Представьте себе это торжественное шествие детей… вверх – прыжок – шлеп ш-ш-ш-ш или прыжок – паника а-а-а-а-а.
Как вы понимаете, в те дни нам приходилось развлекать себя самостоятельно.
Лучший ученик
К шестидесятилетию Холтспурской школы (1951–2011), 2011 год
Я не любил начальную школу. Я поступил в нее позже других. Не то чтобы я был тупицей, но всё же относился скорее к козлищам, чем к агнцам. Х. В. Тейм, наш директор, очевидно, верил, что способен на глаз определить, в какую среднюю школу попадет тот или иной шестилетний мальчик или девочка – и поскольку я был козлищем, определил меня в неудачники. Моя мама не собиралась этого терпеть и сделала то, что делают многие матери, – нашла учителя, который бы мне помог.
Я помню день объявления результатов экзамена «11+», когда Х. В. Тейм ходил по классу и рассказывал, куда мы денемся дальше. Когда я вылез из-за парты и вышел из класса, чтобы рассказать о результатах родителям, повисла тишина. Я оказался единственным козлищем среди сдавших экзамен.
Х. В. Тейму посвящена книга «Избран в шесть лет», но если бы моя мама была учительницей, она бы тоже стала директором.
Разумеется, я помню директора своей начальной школы, Х. В. Тейма, огромнейшего человека. Миль шесть ростом, как я сейчас припоминаю. Он первым ввел половое просвещение для учеников старших начальных классов, и я отлично помню, как в одиннадцать лет возвращался домой после его урока, который мы все ожидали с тревогой и волнением. Я шел домой, пинал осенние листья и взвешивал в голове вероятности и возможности. К большой своей радости, я решил, что он, очевидно, не прав.
Честно говоря, я вспоминаю Холтспурскую школу не слишком тепло, но, возможно, дело в том, что я был идеальным воплощением раздолбая и мечтателя. По счастливой случайности я выжил, а талант к мечтам, как я обнаружил впоследствии, может приносить неплохие плоды, если взять его под контроль. То, что нас не убивает, делает нас сильнее. На самом деле это была довольно приличная школа. Со временем ты сам начинаешь выбирать, через какие очки рассматривать свои воспоминания, в зависимости от настроения.
Я помню пантомимы, которые Х. В. Тейм писал и в постановке которых порой участвовал – обычно если требовался великан. Потом, уже взрослым, я встретил его на каком-то мероприятии и удивился произошедшему чуду. Он был одного роста со мной. Это была школа. Если вам удалось выбраться из нее в относительно благодушном расположении духа, это уже плюс.
О Бабушке Пратчетт
«Вставная челюсть и курящая русалка»: знаменитости вспоминают странную и прекрасную правду о себе и своих бабушках и дедушках, 2004 год
Бабушка Пратчетт была очень миниатюрной, очень умной, малообразованной и курила самокрутки. Она тщательно потрошила окурки и складывала их в старую жестянку из-под табака, откуда и брала материал для новых сигареток, порой досыпая туда свежего табака. В детстве меня это очаровывало, потому что не надо быть математиком, чтобы понять, что могли существовать крошки табака, которые она курила несколько десятилетий подряд, а то и дольше.
Она говорила по-французски, потому что до Первой мировой войны уехала во Францию и нанялась в горничные. Дедушку Пратчетта она встретила случайно, ввязавшись в какую-то программу переписки с одинокими солдатами на фронте. Думаю, это был счастливый брак – в детстве бабушка и дедушка просто есть. Но мне кажется, что для нее было бы лучше, выйди она замуж за человека, любившего книги, потому что они были ее тайной страстью. У нее была одна драгоценная полка книг, сплошная классика. В двенадцать лет я начал делиться с ней научной фантастикой, которую она читала с удовольствием.
По крайней мере, так она говорила. С ней нельзя было быть уверенным ни в чем. Она была одним из умнейших людей в моей жизни. В другое время и в других обстоятельствах она бы управляла корпорациями.
Сказки о чудесах и порнографии
Noreascon Four: программа конвента WorldCon, 2004 год
То, что мы любим в юности, остается с нами навсегда. У меня так было, например, с астрономией. В тот день, когда мне диагностировали болезнь Альцгеймера, я как раз купил интересное новое приспособление для телескопа. Альцгеймер сильно действует на глаза – ты видишь, но иногда не видишь, потому что мозг не справляется с обработкой сигнала от глаз. Я могу это пережить, но читать мелкий шрифт стало сложно. А что до телескопа… ну, сидеть рядом и пить пиво, пока с телескопом возится Роб, тоже неплохо.
Я не чувствую, что со мной плохо обошлись. Я читал – господи, как я читал, – я везде складывал книги. Комиксы, с которых для меня всё началось, были дешевкой, но кое-какие из них дожили до сегодняшнего дня и до сих пор лежат где-то в моей библиотеке.
Так-так-так…
Мой первый «Ворлдкон» случился в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. В Лондоне, само собой. Только американцы и очень богатые люди (эти термины считались взаимозаменяемыми) в те дни летали через Атлантику. Почетным гостем был Брайан Олдисс, а на банкете выступал Артур Кларк. Свою жизнеутверждающую речь он проиллюстрировал гвоздем с «Мэйфлауэра» и кусочком тепловой защиты «Меркурия-Атласа-6» (кажется).
За завтраком Джеймс Блиш пожаловался мне на отсутствие вафель. Я был очень горд! Автор трилогии «Города в полете» выбрал именно меня, чтобы выразить недовольство скудным выбором блюд для завтрака в Британии.
В те дни они были гигантами. Или, по крайней мере, людьми значительно меня выше.
Но это было позже.
Началось всё, пожалуй, с комикса про Супермена, который другой мальчик дал мне как-то на каникулах. Мне было лет девять. К концу каникул я уже ходил, завязав красное полотенце на шее. Постоянно.
Вообще-то я всегда предпочитал Бэтмена. Почти все так делали. Если ты ешь брокколи и пьешь молоко, то теоретически можешь стать Бэтменом, когда вырастешь. А чтобы стать Суперменом, нужно родиться на другой планете. Мой друг Ниббси, большой фанат Супермена, считал, что можно стать почти Суперменом, если эта планета взорвется, а твоему отцу хватит ума заранее посадить тебя в космическую ракету. Он думал, что у меня неплохие шансы, потому что мой отец умел ковать. Боюсь, что эта теория оказалась несостоятельной.
В школе часто спорили, умеет ли Бэтмен летать. Мы считали, что нет, и были в меньшинстве. Поэтому нас били дети покрепче. Но, ха-ха-ха, мы зато не ломали ноги, выпрыгивая из окон. Кричать «Бэтмэ-э-э-э-э!» было явно недостаточно…
Подспудные течения всё равно искали выход. В Готэм-сити было слишком много ярких пятен и глупых сюжетов даже для девятилетнего. Примерно в это время в каждую пачку чая «Брук Бонд» начали вкладывать коллекционные карточки. Точнее, серию «Вперед в космос».
Они все сохранились у меня до сих пор. Не знаю, что там вышло у Пруста с его мадленками, но моим билетом в прошлое навсегда останется карточка номер девять, «Планеты и спутники».
Цвета там аляповатые, графика никуда не годится, но моя семья всегда заливалась чаем по уши, так что у меня были все карточки. Запомнив рисунки на оборотах, вы бы выучили о ночном небе больше, чем большинство людей знает до сих пор. Правда, кое-какие сведения оказались бы неправдой. Марс там был изображен с каналами. Но они пристрастили меня к космосу. Это очень удобная любовь – космоса много, и он бесплатный. Тем более тогда как раз началась космическая эра.
Мои родители – да-да – купили мне телескоп. Это был один из тех телескопов, которые покупают, не прочитав ни одной книжки по теме. Юпитер казался мятым комом радуг, но зато я как следует изучил луну.
Я собирался стать астрономом, потому что астрономам не обязательно отправляться в постель к десяти. Но оказалось, что это не имеет никакого значения, потому что я обнаружил рассказы о космосе.
С удовольствием сообщаю, что я сделал всё правильно. Я нашел правильный магазин. Разумеется, правильный магазин – где хозяин сам фанат и так хорошо знает покупателей, что порой они помогают ему за прилавком, – должен удобно располагаться между тату-салоном и лавочкой, где торгуют порнухой.
Мой источник наслаждения скрывался внутри порномагазина. Основным направлением деятельности этого заведения была торговля порнографией[10]. Занималась этим милая пожилая леди, которая вязала в перерывах между покупателями. Однако по какой-то причине – вероятно, чтобы иметь какие-то основания считаться книжным магазином – половина пола в этом крошечном помещении была уставлена картонными коробками с подержанными британскими и американскими научно-фантастическими журналами. Часто совсем новыми.
Откуда они брались? Я так и не знаю. Зато запасы восполнялись с той же скоростью, с какой я их поглощал. Других любителей фантастики я там никогда не встречал. Порой какие-то мужчины в плащах изучали содержимое верхних полок, впав в подобие транса, но они никогда не обращали внимания на мальчика, который ковырялся в коробках на полу. Владелица, которая меня очень любила – вероятно, как единственного покупателя, которого не интересовали верхние полки, – и порой даже угощала чаем, изрекла как-то: «Их просто бросают». «Аналог», «Фэнтези и научная фантастика», «Галактика», «Новые миры», «Научная фантастика»… эти невиданные богатства обходились мне в шесть пенсов за штуку. Они не были основным товаром милой леди, и она ничего не знала о научной фантастике, так что примерно три раза в неделю я возвращался домой с набитой сумкой. Правда, время на домашнее задание всё равно оставалось.
А потом в каком-то британском журнале мне встретилось упоминание Британской ассоциации научной фантастики.
Контакт. Это привело меня на конвенты, где царила атмосфера, подталкивающая к писательству. Я писал. В основном всякую ерунду, но кое-что было неплохо, и я учел распространенное мнение: «Если вы хотите стать писателем, найдите настоящую работу». Это оказалась работа в газете, давшая мне, стажеру, чудесную возможность работать каждый божий час. Вообще следовало бы говорить: «Найдите другую работу, но такую, которая не занимала бы всю жизнь». А еще были девушки. Работа и, разумеется, девушки выиграли.