, все рано или поздно получают ответ… надеюсь. Это часть процесса. Осталось только понять, о каком процессе идет речь.