В любом случае, такие мысли вселяют в меня ощущение силы. Враг может победить, но он не восторжествует.
На прошлой неделе опрос показал, что более трех четвертей британцев поддерживают эвтаназию для безнадежно больных.
В четверг лорды-судьи вынесли судьбоносное решение по делу страдающей рассеянным склерозом Дебби Перди, которая опасалась, что ее муж подвергнется судебному преследованию, если будет сопровождать ее в другую страну для эвтаназии.
Она хотела, чтобы закон об эвтаназии был пересмотрен, и лорды-судьи приказали генеральному прокурору написать разъяснение – какие поступки подлежат наказанию, а какие нет.
Кажется, заговорили беби-бумеры. Некоторые из них явно надеются умереть, не успев состариться – по крайней мере, состариться слишком сильно. Они явно видели, что случилось с их родителями и бабушками, и им это не понравилось. Каждый день я вспоминаю смерть своего отца. Сиделки были очень добры, но всё же в этом было что-то несправедливое и неправильное.
Результаты опроса появились почти одновременно с заявлением Королевского колледжа медицинских сестер. Колледж отказался от порицания эвтаназии. Есть и другие знаки – врачи как минимум готовы вернуться к обсуждению этого вопроса.
Ненавижу термин «самоубийство при помощи врача». Когда я был журналистом, я видел результаты двух самоубийств и присутствовал при множестве коронерских расследований. Меня шокировало разнообразие способов, которыми отчаявшиеся люди сводят счеты с жизнью.
Самоубийство – это ужас, позор, отчаяние и горе. Это безумие.
Те храбрецы, которые отправляются за границу, чтобы умереть там, кажутся мне образцом здравомыслия. Они прекрасно осознают собственное будущее и не хотят принимать в нем участие.
Меня шокирует даже не то, что невиновные люди могут быть повершены как убийцы, хотя они всего лишь совершили акт милосердия. Меня удивляет, что людям приходится уезжать куда-то, чтобы умереть. Помощь должна быть доступна им прямо здесь.
Вовсе не обязательно изучать историю общества или вращаться в медицинских кругах, чтобы понять, что довольно долго врачи обязаны были помогать своим пациентам умирать.
Викторианцы умирали у себя дома. При необходимости – с помощью врача.
В те времена не было никакого наркоконтроля и контроля за оборотом оружия. Лауданум и опиаты были широко распространены, любой мог ими воспользоваться. Тот же Шерлок Холмс, например.
Будучи молодым журналистом, я однажды в ужасе выслушал историю девяностолетней бывшей медсестры, которая помогла умирающему раковому больному отправиться в Великое Ничто, воспользовавшись подушкой. Учитывая отсутствие хороших лекарств, истерику жены больного и ужасные муки, которые он испытывал, смерть стала для них милосердным другом. Сама жизнь сошла с ума и убивала его.
– Мы называли это «отправить на небеса», – сказала она мне.
Несколько десятилетий спустя я рассказал об этом другой, молодой медсестре. Она взглянула на меня без выражения и сказала:
– А мы говорим «указать путь».
И быстро ушла, зная, что наговорила лишнего.
Мне говорят, что врачи не хотят беспокоить пациентов. Зачем им знать, что теоретически терапевт способен их убить. Правда?
Я подозреваю, что даже мой стоматолог на это вполне способен. Это меня вообще не беспокоит. Зато я уверен, что, как и многие другие, буду счастлив, если медики помогут мне сделать последний шаг.
Я оставил на этот счет письменные распоряжения. Да и эта статья в «Мейл он сандей» наверняка послужит доказательством моей решимости. Я не пишу законов, но вы не представляете, как я хочу, чтобы ко мне прислушались те, кто их пишет.
За последние несколько лет я повстречал чудесных людей, призвание которых – заботиться о больных. У меня нет причин в этом сомневаться. Но неужели им сложно понять, что некоторые люди не хотят, чтобы о них заботились?
Многие люди верят, что доктора и медсестры, по крайней мере в больнице, могут «помочь» безнадежному пациенту.
Я очень надеюсь, что это правда, но, по-моему, пора разогнать туман вокруг этого вопроса. Пора принять идею того, что безнадежно больной человек имеет право сам выбрать время и даже место своей смерти.
Я пишу эти строки как человек, прославившийся, к сожалению, благодаря болезни Альцгеймера. Хотя стремление прославиться – настоящий бич наших дней, без этой славы я бы с легкостью обошелся.
Я знаю достаточно, чтобы понимать, что не доживу до изобретения лекарства. Я знаю, что последние стадии моей болезни очень неприятны. Эта болезнь пугает людей старше шестидесяти пяти сильнее всего.
Естественно, я думаю о будущем. Раньше был такой термин, как «убийство из милосердия». Кажется, он никогда не был прописан в законе, но в общественном сознании он существует до сих пор. Кажется, общество понимает его правильно.
Можно ли пройти мимо человека, которого поедает чудовище? А что делать, если ты не можешь отогнать тварь? Очевидно, что дать ему быструю и безболезненную смерть гуманнее, чем оставить на съедение.
И уж конечно, мы не станем класть чудовище в кровать вместе с человеком, прикрывать одеяльцем, а уже потом пытаться что-то с ним сделать. А ведь именно так мы и поступаем со «старческой» болезнью (моя программа распознавания речи постоянно пишет «маразм» вместо «деменция». Я много раз слышал, как люди неосознанно делали то же самое. Будучи писателем, я решил, что без угрожающих латинских корней болезнь кажется немного добрее).
Мой отец хорошо чувствовал общественные настроения. За день до постановки диагноза (рак поджелудочной железы) он сказал: «Если ты когда-нибудь увидишь меня на больничной койке, опутанного проводами и трубками, скажи врачам, чтобы меня отключили».
Годом позже я не смог этого сделать, хотя медицина оказалась бессильна, и его тело уже превратилось в поле боя между раком и морфином.
Не знаю, что тогда творилось в его голове, но почему мы должны через это проходить? Ему сказали, что у него есть год жизни. Год прошел. Он, человек практического склада ума, явно понимал, зачем его положили в хоспис.
Почему нам не дали окончить всё по-викториански? Может быть, на неделю-другую раньше, но мы бы успели сказать все слова любви, последние напутствия и поплакать до самого конца.
Это было разумно и по-человечески, а вместо этого вышло сюрреалистично. И это не вина врачей – они такие же заложники системы.
Но мой отец страдал от боли, а боль уже научились контролировать до самого конца.
Но я не знаю, что делать с чувством постепенной потери разума и рассудка, которое испытывают жертвы этой старческой болезни.
Мой отец был не из тех, кто любит привлекать к себе внимание. Я бы тоже не стал, если бы речь шла только о боли. Но дело не в ней.
Я наслаждаюсь жизнью на полную катушку и надеюсь заниматься этим еще довольно долго. Но когда на горизонте замаячит конец, я собираюсь умереть, сидя в кресле в своем саду, с бокалом бренди в руке и с Томасом Таллисом в айподе (потому что его музыка даже атеиста немного приближает к раю). Если у меня хватит времени, я возьму второй бокал бренди.
Ну и, поскольку мы в Англии, я добавлю, что в случае дождя устроюсь в библиотеке.
Кто скажет, что мой план плох? Что в нем не так?
Разумеется, во время дискуссий поднимаются важные вопросы. Кое-кто беспокоится, что жадные родственники будут «подталкивать» пожилых людей к эвтаназии. Если мы не найдем способа это предотвратить, я очень удивлюсь.
Вообще, судя по моему опыту, пожилого человека нельзя заставить сделать то, чего он не хочет. Старики знают свой разум как свои пять пальцев, и не любят, когда в этом сомневаются.
В целях безопасности можно, наверное, создать некий деликатный трибунал, который гарантирует, что запрос на эвтаназию подан добровольно, а не в результате давления или убеждения со стороны.
С моей точки зрения, с этой задачей прекрасно справятся коронеры. Все коронеры, которых я встречал, были бывшими юристами с большим жизненным опытом и знанием человеческой природы, людьми мудрыми и немолодыми.
Не знаю, правда, захотят ли они взять на себя такие обязанности, но этого и не узнать, если не попробовать – дело-то совсем новое.
Когда я только начинал работать журналистом, коронеры расследовали смерти детей от талидомида и ужасные катастрофы, и делали это хладнокровно и милосердно. Если их нынешние последователи так же внимательны и осторожны, я думаю, их участие снимет многие возражения.
А еще я предлагаю держать подальше от этих вопросов Социальную службу. Думаю, от нее будет мало пользы.
Мы совсем потеряли веру в мудрость обычных людей, включая, например, моего отца. В конечном итоге именно обычные люди должны принимать такие решения.
Кто-то наверняка скажет, что наша система здравоохранения не справится. Даже если предположить, что сейчас она со своими функциями справляется (большинство из нас принимает это на веру), через несколько десятилетий она всё равно рухнет, если в обществе не произойдут серьезные изменения.
Взгляните на цифры. За большинством стариков уже ухаживают люди, которые тоже достигли пенсионного возраста. Система здравоохранения скоро сойдет с ума, и NHS придется как-то решать этот вопрос.
Да, конечно, существуют дома престарелых, и их регулярно проверяют. Нам приходится верить, что инспектора работают добросовестно. Но знаете ли вы, как правильно выбрать себе дом престарелых? Какие вопросы надо задавать?
Если вы страдаете болезнью Альцгеймера или представляете интересы больного, спросили ли вы о «кормлении через трубку»?
Это способ насильственного кормления пациентов, которые отказываются от еды. Я сам только недавно услышал об этом и пережил несколько весьма красочных кошмаров. Речь идет о невинных и к тому же умирающих людях. Неужели кто-то полагает, что их нужно подвергать такой унизительной и болезненной процедуре?
Общество болезни Альцгеймера дипломатично назвало кормление через трубку «не лучшей идеей». Люди, которым я доверяю, говорят мне, что основная проблема ухода за больными состоит не в недостатке заботы и доброй воли, а в отсутствии специалистов, которые разбираются в специфических нуждах умирающих больных.