— Что вы, товарищ полковник, — замахала я руками, отчего мои очки окончательно сползли и шлепнулись на пол.
Очки — моя гордость, они выручают меня в трудных ситуациях, особенно когда я разговариваю с темными личностями, вроде нового русского — Шерстобитова Дмитрия Николаевича. За стеклами очков я могу спрятать выражение моих собственных глаз. Неужели очки разбила? Плохая примета…
Я наклонилась, чтобы поднять с пола мою защиту от внешнего мира. Слава богу, очки оказались целым-целехоньки.
— Что вы делаете на полу, Гюзель Аркадьевна? Здравствуйте, товарищ полковник. — Шерстобитов сразу определил, что Юрий Григорьевич — полковник.
А откуда ему знать, ведь Юрий Григорьевич сегодня в цивильном пиджаке коричневатых тонов с искрой. Но на его лице отпечаток настоящего полковника, наверное, и в магазине, и на улице люди смогут определить, что Юрий Григорьевич работает в милиции. Интересно, а меня можно принять за сотрудника милиции? В том случае, если я иду по улице в сарафане или шортах?
— Очки упали, Дмитрий Николаевич. — Я нацепила очки и вспомнила басню Крылова про мартышку. Мой вариант. Злясь на собственную уязвимость, я указала Шерстобитову на стул.
— Присаживайтесь, Дмитрий Николаевич. С чем пожаловали?
— Хочу вам помочь, Гюзель Аркадьевна. — Шерстобитов говорил чересчур громко, в основном обращаясь не ко мне, а к Юрию Григорьевичу.
— Я в помощи не нуждаюсь. Сама бы кому-нибудь помогла, — грубовато отшутилась я, давая понять, что отнюдь не являюсь субтильной дамочкой. Нечего ко мне приставать со всякими глупостями, вроде ухаживаний с цветами и ресторанами.
— Я принес вам список из отдела кадров, вы запрашивали. — Шерстобитов протянул мне компьютерную распечатку, один в один схожую с резниковской, лежавшей на моем столе.
— Спасибо, у меня есть, — я кивнула на стол. — Наш сотрудник ездил к вам. Дмитрий Николаевич, если вы сами изволили посетить наш департамент, могу ли я вас спросить?
Юрий Григорьевич сунул какую-то папку под мышку и тихо улетучился.
Старая школа! Нельзя мешать оперативнику вести беседу. Молодец, полковник, уважил.
— Спрашивайте, Гюзель Аркадьевна. — Шерстобитов удивился исчезновению полковника.
Он покрутил головой, недоуменно возвел глаза к потолку: дескать, это же надо, что делается на белом свете.
— Кого обслуживал Григорий Сухинин? Он же работал водителем в службе безопасности, значит, возил кого-то из вас троих.
— Он работал с Олегом Телегиным. Выполнял поручения, иногда подвозил кого-нибудь из нас, но чрезвычайно редко. Мы сами водим наши машины. Гришина машина использовалась в случае необходимости. Спокойный, тихий парень, мухи не обидит. Не знаю, кому он мог помешать? — Шерстобитов вздохнул и сокрушенно покачал головой.
У него не голова, а часовой маятник. Крутит башкой, как китайский болванчик, со злостью подумала я.
— А почему в распечатке отдела кадров нет сухининского адреса? Он же сотрудник службы безопасности, и ни адреса, ни телефона.
— В случае необходимости с ним связывались по мобильному телефону, а адрес квартиры я принес. — Шерстобитов кивнул на распечатку, доставленную им лично.
Я развернула и увидела вместо тихвинского частного домика питерский адрес.
— Приятно удивлена. У меня уже появились сомнения в вашей искренности. — Я отложила распечатку до лучших времен.
— В моей искренности? — Шерстобитов недоуменно открыл глаза.
«Глаза голубые, бездонные, но какие-то выцветшие, циничные. Наверное, красивый парень был в молодости», — настала моя очередь покачать головой. У природы нет плохой погоды. В любом возрасте человек должен оставаться человеком. Надо перевести мысли в рабочее состояние. Даю установку! Я устроилась поудобнее на стуле и поправила сползшие очки.
— В искренности, как вашей, так и ваших партнеров. Вы же хотите, чтобы нашли убийцу Сухинина и Телегина?
— А это один и тот же человек? — сощурился Шерстобитов.
Яркая голубизна исчезла, вместо нее появился серый налет, сверкнувший из-под нависших бровей.
— Очевидно, один и тот же. Я так думаю. Пока я одна так думаю, Дмитрий Николаевич. А что за просьба у вас?
— Просьба моя такая, — заговорщически начал Шерстобитов, оглянувшись на дверь, по-моему, он ждал, когда в кабинете материализуется полковник, — мои партнеры не желают осложнений на фирме. Они написали заявление в прокуратуру, чтобы корпорацию не беспокоили назойливыми звонками и обысками. Они считают, что правоохранительные органы должны избрать другие, более цивилизованные методы расследования. Слишком много желающих посетить корпорацию, а ведь сейчас свирепствует экономический шпионаж. В бизнесе — полная стагнация! Конкуренты берут за горло, и мы не можем доверять каждому сотруднику правоохранительных органов, посетившему нашу фирму. — Шерстобитов закончил свою речь шепотом.
Он смотрел на меня серыми сверкающими глазами. Мне пришлось отвести взгляд.
— Я не понимаю, вы вместе с партнерами так думаете? Или они думают отдельно от вас?
— В том-то и дело, что отдельно от меня. Они написали заявление, не поставив меня в известность.
— А вы согласны с ними?
— Да! В корне согласен! — сказал Шерстобитов. И яростно закачал головой в такт своим словам. Китайский болванчик налился свежей энергией. Наверное, напитался моей кровью, вампир проклятый!
— Так. А почему бы вам самому не рассказать партнерам о своей точке зрения? Почему вы мне говорите об этом?
Тоскливо заныло сердце. Зачем Юрий Григорьевич оставил меня одну? Не помешало бы его присутствие, может, чем бы и помог — советом, рекомендацией, незримым присутствием. Почему Юрий Григорьевич никогда не говорит мне, что делать дальше?
— Они вступили со мной в конфронтацию. — Шерстобитов успокоился.
Он перестал раскачивать головой, зато затряслась его нога, положенная на вторую. Нога описывала круги в воздухе, раскачиваясь с центростремительным ускорением. Еще немного, и Шерстобитов взлетит в воздух, как космическая ракета.
— Дмитрий Николаевич, еще со времен банкротства «Куриных окорочков» я сделала вывод, что три партнера — это мина замедленного действия. Наступает момент, когда два человека объединяются, чтобы скушать третьего. На десерт! В итоге побеждают числом, а не умением. Но это ваши проблемы, Дмитрий Николаевич. К гибели Гриши Сухинина и Олега Телегина они не имеют отношения. Если вы хотите втянуть меня в ваши интриги, я протестую, в ваших капиталистических делах я сплошной ноль. Ничего не понимаю в бизнесе. И понимать не хочу.
Я кривила душой. Разночтения, возникшие у партнеров, могли иметь прямое отношение к смерти и Гриши, и тем более Олега. Но у Шерстобитова должно сложиться мнение, что я абсолютно не «рублю» в противоречиях капитализма. Что возьмешь с капризной дамочки? А нечего взять…
— Дмитрий Николаевич, а вы. сами хотите, чтобы убийцу изобличили? Ваши партнеры не хотят этого — с этим разобрались. А вы?
— Да, я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Тем более, вы утверждаете, что убийца один и тот же человек. Вор должен сидеть в тюрьме! — Шерстобитов заржал, довольный собой.
Цитата из моего любимого фильма не порадовала меня. В устах Шерстобитова она звучала пошло и грубо. Что я к нему прицепилась? Человек пришел, жалуется на судьбу, на партнеров. Хочет, чтобы расследование продолжалось, а я цепляюсь. Желчная стала, наверное, от нервных перегрузок. «Скорее всего от похмелья», — мысленно пошутила я.
— Дмитрий Николаевич, тогда пообещайте, что поможете мне в трудных ситуациях. Как вас можно найти, минуя секретарей?
— Пожалуйста, вот номера моих телефонов — мобильного и прямого. Могу дать домашний. — Шерстобитов суетливо полез в карманы, сначала во внутренний, потом немного подумал и вытащил карточки из кармана брюк.
— Не надо, — отмахнулась я. — Скажите, а откуда вы взяли адрес Сухинина? В отделе кадров адреса нет, а у вас есть.
— Как-то заезжал за ним, мне по пути, а у него машина на ремонте была. Вот адресок-то и завалялся.
Шерстобитов уже стоял, низко наклонившись над моим столом. Таким образом он выражал свое почтение.
Я не стала его спрашивать, а есть ли адрес Сухинина у партнеров. Все равно Шерстобитов скажет, что не знает. И тогда мне придется вызывать Шацмана и Шерегеса. Представив их унылые физиономии в кабинете, я поморщилась, лучше не буду спрашивать. В это время, как раз в тот момент, когда Шерстобитов еще ниже склонился в полупоклоне, в кабинете появился Юрий Григорьевич. Он возник за спиной Дмитрия Николаевича и незаметно нырнул за свой стол. Так профессионально ныряют только опытные ныряльщики. Шерстобитов удалился из кабинета, не заметив полковника. Или он сделал вид, что не заметил?
— Юрий Григорьевич, вам доложить?
— Потом, Гюзель Аркадьевна. Работайте по плану.
Сколько раз я слышу за день: работайте по плану. Главное, к вечеру план надо перевыполнить.
— Юрий Григорьевич, на «Российские рубины» надо натравить ревизоров.
— Вот и травите ваши рубины. — Полковник, нахмурив лоб, перелистывал огромный талмуд.
Он не смотрит на меня, ему абсолютно не интересны мои выкладки, мысли, соображения по делу.
— Но как? Туда надо натравить не только ревизоров, но и службу по борьбе с экономическими преступлениями. Разумеется, надо назначить аудит. Все дело в том, что Николаева работала в выставочном объединении, а не на самом «Рубине». Поэтому проверять надо и предприятие, и выставки, в общем, всю организацию. На это уйдет больше шести месяцев. Когда аудит заказывают, они работают не меньше полугода. Я надеюсь, что преступник, если он с «Рубина», испугается и начнет совершать ошибки.
— Гюзель Аркадьевна, вы надейтесь! Но не плошайте, — кажется, полковник шутить изволят.
Вот так всегда, к нему по-человечески, а он со своими глупыми шутками.
Я крепко задумалась — куда податься? Просить помощи у Королева? У Резника?
Пожалуй, подамся сначала к Славе Резнику, все-таки молодой красивый мужчина, галантный и воспитанный, с ним и поговорить приятно, не то что грубиян Королев. А к Королеву можно «податься» и по телефону.