Сарджент открыл глаза. Кэлвина на барже не было.
Брюс вскочил. От кормы баржи его отделяло не более десятка ярдов. Он бросился в воду и скорее почувствовал, чем увидел, темную тень на высвеченном лучами песчаном дне: Кэлвин под водой вцепился в проржавевший гребной вал, волосы у него на голове в потоках воды встали дыбом, изо рта выпрыгивали пузыри.
Сарджент вынырнул на поверхность, сделал глубокий вдох и ушел под воду. Он оторвал Кэлвина от вала без труда, выволок на берег и, положив на траву, надавал по щекам, удивляясь, откуда берутся силы. Брюс вошел в раж — пощечины так и сыпались, когда безумец разжал губы:
— Бросьте вы… больно!
Сарджент сразу пришел в себя, отпихнул Кэлвина и наконец-то перевел дыхание.
— Вы кто? — Кэлвин смотрел в небо.
Сарджент вертелся: никак не удавалось сесть так, чтобы солнце согревало его целиком; затарахтел мотор катера, и вопрос Кэлвина потонул в захлебывающихся звуках.
— Не валяйте дурака. — Брюс с опаской посмотрел на увесистый камень всего в десятке дюймов от пальцев безумца; ему показалось, что Кэлвин незаметно придвигает руку к камню, и Сарджент крепче сжал рукоятку револьвера, чтобы в случае чего защищаться: неужто понадобится треснуть Кэлвина по затылку? Если не рассчитать, случится беда, и тогда Сарджент окажется в скверном положении: контракт с Бейкером наверняка не всплывет, и получится, что Брюс убил или покалечил ни в чем не повинного человека, больного и несчастного. Сарджент отшвырнул револьвер и отодвинулся.
— А вы ничего, — улыбнувшись, сказал Кэлвин, — другие тряслись в страхе… от моих штучек…
— С чего вам надоело жить?
— Кто вам сказал? — Гордон приподнялся на локтях. — Бейкер? Он думает, я сошел с ума. Смехота! Вы на него посмотрите: сам настоящий психопат. Он всего на свете боится — пауков, поноса, летучих мышей, лягушек, женщин, а больше всего, что прикарманят его денежки.
Сарджент согрелся, успокоился, он слушал Кэлвина и не находил ничего необычного в том, что тот говорит, но знал: часто душевнобольные — приятные собеседники и… все же они поражены тяжким недугом, и поведение их непредсказуемо.
— Глупо торопиться, — пробормотал Сарджент.
— Я и не думал, — Гордон усмехнулся, — просто сорвался с кормы, перепугался и вцепился в железку.
Кэлвин обсушивался, не раздеваясь, только разул ботинки. К машине он шагал босиком, в каждой руке моталось по туфле, длинные шнурки волочились по траве.
У ворот особняка Сарджент вверил безумца попечению Нелсона; уходя, Кэлвин помахал Сардженту, подмигнул и выкрикнул: «До завтра».
…На следующее утро Брюс проснулся от приступа кашля, знобило. В его положении любая простуда грозила большими неприятностями. Он с трудом поднялся, добрался до ванны, глянул в зеркало: глаза ввалились, щеки запали, заросший подбородок заострился. Сарджент провел ладонью по лбу: волосы у корней намокли, на виске бешено пульсировала взбухшая вена. Брюс опустился на табурет в ванной комнате — мыться не было сил.
Он с трудом собрался, на ходу сжевал полплитки белого шоколада и, обваляв в сахаре, проглотил дольку лимона.
Позвонил Майер: Бейкер доволен Сарджентом, особенно отчетами: толково, точно, кратко. Брюс не понял, знает ли Бейкер о вчерашней истории на реке; запись о ней он только сегодня собирался передать Нелсону.
Сарджент закашлялся. Майер выспросил, что с ним, и, не раздумывая, предложил недельку отдохнуть — Кэлвин тоже посидит дома. Брюсу стало неловко оттого, что из-за его простуды ничего не подозревающий безумец обречен на заточение.
На третий день от простуды не осталось и следа.
Сарджент встал, открыл шкаф, увидел костюм, в котором приходил в «Бо-Сит», когда познакомился с Майером. Дотронулся до кармана, нащупал ключи от машины Майера. Забыл отдать их владельцу, а у того, как видно, не одна связка, даже и не вспомнил. Неожиданно шевельнулось сомнение, стремительно прокрутилось в голове: игра в рулетку, вальяжность Майера, мертвенные лица стареющих кокоток, нагло-масляные лица гангстеров и побег через бильярдную… Сарджент отчитал себя за подозрительность, но раз уж выдалось свободное время, то лучше либо напрочь подрубить сомнения, либо…
Он прихватил револьвер и отправился в «Бо-Сит». Бармен у стойки скользнул по нему безразличным взглядом: обычный посетитель. Узнал ли он Брюса? Пожалуй, да: бармена выдало безразличие, а Сарджент умел читать в глазах людей.
Сарджент положил ключи на стойку. Бармен не шелохнулся. Брюс придвинул ключи, едва не вдавив бородки в брюхо бармена:
— Нашел тут недавно. Не подскажешь, кто потерял?
Бармен сосредоточенно протирал стаканы.
— Ты глухой?
— Слышу — лучше не бывает. Могу передать ключи тому, кто спросит.
— А кто спросит?
— Почем я знаю, сэр. Спросит тот, кому надо, — терпение не изменило бармену.
Неожиданно Сарджента резко толкнули в спину:
— Джентльмен любопытен!
Брюса резанул знакомый голос. Повернувшись, он увидел Даниеля Поганку, а с ним еще двоих гангстеров, как раз тех, от которых он спас Майера.
Поганка — тридцатилетний красавец, глядя на которого и не подумаешь, чем он зарабатывает на хлеб, — придвинулся к Брюсу вплотную и предложил:
— Давай удавим тебя на галстуке… бычье дерьмо.
Сарджент прижался к стойке как можно плотнее. Единственное, чего он опасался, как бы бармен сзади не ударил его по голове. Бандит схватил Сарджента за галстук на уровне второй пуговицы от ворота и потянул на себя. Никто и не заметил, как Брюс ткнул Поганку в живот большим пальцем, так что у того перехватило дыхание, и, цепляясь за стойку, он сполз вниз. Сарджент сжался, готовый отразить удары других гангстеров, взметнулись кулаки и… застыли в воздухе: появился Хорхе Барселонец, или Носарь, как его величали за глаза, потому что вначале показывался устрашающих размеров, напоминающий яхтенный киль нос, а некоторое время спустя — его обладатель.
— Привет, Брюс. Говорят, тебе укоротили дыхалку.
— Привет, Носарь, — вызывающе ответил Сарджент, — а у тебя рубильник на месте, его никто не посмел укоротить?
И без того темные глаза Барселонца почернели, он придвинулся вплотную к обидчику. Правую руку Барселонец держал в кармане, и все же Брюс решил рискнуть — Носарь предпочитал не таскать с собой оружия, особенно среди бела дня и особенно там, где его знают. Брюс молниеносным движением выхватил револьвер и приставил к животу Барселонца. Выстрел?.. Тишина! Значит, Носарь без оружия. Брюс выиграл секунды и знал, что теперь он выкрутится.
Даниель Поганка с трудом поднялся с пола, схватился за карман. Барселонец сделал предупреждающий жест:
— Я провожу Сарджента до машины. Не кипятитесь, ребята. Хоть город велик, но люди рано или поздно встречаются. — Барселонец взял Сарджента под руку, и, как два добрых друга, они двинулись к выходу; ствол револьвера покоился между третьим и четвертым ребром Барселонца.
На улице, не доходя шага до машины, Барселонец откашлялся.
— У тебя сегодня пасха, Брюс. — Он хотел сказать: «На твоей улице праздник, но еще не вечер».
— Носарь, — Сарджент оперся о капот, — ты что-нибудь имеешь против меня?
— Ты проколол нам дело, Сарджент, вроде как обляпал любимые белые брюки, понял? К тому же, — Барселонец попытался подняться выше уязвленной гордости, криво улыбнулся, — дался тебе мой нос…
— Я слышал, тысячи за две тебе вырежут новый.
— Слушай, Сарджент, — Барселонец медленно пятился от машины, — я живу не носом, а башкой и еще тем, что никогда не забываю платить по счетам.
— Меня пугать бесполезно. — Брюс упрятал револьвер и уселся за руль…
Дождь зарядил с утра, контуры особняка почти растворились в потоках воды, щетки носились по лобовому стеклу машины. Сарджент вглядывался в муть — опасался пропустить «остин» Гордона Кэлвина. Подопечный выехал в десять двадцать три, миновал эстакаду, нависшую над железнодорожными путями, быстро проскочил развязку у памятника Героям и устремился к Мышиным озерам.
Неужели снова купание? Сарджент висел на хвосте «остина» и обрадовался, когда тот притормозил у ресторана «Танцующая креветка».
Кэлвин вошел по-хозяйски. Сарджент застыл на пороге. Гордон обернулся и поманил его. Брюс нерешительно приблизился. Ситуация нелепа, но… неизбежна.
— Я приглашаю вас, — с напускной торжественностью Кэлвин сделал плавный жест и потащил Брюса к столу.
Оказалось, безумец — простецкий парень с юмором и располагающими манерами. Наверное, у него помрачения полосами, подумал Сарджент, так бывает. Сидели долго, смакуя блюда, перебрасывались фразами мирно и тихо, так что через час Брюс удивился: неужели его приятный собеседник, разумный и доброжелательный, болен? Припоминали смешные случаи своего детства, немного поболтали о первых привязанностях, умело обходя темы, касаться которых не хотелось.
Брюс ловил себя на том, что безумец ему симпатичен: неглуп и держит себя именно так, как ценил это Сарджент в серьезных, приличных мужчинах. Кэлвин внимательно слушал собеседника, время от времени отпускал тонкие замечания, предлагая вместе с ним посмеяться над той или иной нелепостью, которыми изобилует жизнь; он мог рассказывать забавные истории с подтекстом, причем так ненавязчиво, что слушатель не чувствовал его превосходства, беседующие будто вдвоем изобретали все то, о чем Кэлвин рассказывал один. В какой-то миг Сарджент пожалел, что, дожив почти до сорока, так и не обзавелся другом; как хорошо вот так говорить, зная, что тебя поймут и поддержат, а если и предостерегут, то без нажима, так, что вовсе не возникнет желания поступить наоборот. Улыбка Кэлвина добила Сарджента открытостью и беззащитностью, и он подумал: «Понятно, что Бейкер не может допустить, чтобы погиб такой славный человек». К концу обеда Брюс ничего так не желал, как спросить: «Что я могу для вас сделать?» Но что он мог? Его возможности сейчас на удивление скудны: платил ему Бейкер, и единственное, что мог Сарджент, умерить свою бдительность. Но тогда и Бейкер и он потеряли бы этого человека. Выходило, Сарджент ничем не мог быть полезен своему новому другу. Брюс не заметил, как в