– Здесь живете?
– Вон вагончик, – указал подбородком студент, – три минуты ходьбы.
– Местные не докучают?
Каменщики засмеялись, один ответил на вопрос:
– Сначала докучали. Та потасовка в клубе не единственной была. Но мы на сознательность давим, применяем методы убеждения. У них нормальная молодежь. Только ребята выпить любят, диковатые какие-то. Проводим воспитательную работу, объясняем гражданам, что в нашей стране нет ни своих, ни чужих, мы единое общество и можем находиться там, где хотим. А если уж нас и начальство сюда отправило…
– Да дураки они, – не сдержался второй. – Можно подумать, мы для себя этот свинарник строим.
– В городе бываете?
– Конечно, – удивился Егор. – Мы же не староверы какие-нибудь, сутками в вагончике сидеть. Бывает, выполняем план на час-другой раньше, моемся – и в город…
– А там танцы, драки, девчонки, выпивка… – задумчиво пробормотал Горин.
– Не налегаем. – Комсорг решительно покачал головой, но все же смутился. – Ну, бывает. Что мы, не люди – в свободное от работы время? Вчера сам бог велел – накануне Парада Победы. А сегодня, между прочим, не отдыхаем, как вся страна, а ударно трудимся.
– Ладно, уговорили, – улыбнулся Куренной. – Работайте, не будем мешать. При случае передавайте привет Ленинграду.
Студенты расслабились, стали обмениваться шуточками. А когда оперативники собрались уходить, снова взялись за работу. У машины постояли. Не хотелось уезжать, дул приятный ветерок, пахли травы, в небе стрижи изображали чудеса высшего пилотажа.
– Трудами явно не утомленные, – задумчиво пробормотал Куренной.
– Так они же не работать сюда приехали. Вернее, не только работать. Подальше от надзора, от шумного города, начальства, преподавателей – на природу, так сказать. Ты бы на их месте что делал? Кстати, нормально работают, растет объект. А что касается нашего вопроса… – Павел задумался. – Не знаю. Молодые еще, выпить не дураки, по девчонкам пробежаться. Не будем сбрасывать их со счетов, но сам понимаешь, Вадим Михайлович…
Огромная масса воды волновалась, с шумом выбрасывалась на берег. Озеру не было конца и края – практически море, важная составляющая Псковско-Чудского комплекса. Озеро соединялось речушками с другими озерами, являлось частью водного пути из Пскова в Балтику. Тучи висели низко, дул порывистый ветер, гоняя по берегу пустые жестяные банки, обрывки сетей и брезента. В бухте было тише, чем на открытом просторе, но и здесь бурлила вода, штурмовала причал, дощатый пирс, вдающийся в озеро. Деревня Устянка лежала рядом – как раз в том месте, где узкая, но глубоководная река впадала в озеро. По горизонту блуждали суда, даже в шторм им не сиделось в гаванях. В районе устья берег был пологий, дальше начинались скалы. Под утесом догнивал ржавый катер – возможно немецкий. Здесь тоже шли бои. Вражескую флотилию отгоняли на запад – в эстонские воды. Теперь там тоже советская территория – малая часть огромного социалистического государства…
В бараке на краю поселка было тихо. Только собака, привязанная к будке, рвалась с поводка. Куренной озирался. Павел привстал, заглянул в окно. Сквозь грязь, налипшую к стеклам, проявлялись незаправленные кровати, разбросанные вещи, гора поленьев рядом с печкой, пустые бутылки на столе. Временами складывалось ощущение, что пьет вся страна, и лиши ее этого удовольствия, страну можно брать голыми руками.
Пришлось садиться в машину и рулить к берегу. Съехали к пирсу, сидя в салоне, стали любоваться пейзажем. Рыбацкий баркас недавно вышел в море, рулевой боролся с ветром. Старенькое судно с низко сидящей надстройкой покачивалось на волнах. Надрывно тарахтел мотор. Прогибались стальные мачты для крепления сетей. На палубе возились люди в брезентовых штормовках. Судно далеко не ушло, бороться со стихией было бесполезно. Баркас начал разворачиваться, резко качнулся, оказавшись под ударом ветра, но сохранил устойчивость, медленно двинулся к берегу.
– Не повезло мужикам, – прокомментировал Куренной, выбрасывая в окно окурок. – Работать надо, план выполнять и деньгу зашибать. А тут ненастье, будь оно проклято… Рисковый, кстати, народ – неужели и впрямь собирались закинуть сети? Погодка-то не балует.
– Нормальная погода, – проворчал Павел. – Подумаешь, ветерок. Еще двадцать минут назад тихо было. Да, не повезло мужикам – зато нам подфартило, не надо второй раз ехать.
Баркас подошел к пирсу, пришвартовался на дальней стороне. Матрос в штормовке привязал канаты к кнехту. Команда перелезала с борта на пирс – крепкие просоленные мужики с угрюмыми лицами, небритые, кто-то даже бородатый. Они, переругиваясь, помогали друг другу. Компания из пяти человек направилась к берегу – шли тяжело, волоча на себе снасти, рюкзаки. Не заметить машину на пустом берегу было трудно – пялились на нее, как на танк с крестами. Оперативники вышли из машины, двинулись наперерез. Встреча произошла под обрывом, у деревянной лестницы. Рослый мужчина лет тридцати пяти с тяжелым лицом и темными глазами был, по-видимому, старший. Он смотрел из-под крутого лба, расставил ноги. Остальные сбились в кучку, тоже поглядывали неласково.
– Уголовный розыск, здравствуйте. – Куренной показал удостоверение. – Все в порядке, вас уже проверяли, мы просто поговорить. Буковский Федор Аверьянович – это же вы?
– Ну, – проворчал мужик, – что надо-то? Некогда нам.
– Вижу, что некогда. – Куренной не повышал голос. – Рыбалка не задалась – самое время прибраться в бараке, а то уж больно загажено там у вас, товарищи.
– Что надо? – повторил мужик. – Живем как умеем, баб не держим – чтобы порядки всякие наводить.
– Неласковые вы, – посетовал Куренной. – Жизнь не сахар? Понимаю, суровый рыбацкий быт. Повторяю, товарищ Буковский, все в порядке. В деревне случилась кража – воры ночью забрались в продуктовый магазин. Сторож стрелял дробью, прострелил задницу одному из налетчиков. Но тот все равно убежал. Утащили деньги из кассы – тысячу рублей и два ящика тушенки. Вот, расследуем, опрашиваем народ – может, видели чего?
Буковский повернулся к своим рыбакам:
– А ну, братва, у кого задница прострелена? Выходи, не прячься.
Рыбаки загоготали, осветились хмурые щетинистые лица.
– Что-то побаливает с утра, Аверьяныч, – признался коренастый мужик с огрубелыми руками. – А я-то думаю, с чего бы это…
Снова взрыв язвительного смеха. Милиционеры тоже поулыбались.
– Извиняйте уж, – криво усмехнулся Буковский, – подобными вещами не промышляем. Днем наработаешься – ночами спишь как убитый.
– Много рыбы?
– Много. Но не сегодня. Может, к вечеру развеется, тогда и выйдем. Еще вопросы есть?
– Формальные. Не взыщите, Федор Аверьянович, работа такая. Ходим и опрашиваем людей, иным и в душу лезем. А что? Попов отменили, а людям хочется выговориться, душу излить… Да вы не волнуйтесь, вашу бригаду ни в чем не подозревают. Несколько дежурных вопросов…
Поскрипывали ступени под ногами, прогибались перила. Люди, поднимаясь к поселку, двинулись по тропе к бараку. Трава в этой местности практически не росла, белели соленые проплешины. Буковский, видимо, понял – проще ответить на вопросы. И неприятностей можно избежать, и милиция быстрее уберется. В бригаде пять человек, работают по договору с районной конторой рыбного хозяйства. Людей в конторе мало, многих война выбила, другие калеками стали или пропали без вести. Платят немного – тут Буковский явно поскромничал, а Куренной тему не развивал. Работать приходится как каторжникам, сами видели. За рыбой приезжает фургон из города. Еду и одежду покупают на собственные деньги. Когда случилась кража? Позавчера? Спали без задних ног, потому как работали до позднего вечера, сети запутались, и несколько часов приводили их в порядок. Не до того, знаете, чтобы лазить где попало и красть тушенку…
– Ваши люди не местные? – спросил Горин.
– Не местные, – подтвердил Буковский, – но все с Псковщины. До войны тем же промыслом и занимались, опыт есть. Лично я на буксире ходил по озерам, возил на Балтику древесину и детали к тракторам.
– Воевали?
– Пришлось. Днепровская, потом дунайская флотилия, в конце сорок четвертого списали по ранению. Теперь нога болит, когда погода хреновая. Большинство у нас воевало. Николая в Белоруссии подстрелили, скитался по лазаретам. Аристарх в Сталинграде половину туловища отморозил. Борис от Бреста в сорок первом пятился, ранили, в госпитале чахотку подхватил, насилу выкарабкался. Лишь Василий не воевал – по Волге баржи гонял, потом в Суходолье переехал – это под Псковом, там у него сестра, немцы деревню дотла сожгли. Деньги мужику нужны, чтобы дом отстроить.
– Надолго во Вдовин прибыли?
– До снега, раньше уехать не получится. Такими темпами ни хрена не заработаем. Не отменили еще деньги в стране, верно? А как народу жить без этих проклятых бумажек?
– В город ходите?
Буковский пожал плечами.
– Ну, ходим. Толпой не валим, так, по одному, по двое. Ночами не жарко, приходится печку топить, ветра тут лютуют… Нет ничего интересного в вашем городе, только пятки напрасно сбиваем. В магазин зайдешь, еще куда. Танцы – для молодых, в кино – всякая ерунда трофейная. Не до развлечений, в общем.
Павел шел последним, присматривался. Куренной разговаривал с Буковским, остальные волокли ноги к бараку. Иногда оглядывались, одаривали неласковыми взглядами. Этих людей можно было понять. Чужаков нигде не любят. Чужаков с корочками РКМ – тем более. Что на уме у милиционеров? Люди вели себя сдержанно, открытого недовольства не проявляли. Коренастый малый открыл ключом дверь барака, народ потянулся внутрь.
– Зайдем? – спросил Куренной. – Да вы не пугайтесь, просто глянем на быт советских мореходов. Вдруг краденую тушенку под кроватью найдем?
Он вроде пошутил, но шутка не понравилась. Буковский сделал раздраженную мину – ладно, ищите свою тушенку. В бараке было просторно, в остальном – ничего хорошего. Окна, заклеенные изолентой, дребезжали от ветра. Мыть полы в привычку не входило. Заправлять кровати – тоже проявление дурного тона. Вещи валялись где попало – снасти вперемешку с фуфайками, недоеденными продуктами. По столу рассыпались крошки, костяшки домино. Среди препятствий лазили жирные тараканы. Их, похоже, специально разводили. Людей они игнорировали. Но вот пустые бутылки под окном были выстроены ровно, в две шеренги – как военные на параде. Задерживаться в этом вертепе явно не стоило. Возн