Все произошло внезапно. Я как раз собирался ужинать, как прямо у меня в гостиной в воздухе открылось нечто вроде дыры, из которой дыхнуло жаром, как из финской бани. Квартирная хозяйка, уже приготовившаяся подавать на стол, застыла соляным столбиком с супницей в руках, когда с той стороны к нам шагнули несколько человек в иностранной военной форме, имеющих самый угрожающий вид. Главным среди них явно был подтянутый мужчина со старинным прямым мечом у бедра, которого сопровождали три молодые женщины и трое недорослей, находящихся в том возрасте, когда мальчики превращаются в юношей. Я сразу понял, кто почтил меня визитом – несомненно, это был сам господин Серегин, о котором две последние недели писали все российские и зарубежные газеты. А следом за людьми Артанского князя немного боком вошел и государь-император Михаил Александрович в мундире генерал-лейтенанта русской армии. Было видно, что наш новый монарх находится в весьма раздраженном состоянии духа.
– Бе-е-е-е… – от неожиданности только и смог сказать я, пытаясь встать из-за стола, но непослушные ноги мне отказали. Одно дело, когда тебе устраивает разнос фон Плеве и совсем другое – видеть перед собой разъяренного государя Михаила Александровича, сопровождаемого Господним Посланцем. Душа у меня ушла в пятки.
– Господин Зубатов, – сурово сказал император, – вы подозреваетесь в сопричастности к совершению государственной измены и предательстве интересов службы. Поскольку ваша родная организация насквозь прогнила и не способна более обеспечивать государственную безопасность Российской империи, я передаю вас для производства расследования в распоряжение моего союзника Великого князя Артанского, и умываю при этом руки. Dixi! Госпожа Бергман, он ваш!
Суровая незнакомка с длинной седой косой с угрожающим видом сделала шаг вперед. Так могла бы выглядеть сама Смерть, если бы вместо облика древней старухи она захотела бы принять вид молодой и красивой женщины. Ее взгляд обещал мне то, что хуже самой смерти, и только в этот момент я сумел восстановить контроль над своими членами и речью.
– Помилуйте, государь! – возопил я, наконец, сумев подняться из-за стола. – Не виноват я!
– Миловать и не подумаю! – отрезал император. – А виновны вы или нет, покажет вскрытие, то есть следствие.
– Но я все равно ничего не понимаю, государь! – сказал я. – Какие мои действия можно трактовать как государственную измену, а какие как предательство интересов службы?
– Сергей Сергеевич, – с иронической усмешкой сказал император, – объясните, пожалуйста, этому персонажу, какими своими деяниями он заслужил к себе визит Бича Божьего…
– Первая вина господина Зубатова, – сказал Артанский князь, – состоит в том, что он стоял у истоков нынешней системы, когда верхушка Охранного отделения фактически срослась с руководством боевой организации партии социалистов-революционеров. Сделано это было в интересах возглавляемого господином Витте клана франкобанкиров, чтобы эти достойные, в кавычках, люди имели возможность убивать своих политических конкурентов руками эсеровских боевиков. Вторая его вина заключается в том, что он поощрял или, по крайней мере, не препятствовал деятельности националистических групп и партий – только на том основании, что они имели левую направленность. В частности, речь идет о Еврейской независимой рабочей партии, чьи лидеры находились в прямой связи с зарубежными сионистами и курирующими их господами Ротшильдами. И ведь дело даже не в том, что это была именно еврейская организация. В условиях многонациональной Российской империи любые национальные движения – финские, армянские, украинские, грузинские и прочие – могут быть нацелены только на разрушение единого государства. Это что касается государственной измены. Предательством интересов службы можно признать мнимую вербовку охранным отделением некоего Евно Азефа по кличке Толстый, в силу чего этот опаснейший, но весьма приметный субъект получил иммунитет от ареста и преследования. Если эсеры хотели убить кого-то не того, Толстый сдавал террористов полиции на этапе подготовки покушения, а если заказ приходил от франкобанкиров, то аресты следовали уже после акции. Гапон, которому господин Зубатов оставил руководство Собранием фабрично-заводских рабочих, тоже был встроен в эту систему, только разговор об этом зловонном деле должно вести уже не здесь…
Сказанное Артанским князем, потрясло меня до глубины души. Все это было правдой, но не всей. Налаживая связи с руководством революционных организаций, я имел в виду всего лишь перевод их деятельности в легальное русло и предотвращение самых опасных преступлений, а отнюдь не то, что мне инкриминировал господин Серегин.
– Товарищ Серегин, – с немецким акцентом произнесла дама с седой косой, которую император назвал госпожой Бергман, – этот человек признает все сказанное вами, но отрицает злонамеренность своих действий и участие в заговоре франкобанкиров. Не исключено, что господин Витте использовал этого типа втемную, играя на его благих намерениях легализовать рабочее движение.
– Разберемся, товарищ Бергман, – решительно сказал Артанский князь и посмотрел на меня. – Ну что, господин Зубатов, вы пойдете с нами сами, или необходимо вызвать конвой, который отправит вас на ту сторону пинками?
– С-сам, – сказал я, выходя из-за стола, – но я клянусь, что у меня и в мыслях никогда не было совершать государственную измену…
– Об этом мы уже знаем, – значительно мягче сказал господин Серегин, – Товарищ Бергман не только квалифицированный работник госбезопасности, но и инициированный маг Истины, от которого невозможно скрыть ничего.
– Товарищ Серегин! – воскликнула дама с косой, – зачем вы так легко раскрыли перед подследственным все карты?
– Ничего, товарищ Бергман, – усмехнулся Артанский князь, – пусть попробует не думать о желтой обезьяне, то есть о господине Витте, а вы посмотрите, что у него из этого получится.
«Витте, Витте, Витте… – закружилось у меня в голове, – интриган и мерзавец, несомненно, виновный во всех моих злоключениях! И если эта дама-смерть действительно может читать мысли, то пусть видит, что я тут ни при чем, ни при чем, ни при чем, меня обманули и использовали, играя на самых лучших побуждениях…»
– Наказывают не за намерения, а за результат, – сказала дама-смерть, защелкивая на моих запястьях браслеты наручников. – Иди вперед, господин Зубатов, и не оглядывайся. Будешь хорошо себя вести, и для тебя станут возможны самые благоприятные варианты.
– Мы уходим, – сказал Артанский князь, – так что, Дима, сними с этой женщины заклинание стасиса…
Раздался громкий звук «бздынь!» от упавшей на пол супницы и восклицание квартирной хозяйки: «О Господи!»
– Господа тут нет, есть только Его полномочный представитель, – назидательно сказал Артанский князь. – Господин Зубатов уходит с нами, и если он не явится за своими вещами в течение недели, то считайте его покойником. На сем прощаюсь. Идемте, Михаил Александрович.
Последние слова я слышал уже как-то издали, потому что перешагнул порог и очутился в каком-то другом месте, под яркими знойными небесами, где как в храме оглушительно пахло миррой и ладаном…
Шестьсот шестнадцатый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.
Бригитта Бергман, инициированный маг Истины.
Сон после инициации и в самом деле оказался мертвым; последнее, что я помню из того дня – это дикая боль во всем теле и бешеная усталость, зато, проснувшись через сутки, я не ощущала ничего, кроме ясности мыслей и легкости во всем моем новом молодом теле. Я провела руками по высокой груди, плоскому животу и стройным бедрам, наслаждаясь ощущением гладкой бархатистой кожи. От прошлого мне остались только длинная седая коса и крепкая память. Я ничего не забыла и никого не простила, и, насколько я понимаю, товарищ Серегин по поводу моих врагов имеет точно такое же мнение.
Потом я снова закрыла глаза и вспомнила все, что со мной происходило в тот день. Главным событием при этом был визит внутрь моего Я товарища Анны, товарища Серегина, товарища Кобры и пастора Александера. Тогда я получила последние наставления перед преображением и инициацией, а также примирилась с Творцом всего Сущего. Я не могла с Ним не примириться, потому что Ему в качестве младшего архангела был посвящен товарищ Серегин, с которым мы принесли друг другу встречные клятвы. И это не был пустой звук. С первых же мгновений в качестве Верной товарища Серегина я почувствовала, что попала туда, где и должна была находиться изначально, и для меня было бы бессмысленно продолжать состояние ссоры с верховным покровителем этой организации. И в то же время я уверена, что в многочисленных Его храмах, натыканных в разных мирах, состояния святости нет ни в каком виде, потому что их прихожане продолжают изменять своим клятвам, лгать, предавать и делать своим ближним разные гадости. Есть, конечно, и среди них честные люди, но не они делают погоду среди верующих.
Приведя свой дух в порядок, я вскочила с постели и принялась одеваться. Форма, которую мне положили на тумбочку, была уже другой, чем та, что я носила до преображения и инициации. Во-первых – она была офицерской и подходила по размерам к моему новому телу, во-вторых – на ней были пришиты русские полковничьи погоны имперского образца, то есть с двумя просветами и без звездочек. Одевшись, я захотела увидеть себя со стороны, и тут же часть стены прямо передо мной превратилась в большое овальное зеркало, немного туманное по краям, но очень четкое в центре. Чуть поправив фуражку с красной пятиконечной звездочкой, я пришла к выводу, что мой внешний вид идеально соответствует внутреннему содержимому. Прекрасна и очень опасна. У меня не будет причин комплексовать в том цветнике, который развел тут товарищ Серегин, при этом далеко не каждый решится подойти ко мне с неприличным предложением. Да, я действительно намерена последовать совету своих новых товарищей открыть свое сердце для новой любви, только собираюсь делать это осмотрительно и очень осторожно.